Солнце отца

— Ты хорошо говорил сегодня. О Париже.

Сольвейг напряглась, будто Магни мог повернуть топор и зарубить ее.

Она приспособила свои слова к его движениям, чтобы не напугать его слишком сильно. Но он, казалось, совсем не удивился. Должно быть, Магни был очень внимателен во время работы, одним глазом высматривая неприятности.

Знал ли он, что она стояла там, среди деревьев, наблюдая за ним? При этой мысли Сольвейг почувствовала, как ее лицо вспыхнуло.

Он уронил топор и поднял свою тунику, чтобы вытереть ею лицо.

— Ты снова со мной разговариваешь?

Спрашивая, Магни провел рукой с туникой по груди. Сольвейг не могла оторвать глаз от этого движения, от его блестящей кожи, от перекатывающихся мышц. Это беспокоило ее — то, как ее тело иногда игнорировало разум, когда Магни был рядом.

— Но это ты ушел. С цветами другой девушки на шее.

Нет, нет, нет! Она не искала его, чтобы ссориться!

Тогда почему она начала разговор так? Ну, потому что она хотела вернуть их дружбу. Она скучала по Магни, хранителю всех ее секретов. Она хотела помириться с ним. Она хотела…

Магни вздохнул, и этот звук был самим разочарованием.

— Я не хочу ссориться с тобой, Сольвейг. На сегодня с меня хватит сражений. — Он натянул тунику через голову. Белье прилипло к его влажной от работы коже.

— Подожди.

Он остановился на полпути, уже наклонившись, чтобы снова поднять топор. После паузы длиной в удар сердца он поднял его и выпрямился, держа ручку свободно. И уставился на нее, ожидая.

Сольвейг не знала, что делать или говорить. Ее сердце колотилось гораздо сильнее, чем когда-либо в битве.

Он ничего не сказал, но и не двинулся с места. Он просто стоял там и ждал.

Слова родителей эхом отдавались в голове Сольвейг.

«Возьми же то, что хочешь. Возьми все, что хочешь».

«Здесь, на земле, есть все, что тебе нужно».

«Наша любовь не делает нас слабыми. Она придает сил».

И слова Магни. «Я буду ждать».

Она не была трусихой. Она была Девой-защитницей, рожденной из легенд, она была храброй и сильной. Сама по себе она еще не легенда, но и не огонек, который можно растоптать ногами.

Или, возможно, она все-таки была трусихой. Были вещи, которые она хотела, но за них ей нужно было бороться. Сольвейг боялась неудачи, и это было малодушно.

«Узы любви — это не цепи».

— Чего ты хочешь, Сольвейг?

«Возьми же то, что хочешь. Возьми все, что хочешь».

— Я не хочу, чтобы меня от битвы заслонял мужчина. Я не хочу, чтобы мне мешали идти по дороге моей судьбы.

Магни ничего не сказал. Выражение его лица не изменилось. Он ждал.

«Наша любовь не делает нас слабыми. Она придает сил».

Расправив плечи, она подошла к нему. Это был человек, которого она любила всю свою жизнь, как брата. Это был юноша, которого она любила теперь как мужчину. Хороший, сильный и красивый. Он не стал бы ее удерживать. Никогда бы не стал.

Сольвейг положила руки Магни на грудь.

— Я хочу, чтобы ты любил меня как женщину.

Он вздрогнул и схватил ее за запястья свободной рукой. Она думала, что он намерен оттолкнуть ее, но Магни только обнял ее и пристально посмотрел ей в глаза.

— Я люблю. Я люблю тебя такой, какая ты есть.

Она хотела большего, чем слова. Теперь, когда она выбрала этот путь, ей нужно было пройти его до конца.

— Я хочу, чтобы ты показал мне. Я хочу это почувствовать.

— Что?

Каждая частичка воли Сольвейг была направлена на то, чтобы удержать тело от дрожи. Никогда еще она не была так напугана.

— Я люблю тебя, Магни Леифссон. Я доверяю тебе. Если ты хочешь получить меня, тогда возьми меня.

И вдруг произошло нечто чудесное. Лицо Магни изменилось. Оно смягчилось, и свет проник в его глаза, заставив их засветиться.

Он посмотрел на нее так, как ее отец смотрел на ее мать. Взглядом, полным неприкрытой, всепоглощающей любви.

Она была поймана в ловушку этим взглядом, потерялась в его сверкающих глазах, но услышала глухой удар, когда Магни уронил топор, а затем его руки обняли ее, и его губы оказались на ее губах. Когда он крепко прижал ее к своему телу, и его язык проник между ее губами — и это не было похоже ни на один другой их поцелуй.

Сольвейг отпустила страхи и сомнения. Она отпустила свое наследие.

Она обвила руками шею Магни и отдалась любви.

10

Такого не было раньше, когда руки Магни касались Сольвейг — сотни раз за всю их жизнь, тысячи, но такого не было никогда. Теперь они сплелись вплетенными так крепко, что почти стали одним целым.

Пока его язык исследовал рот Сольвейг, запоминая его нежный вкус, Магни вел руками вверх по ее спине. Наконец они оказались у ее головы и сжали косы, жесткие от пота и крови прошедшей битвы.

Они были во Франкии. В стране врагов. Несмотря на то, что вокруг стояли часовые, а по лесу бродили патрули, он должен был не забывать об этом и быть настороже. Но в остальном Магни был готов отдать себя женщине, которую обнимал — так надолго, насколько она останется с ним. Навсегда, если она пожелает этого.

Он знал все о Сольвейг и все же оказался удивлен ощущением ее тела рядом, тем, насколько оно подходило его телу, тем, как ее грудь прижималась к его груди, звуком ее дыхания, ощущением тепла от него на щеке.

И вот она начала исследовать их поцелуй, узнавать его. Ее руки забрались в его волосы. Нога просунулась меж его бедер. Язык нашел язык Магни и лизнул его краешек — и все в нем, начиная от сердца и живота и заканчивая плотью, сжалось и содрогнулось. Понимает ли она, что это такое твердое уперлось ей в бедра?

— Сольвейг, — выдохнул он, отворачиваясь, чтобы вдохнуть воздуха и, может быть, немного прийти в себя. Та часть разума Магни, которая должна была оставаться настороже, совсем забыла о своей миссии. — Скажи мне, чего ты хочешь.