Сонная ученица

–  Недели через две можешь устроить?
– я решила не расслышать его реплики.

–  Попробую. Но без бумаг тебе билет в чужую страну не продадут. Я постараюсь, может, Миль поможет, - медленно произнес он.

–  Спасибо, - я подняла ладонь и он легонько ударил по ней своей. Все понимает, хоть и эльф… хоть почти орк.

Уединившись в своей комнате, я вытащила бережно хранимые записи Номара и уложила на подушку перед собой. Пора проверить мою догадку. Задернув шторы, укрывшись одеялом, я закрыла глаза. Пять. Четыре. Три…

Я не ошиблась. С первых страниц шли описания работы и подробные чертежи десятков удивительных механизмов, слова заклинаний для сборки и запуска, и даже для перевода созданных творений в быстрые заклинания. М-да, действительно заманчиво заключить ту же Сферу Наблюдения в украшение наподобие моего браслета, и вызывать ее по мере надобности. Только ни Номар, ни Лиц использовать свои разработки после взрыва не могли. Здесь требовалось совершенное владение двумя сторонами чародейства - явной и сонной.

Я полистала тетради и поняла, отчего Лиц погубил Номара. Владыка Светлого Совета Ири не смог смириться, что его бывший ученик продолжает удивительные путешествия за грань привычной реальности, а он - могущественный эльф нет. Если прибавить к профессиональной зависти старые дрязги, недомолвки и недоговорки (они накапливаются даже между лучшими друзьями) - причин для взаимной неприязни более чем достаточно.

Сокол был поглощен своей бедой, ему было не до интриг и козней. Или было? Что я действительно знаю о своем учителе? Я встретила его усталым и больным, готового свалиться в пропасть отчаянья, но каким он был до взрыва? Ревинг оказался более близок с Лицем. Балзио тоже держался Анверо. Кого я так сильно любила и люблю?

Я возвратилась в явь перед закатом - алым и снежным. Туча, повисшая над столицей, сыпала мелкой белой крупой, тогда как весь западный край неба оставался ясным, солнечным. Я выбралась в центр Мизалны, наблюдая за зябко кутающимися в теплые одежды горожанами. Поговаривают, столь холодной зимы не было лет сто. А по мне - так лучше бы снег выпал по колено. Согласна, передвигаться по городу будет неудобно, зато как здорово смотрелась бы, к примеру, во-о-он то зеленоватое здание. Ему бы пошли насупленные снежные брови над темными очами окон, пушистые шапки на головах каменных драконов и химер, извивающихся перед входом и по краям крыши…

Пока я фантазировала подобным образом, ноги сами привели меня к храму Вольных. Ревинг в компании двух помощниц развязывал бантики на елках. На дорожке возле моста лежали метлы. Две просторных картонных коробки занимал прибранный мусор. Да, в ведьмаке-проповеднике погиб талантливый дворник.

Моему визиту он удивился. Стыдно радоваться разлуке с такой замечательной личностью, как я!

–  Уважаемый Ревинг, - я смело ухватила его под руку и потащила к приглянувшейся мне беседке.
– Вы обрадуете меня, если поведаете, каким был Номар?
– ласковой лисой пропела я ему на ухо.

Ведьмак уселся напротив, потрогал сухие ветви дикого винограда, тянущиеся к сидению, и растерянно развел руками.

–  Даже не знаю, что сказать. Ты, его ученица, должна знать и понимать Соколка гораздо лучше.

–  И все-таки. Мне интересна ваша точка зрения.

–  Как все. В смысле, как все увлеченные делом люди, в моменты вдохновения он был рассеян, бежал от людей, только бы не мешали творить, - начал он.
– Характер у него, мягко говоря, оказался сложным. Сьятор легко вычеркивал из своей жизни тех, в ком он разочаровался. Как и все мы тогда, он был очень вспыльчив, любил покрасоваться. Не похвастаться, ибо пустого бахвальства терпеть не мог, а именно покрасоваться - "вот я какой!", особенно если знал - он действительно имеет на это право. Он любил похвалы в свой адрес, но принимал их с безразличным лицом, точно так и положено. Это многих бесило. Его считали зазнайкой, позером. Но каждое его очередное творение заставляло злопыхателей надолго заткнуться. Он умел быть щедрым, великодушным, заботливым, но предпочитал казаться циничным и язвительным. Так проще. И я склоняюсь к тому, что он прав. Никто из нас, за исключением разве что Арфиста-Лица не знал его по-настоящему, Ирава. Но я рад, что Номар был моим другом, и скорблю о его гибели.

