Солнечное затмение
Шрифт:
При чтении своих зарифмованных перлов король слегка смущался, извиняющимся голосом говорил: "вот здесь как бы рифму надо немного подправить". Но на самом деле страстно ожидал от своего окружения словесного апофеоза. И никогда не обманывался в ожиданиях. Придворные, с изумлением глядя друг на друга, восклицали: "это восхитительно! это великолепно! слышали ли наши уши раньше что-либо подобное?". Ибо каждый из них знал, чем более страстным поклонником таланта его величества он будет, тем более успешная карьера его ожидает. Эта полутеатральная буффонада длилась во дворце с момента коронования Эдуанта.
Еще король любил сочинять и рассказывать анекдоты. Слуги и министериалы,
Эдуант, помимо королевского, присвоил себе столько титулов, сколько иному монарху даже и на ум не шло. Он называл себя "мое великолепие", "моя неповторимая изысканность", "мой чудный гений", "мое сиятельство", "моя индивидуальность", и так далее, и тому подобное. Страстно любил танцевать со своими фаворитками и по два-три раза в эпизод приказывал шить себе новое платье, уверенный, что шокирует им окружающих. Да, на платья Эдуант тратил уйму денег, обвешивал их драгоценностями с тем же обилием, как праздничный торт мажут кремом. Бывало выйдет к придворным в своем очередном новом наряде, интригующе прищурится, кокетливо поведет глазками, выждет несколько мгновений, пока придворные придут в себя от изумления, потом кружась и пританцовывая, спросит:
– - Ну... как вам мое великолепие, моя неповторимая индивидуальность?
Все вокруг замолкают, некоторые хлопают в ладоши и, не в силах оторвать взор от ярких, бунтующих красок, восклицают:
– - Ваше величество! Вы в следующий раз хоть предупреждайте. Мы бы тоже приоделись соответственно вашей красоте.
Слова приторной лести ласкали слух Эдуанта и почти никогда не приедались. Как малый ребенок не может обходиться без сладостей, пьяница -- без своей бутылки, а потребители наркотиков -- без очередной дозы, так и у короля в душе начиналась ломка, если он долго не слышал в свой адрес слов восторга и реплик народного пиетета. Он мог долгими циклами стоять перед зеркалом, примеряя платья, и любоваться собой. В тронном зале, кстати, он все стены обвешал зеркалами, чтобы иметь возможность зреть свою индивидуальность, свою неповторимую изысканность одновременно спереди, сзади и с обоих боков.
Правящим кругам Англии было выгодно держать на троне придурка. Им можно было управлять и манипулировать как угодно. Изредка, правда, бывало, что король воспротивиться, не послушает совета и сделает по-своему. Но это лишь тогда, когда у него подпорчено настроение или когда он долго не слышал льстивых словес в свой адрес. Эдуант редко кого отправлял на казнь, но зато указы о пожизненной работе в угольных шахтах подписывал направо и налево.
Большинство людей в Англии не были оригинальны. Они искренне считали, что их король имбецильно болен. Он олигофрен то ли по рождению, то ли по призванию, то ли по убеждению. Но были и те, кто говорил, что король очень умен и хитер. Он намеренно надел на себя маску идиота, чтобы
из-под нее зорко следить за своим окружением. "Как бы там ни было, но все было так, как оно было". (цитата)Сейчас Эдуант, по своему обыкновению, танцевал в зале с десятью придворными дамами. Под звуки струнного оркестра он разучивал с ними грациозные па и каждой из партнерш глядел в лицо так, словно она осталась последней женщиной в черной вселенной. В самый разгар тихого хореографического экстаза вошел его дворецкий Якоб со спешным донесением:
– - Ваше величество, вас желает видеть лорд Клайсон. Это очень важно.
Король капризно махнул рукой и, обращаясь к фавориткам, мягко пропел:
– - Мои золотца, мои птенчики, я отлучусь ненадолго.
Лорд уже поджидал монарха в небольшом будуаре, нервно отмеряя шагами его скромную площадь. У него уже несколько раз правая рука так и порывалась вытащить шпагу и проткнуть глупому королю его глупую голову. Неразумие первого лица английской державы было столь непредсказуемо, что порой оно действовало на руку высшей знати, порой же вытворяло фокусы, которыми приходилось давиться от злости.
– - Друг мой, ты звал меня?
– - сначала появился мягкий, почти женственный голос, потом и сам Эдуант, его законный обладатель.
Его очередное платье из гипюра и бархата было почти все унизано драгоценными камнями. Пышное гофрированное жабо словно отделяло голову от туловища. Как обычно, белый парик в сочетание с белоснежной кожей лица и откровенно глупым взором подчеркивали природную инфантильность короля.
– - Ваше величество, дела плохи...
– - Клайсон все же схватился за эфес шпаги и опустил голову, чтобы глаза не выдали его клокочущего гнева.
– - Ашер окружен франзарскими войсками. Они приволокли из Тевтонии стенобитные машины и шансов удержать город... Короче, необходимо подкрепление. Увы, я говорю о полномасштабной войне. В Ашере ваши лучшие солдаты, там адмирал Боссони, и их надо спасать.
Король скривил такую физиономию, будто ему вместо обещанного сладкого фрукта подсунули кислючее яблоко. Он изумленно пожал плечами, поводил туда-сюда глупыми зрачками, выпучил нижнюю губу и молвил:
– - Моя индивидуальность слышит нечто странное. Уши мои в изумлении. Какая война? Что вы, сэр? Я просто проиграл в кости и захватил один франзарский город. У меня и в мыслях не было вести с Франзарией полномасштабную войну. Более того, король Эдвур Ольвинг в списке моих лучших друзей. Он умный человек и должен был понять, что захват Ашера просто шутка с моей стороны, невинная шалость. Стоило ли поднимать вокруг этого столько шумихи?
Клайсон закрыл глаза и приказал себе успокоиться. "Какой все-таки придурок завелся на нашем троне". А вслух произнес:
– - Ваши солдаты гибнут ради вас! Им нужна помощь!
Король топнул ногой.
– - Не будет им никакой помощи! Надо было вести себя по-человечески на чужой земле и не злить франзарскую армию. А теперь пусть выкручиваются как хотят. И вообще, Клайсон, оставьте меня в покое. У меня важные занятия.
Эдуант больше ничего не сказал. Резко развернулся. И пошел в танцевальный зал.
– - Мои птенчики! Мои милашки! Мы продолжаем.
Фрейлины часто-часто замахали разноцветными веерами, выглядело это так, словно у каждой из них на груди сидела огромная бабочка хлопающая крыльями. И снова веселый смех. И снова праздная музыка. И снова этот вечный бал, в коем понятие жизни тождественно понятию торжества.
Сама предвечная Тьма содрогалась от этого грохота. Небесные костры, потеряв присущую им устойчивость, колебались, едва не падая на землю. Мир приходил в исступление: то взрывался криками, то глох в тишине. Вселенная пришла в соитие с некой демонической силой -- разрушительницей порядка и созидательницей хаоса.