Солнечное знамя
Шрифт:
Рука не была ни белой, ни красной, ни зеленой.
Она была серой.
С металлическим отливом.
— Что это? — прошептала девушка, проводя пальцем по серой коже.
Гладкая. Слегка прохладная, как обычная кожа человека, прогулявшегося вечером по улице. Упругая, как туго накачанный мяч.
В центре предплечья — неглубокая вмятина, в том месте, куда ударило мачете «чесоточного змея».
Вмятина. От удара мачете.
— Это — сталь, — стиснув зубы проговорил Зай. Непонятно, можно ли говорить стиснув зубы, но прозвучало именно так, — Мое тело становится стальным.
***
Дядька
Впрочем, долго злиться на Зая она не смогла. Секунд пять. Или даже четыре. Сложно злиться на того, при одном взгляде на которого щемит сердце, хочется обнять, крепко прижать к себе и гладить, гладить, гладить непослушные вихры… Вдвойне сложно злиться на того, кто рассказывает о себе такие жуткие вещи.
Да, все началось с того, что Зай спутал неизвестное растение с подорожником…
***
— Я тогда далеко от дома отошел, искал файрендол на продажу… Это трава такая, ее еще мужской корень называют, потому что… в общем, мужчинам он полезнее чем женщинам… хотя… если жена, скажем, мужем недовольна, то ей тоже пригодится…
— Отравить?
— Ну, если много налить, то, конечно, отравится. И умрет. После…
— После чего? — покраснела наконец сообразившая, о чем идет речь, Алиона.
— Ну, если жена не успеет убежать — то после жены… Огонек, что ты меня путаешь?! Тебе этот корень не пригодится… в жизни… наверное…
— Давай дальше. На северо-западе от столицы… — вспомнила она то, что Зай рассказывал аптекарю, предательской сволочи.
— Почему на северо-западе? — ошарашенно посмотрел на нее молодой охотник.
— Ты же сам говорил…
— Я аптекарю говорил!
— Ты что, соврал?!
— Нет, я должен всем и каждому выдавать свои секреты! Тем более, он выдал нас эльфам!
— Но ты же не знал, что он выдаст!
— Но он же выдал! Значит, я был прав!
В общем, ни на каком северо-западе этот трижды проклятый — Заем, Алионой и ими обоими вместе — подорожник не рос. Наверное. Потому что Зай встретился с ним в чаще вовсе даже на юго-западе от Мегли, столицы эльфийского королевства.
Корень полезной для мужей и жен травки полагалось выкапывать исключительно ножом. Вот в процессе выкапывания — а делать это нужно было осторожно, чтобы не повредить корешки — Зай и порезал палец.
— Знал бы, чем дело закончится — выкопал бы эту мужскую дрянь лопатой, порубил кусками и потоптал ногами. И плюнул бы сверху.
Юноша молча взглянул на кровоточащий порез — «молча», это с его слов, хотя Алиона, зная Зая, могла предположить, что это «молчание» напугало всех окрестных ворон — сорвал листок с подорожника — вернее, как оказалось потом, с того, что он принял за подорожник — помял его между пальцами, чтобы выступил сок, и залепил порез. Кровь вскоре унялась, ранка покрылась темной корочкой и Зай благополучно о ней забыл. Мальчишки… У каждого на руках найдется шрам, а то и не один, напоминающий об очередной затее. Впрочем, помимо принадлежности к мужскому полу, у юноши нашлась и другая причина не обращать внимания на мелкие неприятности.
Большая неприятность.
Отец.
— Он уже тогда болел… сильно… Вот я травы и собирал… для аптекаря… И для лекарств.
Ухаживая за больным отцом,
Зай не сильно обращал внимания на то, что там с пальцем. Не до того было. А потом… Ну а что потом? Какое-то серое пятно. Не болит, не чешется, вообще не мешает. Значит, и обращать внимание не стоит. Испачкался, наверное.Напрягаться юноша стал, когда серое пятно расползлось почти на весь палец. Оттереть его не получалось, а при попытке соскоблить ножом…
— Ткнул в палец кончиком — не больно. Только чувствую, что нож касается кожи — и все. Попробовал проколоть — не идет. Нажал чуть сильнее…
Нож соскользнул и снял с посеревшего пальца тонкий слой кожи. Бывшей кожи. Которая блеснула сталью.
— Я испугался. Сильно. Мама умерла, отец умирает, а тут еще и со мной непоймичто началось…
Зай забинтовал кисть, соврав отцу, что обварил руку паром от котла. Узнал о себе много нового и интересного. Похоже, сварливый и ругательский характер был их фамильной чертой, от которой отец не собирался отказываться даже на смертном одре. Впрочем, отцу юноши скоро стало не до травм сына — он впал в забытие и скончался через несколько дней.
Уход за больным, похороны, приход в себя… Бинты с руки Заснял только через неделю, втайне надеясь, что непонятная зараза прошла.
Не прошла.
Остальнение охватило уже все пальцы и перешло на ладонь.
Зай долго просидел, глядя на руку, такую свою и такую чужую. Именно тогда в него проник иррациональный страх, что, когда стальная зараза дойдет до сердца — он умрет. Почему он так решил, парень так и не смог объяснить.
В библиотеке Бретилкарса, в которой он попытался найти объяснение происходящему, ничего, естественно, не обнаружилось, зато нашлась замечательная книга, рассказывающая об эпидемии лунной белизны. После этого прочтения — и особенно после подробных иллюстраций того, КАК эльфы боролись с эпидемией — Зай заполучил несколько ночных кошмаров, и еще два страха: того, что происходящее с ним заразно, и того, что эльфы могу подумать, что происходящее с ним заразно. Он не боялся за себя, с определенного момента смирился с тем, что скоро умрет и не боялся и смерти, но не был готов стать причиной уничтожения нескольких городов. Особенно, если стальная серость НЕ заразна.
Эльфам было бы наплевать.
Вскоре он сложил два и два и понял, что виной всему оказался «подорожник». Нашел ту самую полянку, зарисовал причину своего несчастья, попытался определить растение с помощью книг из библиотеки… Не смог, зато нашел глухое упоминание о запрещенной Зеленой магии, которая как-то была связана с растениями и превращениями. Выяснил, что помочь ему узнать, что это такое, может мастер Искарр. Вернулся домой за рисунком — внешний вид и точное описание «подорожника» сам Зай помнил наизусть, да он ему по ночам снился! — где и наткнулся на двух эльфов, решивших поиграть с «файром». Тут и подоспели Алиона с наэрделем…
Зай во время рассказа явно храбрился, но и проскальзывающих подробностей хватало для того, чтобы на глазах девушки невольно наворачивались слезы. Например, упоминание о том, как юноше по ночам снилось, что сталь дошла до сердца и то остановилось, отчего он вскакивал в холодном поту, крича и с ужасом пытаясь нащупать пульс.
— Я два раза даже собирался ее отрубить. Перетягивал плечо ремнем, брал топор и…
— И что?
— Что, что… Отрубил под корень. Два раза.
Вот как можно жалеть эту колючую сволочь?!