Соленый ветер

– Прощай, – прошептала я Уэстри на ухо, прикоснувшись щекой к щеке. Потом нащупала его ладонь, вложила в нее цветы и побежала к самолету.

– Анна, подожди! – крикнул Уэстри. – Картина. Ты ее забрала?

Я похолодела.

– Что ты имеешь в виду? Ты же сказал, что сам заберешь ее.

Уэстри развел руками.

– Прости, Анна, – пробормотал он, в глазах мелькнула паника. – Я хотел вернуться, но не было времени. Я…

Отряд Уэстри уже загрузился, к нам направлялся командир. Я повернулась к пляжу и задумалась – если быстро бежать, успею ли я добраться до бунгало и вернуться?

– Прошу, – взмолилась я, глядя на Стеллу. Она стояла у лестницы, ведущей в кабину пилота. – Скажи пилоту, мне нужно еще пятнадцать минут. Я оставила кое-что на базе. Я быстро, обещаю.

Позади нее появился пилот.

– Простите, мадам, у нас нет времени, – твердо сказал он. – Мы должны вылетать немедленно.

Я взошла по трапу, с трудом переставляя ноги. Прежде чем помощник пилота захлопнул дверь, мы встретились взглядом с Уэстри. Я не слышала его слов из-за рычания мотора, но смогла прочитать по губам.

– Прости, пожалуйста, – говорил он, – я вернусь. Не волнуйся, Анна. Я…

Дверь захлопнулась, я так и не узнала конца фразы. И не важно, решила я, утирая слезы платком. Все кончено. Магии бунгало больше нет, ее волшебство улетучивалось, пока самолет набирал скорость и высоту. Я наблюдала, как уменьшается остров, превращаясь в точку на карте. Точку, где столько всего произошло и где все мы оставили частичку своей души.

Ко мне наклонилась Стелла:

– Будешь скучать?

– Да, – честно призналась я.

– Как думаешь, ты вернешься сюда? – осторожно спросила она. – Мы с Уиллом думаем приехать сюда. Конечно, уже после войны.

Я снова посмотрела в окно, на изумрудную точку посреди бирюзового моря.

– Нет, – твердо ответила я, – сомневаюсь.

Я сжала медальон, который висел у меня на груди, и с нежностью и благодарностью подумала о кусочке дерева из бунгало, спрятанном внутри. Мое сердце всегда будет хранить любовь.

Глава 13

– Мы скучали, детка, – сказал папа, когда я залезла в машину. К счастью, на заднем сиденье не было Максин. Даже месяцы спустя мне было нелегко принять их отношения, ведь из-за этого разрушилась наша семья.

Я вздохнула, откинувшись на мягкое кожаное сиденье «Бьюика», и мы тронулись в сторону дома. Здесь не будет джипов, дорог из гравия и колдобин.

– Как хорошо возвращаться домой.

Я глубоко вдохнула мягкий воздух Сиэтла. Обратный путь меня измотал – несколько перелетов, четыре дня в море. Было время все обдумать, упорядочить мысли, но когда я вышла из самолета в Сиэтле, меня просто трясло от неопределенности.

– Герард дома, – осторожно сообщил папа, прощупывая почву.

Я опустила взгляд на свои руки, которые ласкали Уэстри и все еще любили его. Руки предательницы.

– Он хочет меня видеть?

– Милая, ну конечно. Похоже, главный вопрос – хочешь ли его видеть ты?

Видит меня насквозь. Как всегда.

– Не знаю, папа, – пробормотала я, на глаза навернулись слезы. – Я больше не знаю, чего хочу.

– Иди сюда, милая, – сказал он. Я пододвинулась ближе, и он обнял меня одной рукой, успокаивая. Мне очень хотелось верить в то, что все будет хорошо.

* * *

Уиндермир не изменили ни время, ни война. Но, проезжая знакомые дома, я понимала, что внешний вид обманчив. У дома Ларсонов все еще зеленела красивая лужайка, и цвел роскошный сад с изящными урнами и фонтаном, но я знала – каждый уголок наполнен здесь горем. Близнецы не вернулись. Терри убит в бою под Марселем, Ларри погиб в авиакатастрофе два дня спустя – он ехал домой, чтобы поддержать мать.

Дом Годфри тоже сохранил прежний лоск. Проезжая мимо, я задержала дыхание, вспомнив вечер помолвки, лицо Китти, наши планы. Если бы я знала, как все обернется, поехала бы с ней на остров?

– Он вернулся в пятницу, – сообщил папа. – Его отправили немного раньше из-за отпуска по ранению.

Я похолодела.

– Отпуска по ранению?

– Да. Его ранили в руку и плечо. Возможно, левая рука уже никогда не восстановится, но в общем контексте войны это не так страшно.

Я разволновалась. Папа прав. Ребята становились калеками, умирали. Ранение Герарда не так уж серьезно, но почему-то я все равно заплакала.

– Не плачь, милая. С ним все будет в порядке.

– Знаю, – всхлипнула я. – Просто…

– Нелегко это принять. Понимаю.

– Эта война… Она изменила все, изменила всех нас.

– Так и есть, – торжественно сказал папа и повернул на знакомую улицу. Разумеется, здесь ничего не изменилось. Но я знала: на самом деле все иначе. Уже никогда не будет так, как прежде.

* * *

В дверь спальни тихонько постучали. Где я? Я села и попыталась сориентироваться. Старые кружевные занавески. Большая кровать. Да, дома. Но который час? Какой сейчас день? За окном темно, значит, уже вечер. Сколько я проспала? По крыше стучал дождь, и я закрыла глаза, вспомнив тропические ливни и как мы с Уэстри принимали душ прямо на пляже. Я все еще чувствовала его объятия, аромат его влажной кожи. Я закрыла глаза. Неужели это был просто сон?

Я закуталась в одеяло, не обращая внимания на то, что в дверь снова постучали. Я не хочу видеть Максин. Не сейчас. Уходи. Пожалуйста, уходи. Оставь меня с воспоминаниями.

Через несколько мгновений под дверь подсунули листок бумаги. Сначала я пыталась сделать вид, что не вижу его, но все-таки он привлекал мое внимание. Я с трудом села, потом встала, подошла к двери и подняла записку.

На бежевом листке бумаги я увидела знакомый почерк:

«Дорогая Антуанетта,

Я знаю, тебе больно. Мне тоже. Позволь тебя утешить.

Максин».

Я положила пальцы на холодную ручку и медленно ее повернула. Приоткрыв дверь, я увидела, что в коридоре стоит Максин. Волосы убраны в обычную прическу. Вокруг талии аккуратно повязан выглаженный передник. В руке поднос с сэндвичами. В стеклянной вазочке стоит роза, а из глиняной кружки поднимается пар. Я вдохнула аромат бергамота и отпустила ручку.

– Максин! – заплакала я.