Соленый ветер

– Анна, – прошептала мне Китти, когда в небе все стихло, – ты не спишь?

– Нет.

– Мне нужно тебе кое-что сказать. Кое-что важное.

Я села.

– Что такое?

Она вздохнула и посмотрела на меня глазами, полными печали и невысказанной боли:

– Я беременна.

Глава 10

Я охнула и бросилась к ее кровати.

– Ой, Китти! – закричала я, качая головой. Я поверить не могла ее словам.

– Я уже давно знаю, – призналась она с полными слез глазами, – но боялась тебе говорить.

– Почему, Китти?

Она глубоко вздохнула.

– Отчасти боялась признаться в этом даже себе, отчасти – не хотела тебя расстраивать.

– Расстраивать меня? – Я провела рукой по ее волосам и покачала головой. – Меня расстраивает только то, что тебе приходилось тащить эту ношу в одиночестве.

Китти прижалась лицом к моему плечу и зарыдала так сильно, что ее тело забилось в конвульсиях.

– Не знаю, что и делать. Посмотри на меня, – она показала на явно округлившийся живот, – я месяцами прятала его под поясом. Но больше не могу. Скоро все заметят. Ребенок родится через месяц, может, даже раньше.

Я вздохнула.

– Надо поговорить с сестрой Гильдебрандт.

– Нет, – взмолилась Китти, – не надо. Прошу, Анна.

– Это наш единственный выход. В твоем положении нельзя так напряженно работать, и скоро родится ребенок. Мы должны заранее все обдумать.

Китти казалась испуганной и потерянной. Я поняла, что она не задумывалась о том, что ждет впереди – рождение ребенка на острове за тысячу миль от дома, без мужа, в позоре и неопределенности.

– Хорошо, – согласилась она. – Если ты считаешь нужным, скажи ей. Но я не буду при этом присутствовать.

Я поцеловала ее в лоб и улыбнулась:

– Тебе и не придется, милая. Я обо всем позабочусь.

* * *

На следующий день мне никак не удавалось остаться с сестрой Гильдебрандт наедине. Но в конце смены все-таки повезло – мы столкнулись на складе.

– Сестра Гильдебрандт, – начала я, тихо прикрыв собой дверь, – можно с вами поговорить?

– Да, Анна, – ответила она, продолжая распаковывать ящик, – только скорее: мне нужно идти.

– Спасибо. Это насчет Китти.

Сестра Гильдебрандт кивнула.

– Я уже знаю, – спокойно ответила она.

– О чем знаете?

– О беременности.

– Да, но…

– Анна, я работаю медсестрой очень давно. Я принимала роды и сама рожала детей. Я все об этом знаю.

Я ошарашенно смотрела на нее.

– Ей нужна ваша помощь, – осторожно сказала я, – скоро родится ребенок, и она уже не может работать, как прежде.

Сестра Гильдебрандт повернулась ко мне. Ее лицо смягчилось – такой я ее еще не видела.

– Передай, пусть не беспокоится насчет работы. Если другие спросят, я скажу, что у нее лихорадка и она на карантине. Тебе придется носить еду. Справишься?

– Да, – с улыбкой ответила я, – конечно.

– Когда настанет время, приходите ко мне.

Я кивнула.

– Но что будет с ребенком, когда…

– Я знаю семейную пару миссионеров, они возьмут ребенка. Они живут за холмом, на другой стороне острова. Хорошие люди. Я поговорю с ними утром.

– Спасибо, сестра Гильдебрандт, – с чувством поблагодарила я. На глазах выступили слезы. – Я не ожидала, что вы…

– Довольно, – отрезала она. Мягкость исчезла, уступив место привычной строгости. – Пора возвращаться к работе.

* * *

День, когда Мэри покинула остров, стал печальным для всех, а особенно для Китти – она осталась в казармах и не смогла проводить подругу до самолета вместе с остальными.

Остров обошелся с Мэри особенно жестоко. Он чуть не погубил ее от малярии, а потом разбил ей сердце.

– Прощай, подруга, – сказала Стелла.

– Мы никогда тебя не забудем, – добавила Лиз.

Мэри, стоящая у входа в самолет, казалась совсем бесплотной. Похудевшая, с перевязанными запястьями – она пыталась перерезать себе вены.

Она достала из сумки носовой платок и промокнула покрасневшие глаза.

– Я буду скучать. Так не хочется от вас уезжать. Вы стали моими лучшими подругами, моими сестрами.

Я сжала ее руку.

– Тебе пора, милая. Езжай домой. Береги себя.

Я вспомнила о письме от Эдварда, лежащем в моем кармане. Его пришлось прятать дольше, чем я ожидала. Была ли Мэри готова прочитать его теперь? Уже не важно. Письмо принадлежало ей.

– Да, мне пора.

Девушки смахивали слезы, Мэри направилась к самолету.

– Подожди, – сказала я. Мэри удивленно повернулась.

Я достала из кармана письмо и вложила ей в руку.

– Надеюсь, ты простишь, что я его все это время прятала. Я лишь хотела защитить тебя от боли.

При виде имени отправителя у Мэри загорелись глаза.

– Боже мой, – ахнула она.

– Прости, – пробормотала я, отступая назад.

Мэри взяла меня за руку:

– Нет. Я понимаю. Все в порядке.

– Я буду очень скучать. Пообещай, что после войны навестишь меня в Сиэтле.

Мне захотелось, чтобы все было иначе – у нее, у Китти, у всех нас.

– Обещаю.

С этими словами Мэри с письмом в руке исчезла из нашей жизни – возможно, навсегда. Остров как будто осиротел.

* * *

Долгое время мне казалось, что Уэстри никогда не вернется. Без него остров изменился, особенно теперь, когда Мэри уехала, а Китти не выходила из комнаты. Но однажды утром в конце мая, во время работы в лазарете, по центральному громкоговорителю объявили, что солдаты вернулись.

– Иди, – сказала мне сестра Гильдебрандт.

Я ее даже не поблагодарила, просто выбежала на тропинку и не останавливалась до самого аэродрома. Солдаты направлялись в лагерь, неся свои тяжелые сумки. Среди них были Ланс, полковник Донехью и еще несколько знакомых. Но где Уэстри? Я огляделась. Эллиот уже вернулся домой, его служба подошла к концу. Кто еще может знать о судьбе Уэстри?

– Ты не видел Уэстри? – спросила я незнакомого солдата с опущенной головой.