Я поблагодарила и ушла бродить по заснеженным улицам, бережно неся в сердце впечатления и воспоминания. Снег иссяк, тонким слоем посыпав мостовые, и обещал в скорости растаять. Сумерки - лиловые, точно глаза моего любимого - медленно накрывали город прозрачным тонким платком. Скала, приютившая на груди императорский дворец, стягивала к себе лохматые тучи. И только верхние уступы еще ловили последние отблески солнца, рыжими пятнами расплывающиеся по черному холодному камню.

Дома меня ждали две новости. Во-первых, Нанда заявила, что завтра мы в полном составе отправляемся в Оперу. Возражения не принимаются, ибо она мечтает продемонстрировать своего обновленного мужа всем столичным сплетницам, но Людоед в одиночку идти наотрез отказывается. А во-вторых, Пучок договорился о моих документах. Позвав в ярко освещенную гостиную, он усадил меня на одну из разложенных на шкурах подушек и, устроившись напротив, сообщил:

–  Ненавижу эльфов, - начал он издалека, поглядывая на ухмыляющегося Элидара.
– Но ради тебя, Ирава, пошел на жертвы. Даже купил парик, - он вытащил из-за пазухи чью-то блондинистую косу и повертел в руках.
– Не объявишься среди сородичей бритым под орка!

–  Дай сюда!
– Ветер, до этого читавший книгу, выхватил из рук друга новую игрушку и тут же напялил на свою иссиня-черную шевелюру.
– Как я тебе, Лапуля?

–  Ты завтра в императорскую ложу заявись в таком виде. Вдруг владыка оценит и возьмет тысяча первой наложницей? У тебя глаза бабьи, клюнуть может, - не растерялся Пучок, давясь со смеху.
– Будешь любимой Лапулей самого… - парик полетел обратно в говорливого эльфа.
– Тьфу! Всю шерсть растрепал!
– ничуть не обиделся он.

–  Лапуля, он лысый, поэтому мне завидует!
– важно пояснил Элидар, приведя в порядок разлохматившиеся длинные пряди и с умным видом снова принимаясь за чтение.

Хорош, ничего не скажешь. Даже Нанда до возвращения Людоеда заглядывалась. А мне почему-то эта красота даром не нужна.

–  Так вот, я переговорил с главным по документам. Будут тебе бумажки к концу следующей недели, - продолжал Пучок, перебирая лежащие на ковре подушки.

–  Спасиб… - начала я.

–  Парик помог?
– перебил меня "вежливый" Ветер.

–  Не только, - устал реагировать на друга приемный сын орчьего хана.
– Есть простое правило - эльф должен помогать эльфу, тем более, вдали от родины. Вот я и пользуюсь без зазрения совести.

–  А у тебя она есть, остроухий?
– не унимался Элидар.

–  Была где-то, - Пучок принялся шарить по многочисленным карманам на рубашке и брюках.
– Ой, выпала, наверно, - он удивленно поднял на нас раскосые лучистые глаза.
– Какая жалость!

… Этой ночью я закончила обучение у Сокола. Шарик треснул, высвободив крошечную белую таблетку и вызвал к жизни призрак учителя. Номар возник подле меня - улыбчивый, ясный, в светлых, расшитых золотой ниткой одеждах, с развивающимися волнистыми волосами. В лиловых удивительных глазах плескались краски возрождающейся весны: юных цветов на бесконечных лугах, тающих закатов, полных надежд грез. Он устремился ко мне, коснулся бесплотной ладонью щеки. Я ничего не почувствовала. Даже не заплакала.

–  Ива, - ласково произнес любимый, - я горжусь тобой. Горжусь и радуюсь, где бы сейчас не находился. Ты полноправная Сновидица. Теперь приложи все усилия для постижения явного чародейства. И собирай машину Сновидения, названную Анверо Глазом Ночи. Собери ее, умоляю. После поймешь зачем.

Он наклонился вперед. Я ожидала поцелуя, но Номар только шепнул на ухо:

–  Я верю в тебя, моя хорошая.

И исчез.

Меня охватила злость. Ты глупый бессердечный чародеешка, какое право ты имеешь мне приказывать, после того, как подставил себя под пули?! Ты обо мне подумал? Ты предполагал, куда может завести меня месть? Предполагал, чувствую. И смело пошел на это. Но для чего? Неужели не было способа сохранить твою жизнь?