Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти
Шрифт:
— Гриф, я подхожу к вам на французском БТРе, — сообщил Кутасов. — Могу взять всех на борт и покатать.
Полковник не любил, когда «каскадёр» начинал выдрючиваться и кичиться своей ловкостью, но тут готов был расцеловать.
— Машину чисто взял? — сдерживаясь, спросил он.
— Да, вместе с командой из четырёх человек. Ребята послушные, не шалят, только по-русски не говорят. Но мы друг друга хорошо понимаем. Входите в зону, а я немного ещё покатаюсь. Всё-таки служба в усиленном режиме.
БТР проурчал вдоль минного поля и пропал за складкой местности. Это был, конечно, риск: контролировать команду бронетранспортёра невозможно из-за простого незнания голландского языка. Захваченные в плен «миротворцы» могли сообщить о своём положении по радио и «каскадёр» завалился бы в один миг. Но иного выхода сейчас не было. Чтобы войти в зону вместе с археологами,
Полковник полностью положился на Кутасова, а тот, освободившись от воли начальства, начал каскадерить в зоне в буквальном смысле. В его команде оказался боец, отлично владеющий немецким, и потому командир антиснайперской группы теперь был под языковым контролем. Подъехав к командному пункту голландцев, Кутасов выставил его из люка, и, держа под пистолетом, приказал, чтобы командир потребовал немедленно сделать проход в минном поле и ограждении для выезда БТРа на сербскую территорию — якобы для ликвидации снайпера. Сержант-голландец было заупрямился, и ему тут же надели на гениталии прибор, напоминающий конскую носовертку, после чего он стал послушным и сообразительным. Пока сапёры снимали мины и резали проволоку, «каскадёр» дефилировал по зоне и через пленного сержанта просил, чтобы прожектористы высветили вершину горы на территории сербов, где будто бы засел снайпер. И на удивление исполнительные голландцы навели луч прожектора на гору, после чего боец Кутасова демонстративно сделал один выстрел из захваченной в БТРе крупнокалиберной снайперской винтовки фирмы «Макмиллан». «Каскадёр» хорошо изучил тактику действий «миротворцев» в разделительной зоне и их повседневную жизнь. В том, что он делал, не было ничего, что бы вызвало тревогу или подозрения. Это было нормально, штатное поведение антиснайперской команды.
В проделанный проход он поехал не сразу, а около получаса ползал на бронетранспортёре по раскисшей пашне, мозоля глаза механизированному патрулю, и только после этого выскочил из зоны на большой скорости, устремляясь вдоль подножия горы. «Пассажиров» высадил в километре от ограждения, хотя вполне можно было сделать это раньше. И сразу же связался с прожектористами, требуя ещё раз посветить на гору. Арчеладзе с бойцами Кутасова уводил пленных стремительным марш-броском подальше от зоны, а «каскадёр» всё ещё продолжал бой с тенью: палил по горе из винтовки, потом из пулемёта и, наигравшись, не спеша снова въехал в зону, попросив через сержанта-голландца заделать проход в ограждении. И потом ещё часа два разъезжал по нейтральной земле, совался в самые неожиданные места и прощупывал таким образом систему ночной охраны. Ближе к утру, когда «миротворцы» притомились и пешие патрули мало-помалу стянулись к КПП или забрались под броню БТРов, Кутасов отыскал каменистый участок, чтобы не оставлять следов, снял мины, поднял проволочное ограждение на двухметровую высоту и благополучно покинул голландскую зону вместе с захваченным бронетранспортёром. За зоной бронетранспортёр вымазали грязью, чтобы не бросался в глаза, и пока Арчеладзе вёл пленных на обсерваторию, «каскадёр», опередив его, успел подготовить камеру в бетонированном подвале сгоревшего коттеджа.
Полковник к концу пути валился с ног и держался только за счёт таблеток сиднокарба — допинга, который опробовал ещё в Чернобыле. Он рассчитывал посадить пленных под замок и, несмотря ни на что, завалиться спать, однако домочадцы — оставшиеся на базе бойцы Кутасова — приготовили ему сюрприз: в штабе под охраной сидел офицер морской
пехоты ВМС США. Объяснения домочадцев были маловразумительными: этот офицер был обнаружен в комнате Арчеладзе, причём сидел в кресле, и, когда его застукали, не оказал никакого сопротивления, добровольно сдал личное оружие и сообщил, что полковник с археологами «Арвоха» сейчас движется в сторону обсерватории и с минуты на минуту будет здесь, и что он подождёт его в комнате. Как он проник на территорию посёлка, а тем более в штаб, оставалось загадкой, офицер пояснить что-либо отказался.Самое удивительное, что этот янки отлично говорил по-русски.
