Сокровище тамплиеров

Письмо ещё не добралось до адресата, а король Ги Иерусалимский уже высадился на кипрском побережье и разместился в шатре Ричарда, поставленном на холме в миле от городских ворот. Холм этот усиленно охранялся. Тем временем на горизонте уже замаячили паруса флотилии, прибытия которой ожидали до наступления ночи. Не успели суда бросить якоря, как Комнин прислал Ричарду ответ.

Когда представитель императора прибыл с депешей к галере Ричарда, сам Исаак появился перед городом в сопровождении разномастной толпы вояк, которые выставили перед воротами переносные заграждения. Сен-Клер, наблюдавший за происходящим с борта судна и не знавший о переписке Ричарда с Комнином, расценил манёвр последнего как вызов — и не ошибся.

Ответ Исаака на миролюбивое письмо короля был настолько резким и возмутительно высокомерным, что прочитавшим послание королевским советникам оставалось лишь качать головами и бормотать, что этот человек явно безумен. Исаак заявил, что не отпустит своих пленников и не вернёт ни единой золотой монеты. Он написал, что презренные чужаки-латинцы нанесли ему оскорбление, посмев вторгнуться в его владения, и справедливо наказаны заточением и конфискацией имущества, а их сородичи должны смириться со случившимся, признать свою вину и убраться подальше, ибо он больше не желает о них слышать. И пусть латинцы денно и нощно благодарят Комнина за то, что он вообще соизволил ответить на их депешу, ибо императору неуместно переписываться с какими-то там королями.

Несколько человек впоследствии рассказали Андре, что, пока канцлер зачитывал этот ответ, Ричард стоял молча, широко раскрыв глаза от изумления, а потом рассмеялся диким лающим смехом и приказал немедленно высадиться на берег, где в окружении своих людей красовался Комнин.

Высадка трёх сотен воинов под прикрытием двухсот лучников и арбалетчиков состоялась менее чем через час. Ополченцы Исаака попытались было преградить «латинцам» дорогу, но со стоящих близ берега судов на них обрушился смертоносный ливень стрел и арбалетных бортов. Люди Комнина мигом пали духом, во главе со своим императором припустили к городским воротам и укрылись за ними. Поле боя осталось за Ричардом.

Весь день и всю ночь Ричард наблюдал, как на сушу сводят боевых коней. Некоторые из них провели в море целый месяц и застоялись в тесных корабельных стойлах. Вряд ли хоть один конь смог бы сразу пуститься вскачь, не говоря уж о том, чтобы участвовать в сражении. Но ближе к утру Ричард бросил клич, призывая сорок добровольцев отправиться с ним в прибрежное местечко Кол осей, лежавшее в пяти милях от места высадки, — прошёл слух, что там укрылся Исаак со своими ближайшими приспешниками.

Андре, которому не спалось всю ночь, услышал, как глашатай с пирса выкрикивает королевский клич, как ему вторит вахтенный на носу корабля. Молодой человек тут же направился к Турнедосу и заявил, что как вассал Ричарда желает принять участие в вылазке. Но Турнедос возразил: будучи командиром моряков, он не вправе принять такое решение. Раз Андре послушник, ему надлежит просить дозволения у старшего из находящихся на борту служителей Храма.

Андре до сих пор не выпало случая познакомиться с этим известным рыцарем по имени дон Антонио дель’Акила, но молодой человек много раз видел его на корабле. Сейчас Сен-Клер нашёл его на кормовой надстройке: дель’Акила стоял, облокотившись на поручень, неподалёку от сержанта-рулевого и тихо беседовал с каким-то смуглым рыцарем.

Очевидно, оба собеседника были очень заняты, но рыцарь, слегка нахмурившись оттого, что его отвлекли от беседы, и даже не повернувшись в сторону Сен-Клера, выслушал его просьбу... И тут же отказал в ней не терпящим возражений тоном.

И всё же Андре попытался возразить. Он сослался на то, что ещё не принёс присяги ордену — значит, вообще не должен испрашивать разрешения и делает это только из учтивости.

