Сокровище для ректора, или Русалочка в боевой академии

Тяжело перевернулась на спину, дыша часто, чувствуя острее, и уставилась в серое небо, с которого вот-вот должен был хлынуть дождь. Плавник дернулся и замер, обожженный песком.

Спустя несколько минут бездумного разглядывания туч в голове вспыхнул один-единственный вопрос:

«Что делать дальше?»

Я не могла ни встать, ни даже дотянуться до воды: силы покинули тело. Не могла ни позвать, ни надеяться на чью-либо помощь: все, кто мог помочь, уже не со мной.

Я не хотела возвращаться в море. Не сейчас, когда узнала нечто важное, когда наконец поняла, что все с самого начала было не так, как показалось и как я пожелала видеть.

Но без ног… с этим проклятым хвостом у меня просто не осталось выбора!

Со злостью, что закипела в сердце, стукнула кулаком по песку и почувствовала сразу, как к горлу подступил комок. В носу неприятно защипало.

— Жемчужинка?

Тонкий голос Тины разрезал сомкнувшуюся вокруг меня тишину и как ножом полоснул по сознанию. От неожиданности аж дыхание перехватило.

С дрожащим уже не от злости, а от тревожного волнения сердцем повернула голову и увидела то, чего не желала видеть больше никогда в своей жизни.

Страх вперемешку с удивлением. Страх передо мной. Русалкой, одной из тех, кого люди считают не тем, кем мы являемся на самом деле, и… боятся.

Глава 21. Пернатый черт и лорд горных степей

— Мама! Мама, там русалка! Настоящая русалка!

— Отойди! Скорее выйди из воды!

Девочку на то время практически моего возраста — ей было, возможно, лет девять — увела от воды женщина со взглядом столь безумным, что я пронесла его в памяти до сегодняшнего дня. Она вела себя так, будто море обагрилось кровью или же с востока ветер нес зловоние, схожее со смрадом из пасти кракена.

«Почему люди не видят разницу? — подумалось мне тогда. — Почему они слепы?»

Так же я думала и сейчас, оказавшись под прицелом пары глаз, затаивших ужас, такой же, с каким я столкнулась впервые много лет назад. Тогда я была права. Люди ослеплены ложными знаниями о таких, как я. Они видят то, что хотят видеть. То, что им внушили предки, передававшие несуразные легенды из уст в уста.

Может, они не такие уж и несуразные… Но они не о нас.

— Жемчужинка…

Тина шагнула ко мне, и я решила бы, что она-то все поняла, что она одна из тех, кто увидел суть, если бы Гвен не вцепилась в ее запястье, не дернула на себя, и взгляд ее, совсем как у той женщины, не ранил так же сильно, как зубы акулы, как-то раз вонзившиеся в мой плавник.

— Не подходи к ней, — сказала Гвен шепотом, который я не расслышала бы, будучи человеком. Но в обличье русалки, со слухом чутким, как у птиц, я приняла этот шепот за крик.

И отчего же дурно так стало?.. Все сжалось внутри в тугой узел, глаза застелила пелена.

Раньше меня не так сильно задевали подобные взгляды. Я была равнодушна к безосновательному страху людей, привыкнув, смирившись с тем, что я не в силах убедить каждого в том, что я вовсе не монстр. А теперь…

Теперь мне было больно смотреть на тех, кто казались мне друзьями, и не видеть прежней доброты, лицезреть вместо нее тревогу.

— Это же Мира. Мы должны…

— Нет.

От резкости тона адептки хвост вздрогнул, будто готовился самостоятельно утащить меня в море.

Гвен нахмурилась, и страх ее смешался с чем-то более сильным. Она словно угрожала мне.

— Я не стану кормом для… нее.

Как же сильно страх способен менять людей. Гвен всегда казалась раздражительной, но еще ни разу ее гнев не обращался на меня.

Под хмурым взглядом и взглядом, полным нерешительности, я отползла назад, приложив немало усилий, чтобы сдвинуть длинный тяжелый хвост. Сердце забилось в разы сильнее, едва не подскочив к горлу, когда Тина все же вырвалась из хватки подруги и зашагала в мою сторону.

Я взметнула рукой, точно в жалкой попытке отогнать ее, как надоедливую рыбку. Но это нервное движение оказалось сопровождаемой волной, вырвавшейся из бушующего моря, метнувшейся прямо в сторону девочек. Это произошло инстинктивно, как и тогда, когда мне угрожала опасность. Я вовсе не хотела этого. Наверное…

Вода окатила их с головы до ног, вынудив отскочить назад. Найдя в этой заминке преимущество, я доползла до кромки и нырнула в море под зов Тины, прокричавшей мое имя и что-то еще, что осталось там, на поверхности, над сомкнувшейся над головой водой.

Я плыла настолько быстро, насколько могла. Избавившись от туники, как мне казалось, уже ненужной — ведь вероятность, что я вернусь на сушу, крайне мала, — я проплыла мимо рифов, замирая на долю секунды всякий раз, когда наверху раздавался гром и сотрясал толщу воды.

Ох, и не повезло же сегодня морякам и всем тем, кто по воле случая оказался на воде: Кхела успокоится нескоро, а значит, злая погода не изменит свое настроение, возможно, до самого утра. Я не знала, почему вдруг морская владычица обозлилась, но знала, что причина ее злости существует. Небо разверзлось и выпустило из себя поток обильного дождя по ее желанию, и все это не прекратится, пока Кхела не совершит правосудие над обидчиками или пока не сжалится над людьми и подводными жителями.

Только настоящие глупцы среди русалок рискнули бы сейчас вынырнуть и оказаться скованным громом. Я была глупцом. Я вынырнула, хоть и долго решалась.

Крупные капли забарабанили по голове и плечам, омывая и без того мокрое лицо, ослепляя, замыливая взор. Быть на поверхности в дельте реки было не столь страшно, как в отрытом море, но меня все равно сотрясала дрожь, и я как можно быстрее доплыла до деревянной стены, отделяющей от меня тетушкин дом. Каждый раз оказываясь у этого сооружения, я понимала, насколько сильно тетя не любила море. Она, бывшая русалка, быть может, единственная из всех русалок, которая терпеть не могла весь океан и предпочла жизни среди своих жизнь на суше.

Я не знала, почему приплыла именно сюда. Или просто не хотела признавать, что в случае опасности или невезения всегда полагалась на тетушку. Всегда приплывала к ней, надеялась на ее помощь. Но теперь-то в этом не было смысла.

Ветка, на которой обычно гордо восседал Филя, пустовала, да и сама ива казалась какой-то неживой, склонившейся ближе к воде под тяжестью ливня.

Я верила, что Филя там, в домике, но на мой зов никто не откликнулся, на отчаянные удары по стене никто не вышел, не показался в поле зрения. В доме было пусто, а все жители леса притаились в своих норах и дуплах до тех пор, пока не смолкнет дождь.