Арчеладзе вошёл в свою комнату, повесил на стену автомат и начал сдирать с себя грязную одежду, краем глаза наблюдая за странным гостем. На вид ему было лет тридцать — эдакий голливудский накачанный красавчик в ладно сидящей форме морского пехотинца.
Смотрел спокойно, с достоинством, и пока полковник раздевался, не обронил ни слова.
— Принеси мне сухую одежду, — попросил Арчеладзе кутасовского бойца, охраняющего офицера. — И что-нибудь выпить.
Едва тот скрылся за дверью, как гость встал, сдёрнул с головы пилотку, сказал негромко:
— Здравствуй, Гриф.
Это прозвучало, как пароль. Полковник содрал с себя мокрую от пота тельняшку, швырнул в угол.
— С кем имею честь?..
— Я Страга Земли Сияющей Власти, — представился офицер. — Карна благодарит тебя за службу, Гриф.
— Как я должен ответить? — со скрытой иронией спросил Арчеладзе. — Рад стараться? Или служу Будущему?
Тот понял его по-своему и ответ был неожиданный:
— Если ты хочешь получать деньги — нет проблем. Я готов выкупить каждого пленника по пятнадцать тысяч долларов. Получается хорошая сумма…
— Выкупить? — усмехнулся полковник — Это любопытно…
— Ну, заплатить за каждую голову, — поправился офицер. — Назови свою цену, Гриф.
— Скажи-ка мне, милейший, Страга — это что? Должность, звание? Я не разбираюсь в вашей иерархии.
— Считай, должность наместника, если можно так выразиться.
— Так вот, наместник Земли Сияющей Власти, — чётко выговаривая слова, произнёс Арчеладзе. — Я не служу за деньги и прошу не путать меня и моих людей с наёмниками.
— Я в этом не сомневался, — уверенно сказал он — Все, кто служат Будущему, служат ему за честь и совесть.
Полковник приблизился к нему вплотную, полуголый, руки в карманах.
— Как тебя зовут? Имя есть? Скажем так, мирское?
— Называй меня — Страга.
Это горделивое спокойствие пришельца покоробило Арчеладзе. Бессонница и усталость лишили его привычного равновесия и выдержки.
— Так вот… Страга, — мрачновато проговорил он. — Почему ты решил, что я служу вам? Насколько помню, ни присяги, ни клятвы я не давал, никаких контрактов не подписывал. И слова тоже не давал. Да будет тебе известно, я объявил личную войну Интернационалу и — всё. Личную войну, понимаешь? Другое дело, совпадают наши интересы. Но это может служить лишь для союзнических отношений. Тот человек, что указал мне на Балканы, не требовал никаких обязательств. Впрочем, как и подчинения. Я — вольный. Не просто свободный, прошу заметить, а именно вольный, и поступаю так, как считаю нужным. Но с благодарностью приму всякие ваши советы и рекомендации. И то лишь потому, что пока… не выработал собственной тактики борьбы. А у вас есть определённый опыт.
— По поводу тебя, Гриф, я получил особые инструкции, — вдруг признался Страга. — Мне нравится твоя позиция. Но как ты знаешь, нельзя войти в воду, не замочившись.
Боец принёс сухую одежду и фляжку. Пока длилась вынужденная пауза, Арчеладзе заметил, как гость начал волноваться, вероятно, спешил, присутствие постороннего раздражало его. Выпить водки он отказался.
— Мы проверили тебя в деле, — проводив бойца взглядом, продолжил он. — Ты достоин первой степени посвящения.
— Не пойму, это много или мало? — прикинулся полковник.
— Для вчерашнего изгоя — много, — жестковато определил Страга. — Но ты заслужил право называться теперь гоем. Да, это начальная степень. Однако самая главная.
— Теперь она обязывает быть в полном твоём подчинении?
— Совершенно верно, Гриф. И всякие твои действия отныне под моим полным контролем.
Арчеладзе вылил водку в горячий чай, обжигаясь, отхлебнул и стал одеваться.
— В таком случае… Страга, я вынужден отказаться от почётной степени, — заявил он между делом. — Не нужно меня посвящать ни во что. Мне больше нравится моё сегодняшнее состояние. Гой, изгой — это всё слова, условности, игра, а я — просто солдат.