Дель’Акила, или просто Акила, как дружески называли его храмовники, уже вернулся было к прерванной беседе и протянул руку, желая взять товарища за плечо, но замер, услышав слова Андре. Он выпрямился и поднял палец, извиняясь перед собеседником и давая понять, что ненадолго отвлечётся. Затем Акила повернулся к Сен-Клеру. Висящая на переборке лампа отбрасывала на лицо тамплиера колеблющийся свет, и Андре ожидал увидеть на этом лице гнев, но Акила смерил юношу долгим, абсолютно невозмутимым взглядом.

Антонио дель’Акила был воином в самом расцвете сил, лет тридцати с небольшим. Его густая рыжеватая, коротко постриженная бородка в предрассветном мареве казалась чёрной. Поверх кольчуги он носил белую орденскую мантию, украшенную не только удлинённым алым крестом — отличительным знаком храмовников в Святой земле, — но и другим крестом, над самым сердцем. Такой равносторонний чёрный крест служил эмблемой ордена в самом начале, до того как крест на мантиях тамплиеров стал броского алого цвета в знак безвинно пролитой крови Иисуса Христа. Лишь немногим тамплиерам дозволялось носить оба креста одновременно — такого права удостаивались рыцари, отличившиеся в сражениях и тем самым прославившие орден.

Акила некоторое время стоял, глядя на Сен-Клера в упор, прищурив глаза и слегка покусывая верхнюю губу, потом с глубоким вздохом повернулся к своему собеседнику.

— Простите, сеньор Лоренцо, но я должен заняться этим... делом. Если вы подождёте меня в моей каюте, я постараюсь явиться туда как можно быстрее.

Сеньор Лоренцо глубоко поклонился и ушёл, а Акила поманил пальцем Сен-Клера.

— Идёмте со мной.

Андре послушно зашагал рядом с тамплиером.

— Почему вы хотите отправиться с Ричардом? — без обиняков спросил Акила.

— Герцог — мой сеньор...

— Я это знаю, мастер Сен-Клер, но почему вы хотите с ним отправиться?

Андре заморгал, слегка удивлённый тем, что Акила знает его имя, но нашёлся с ответом:

— Таков мой вассальный долг.

— Нет, ваш вассальный долг — повиноваться приказам короля. Но он не отдавал на сей счёт никаких приказов. Он всего лишь выкликнул добровольцев. Теперь позвольте мне повторить вопрос: почему вы хотите с ним отправиться?

— Чтобы... — начал было Андре, но не договорил.

Он вдруг понял, что подыскивает оправдание своим, в общем-то, эгоистическим желаниям, и, не сдержав улыбки, мысленно признал своё поражение.

— Чтобы снова очутиться в седле.

— Очутиться в седле после долгого времени, проведённого в море, хотите вы сказать?

Акила не смотрел на юношу и не видел его улыбки.

— Да, — согласился Андре.

— Думаете, вы один мечтаете об этом?

— Нет, но...

— Вот именно.

Они пересекли кормовую надстройку и неторопливо двинулись вдоль правого борта, прочь от рулевого, который провожал их любопытным взглядом. Наконец, оказавшись там, где вахтенный не мог их слышать, Акила остановился и повернулся, так что они с Андре оказались почти нос к носу. Схватив Сен-Клера за запястье, Акила нахмурился и негромко, драматическим тоном заговорил:

— Не двигайтесь. Смотрите мне в глаза. Послушайте, что я скажу. Слушайте меня внимательно! Предположим, я разрешу вам отправиться с вашим сеньором. Возможно, вы проскачете пять миль на коне, который после месяца, проведённого в море, каким-то чудом одолеет такое расстояние. Допустим, вы и впрямь найдёте императора Кипра и его дурацкую компанию и сразитесь с ними. Но скорее всего, вам достанется скверная лошадь, скакать придётся по незнакомой местности, и, хотя вряд ли Исааку Комнину служат умелые бойцы, может случиться так, что один из них — пусть даже случайно — нанесёт вам смертельный удар.