Сопротивление бесполезно

Да, он не любил боль, и даже боялся. А от розог, подозревал, его ждут просто феерические по интенсивности ощущения. Но зато после наказания всегда в голове наступало полное просветление, а в душе блаженство и покой. Всё просто: ошибка-наказание-прощение, и можно жить дальше, не мучаясь угрызениями совести и долгими колупаниями в себе.

Рядом послышались тихие шаги и вздох. Показалось — расстроенный. Стало ещё более стыдно, хотя эмоции и так бурлили через край.

— Я наказываю тебя за оскорбительный тон, Дик. За недоверие. За необоснованные обвинения. По десять ударов за каждый проступок. Считай.

Шелест, свист воздуха рядом, и Вадик зажмурился, готовясь к боли. Но всё равно натурально взвизгнул от неожиданности, когда после резкого щелчка по заднице растеклась огненная щипучая волна. Вглубь, в стороны… И лишь переведя дыхание, получилось выдавить:

— Оодин…

Удары опускались один за другим, и оставалось лишь благодарить леди, что даёт ему время отдышаться между жгучими прикосновениями. Задница пылала уже после десятого (боже, те десять ремнём, оказывается, были просто лаской, по сравнению с сегодняшним!), а после пятнадцатого он не представлял, как выдержит остальные. Подвывал, рыдал и вскрикивал, но старался не сбиться. Леди не сказала, что будет в этом случае, но разочаровывать снова — не хотелось.

Зато после двадцать какого-то реальность словно отодвинулась в сторону, и в душу пришла такая желанная лёгкость. Нет, больно было по-прежнему, даже очень. И, кажется, он извивался, вздрагивал и вскидывался всем телом. Но вот в разуме, в разуме воцарился покой. Он сможет. Сможет принять Олега, ведь главное не то, что леди станет уделять внимание и дарить ласку кому-то ещё, а то, что она не перестанет одаривать тем же самым его. Почему-то эта простая истина родилась в мозгу только сейчас.

А удары между тем неожиданно прекратились, и Вадик почувствовал ласкающие пальцы на взмокшей спине.

— Бедный мой малыш, потерпи, сейчас помажу твою многострадальную попу.

И это снова был наполненный нежностью голос его леди.

— Ёжик, подай влажную губку, вон ту, да.

Пылающей кожи осторожно коснулись, и Вадик заскулил — даже прохладное прикосновение несло муку.

— Тише, мой хороший, я только пот сотру. Вот, умница. А теперь помажем.

Эта прохлада наконец-то несла облегчение, и он буквально растёкся под нежными пальцами. Знобило, и леди, разумеется, это заметила.

— Ёжик, помоги Дику встать, тихонько.

Сильные руки брата подхватили его подмышки и потянули вверх. Кожа на заднице и бёдрах протестующе взвыла, заставив жалобно всхлипнуть.

— Ничего, милый, сейчас будет легче. Давай, Ёжик, веди сюда. И снимай уже свои стринги, не мнись.

Вяло трепыхнулся отголосок веселья: стринги? Серьёзно? Потом точно надо расспросить Олега. А пока слишком лениво и зябко. Он по-прежнему не открывал глаз и только чувствовал, что его куда-то потянули, придерживая с другой стороны. Упав на кровать, понял, что Лира опустилась рядом, обняв руками и прижимая к себе.

— Ёжик, давай, накрой Дика. И не смотри на меня так просительно, можно. Ложись.

Ну и пусть. Руки Лиры всё равно обнимают именно его. Мелькнувшая мысль заставила испугаться — снова? Дурак, ой дурааак.

— Какой же ты у меня всё же неженка, Дик. Не такие и сильные же удары были.

Стало стыдно. Немного. Может и не сильные, для Олега, к примеру. А ему очень даже.

— Ладно, солнышки мои, на сегодня всё, спать. Утомили вы меня. Все разговоры завтра.

Он пригревался под одеялом, прижатый к желанному телу, и дрожь постепенно уходила. Если бы ещё мозг не сверлила предательская мысль: солнышки, оба.

Глава 21. Свидание

— Ой! Да больно же!

— Терпи. Я ведь осторожно, потихонечку.

— Легко тебе говорить… Ай-яй-яй!

— Тихо ты, разбудишь ещё нашу леди! Я уже почти всё.

Предупреждение запоздало, и бурный разговор свистящим шёпотом уже меня разбудил. Очень интересный разговор, на грани приличия, если бы я не понимала, в чём дело. Так что просыпаться «официально» не спешила — полежу, послушаю, как общаются мои нижние, когда думают, что у них нет свидетелей.

— Ууу… садюга. Ну как такое можно переносить спокойно, а? Да ещё и наслаждаться!

В ответ — тихое фырканье.

— Всё, кажется, везде намазал. Но ты такой неженка… Не представляю, как ты будешь сегодня сидеть.

— Чёрт, а я вот не представляю, как одеться!

— Ха, всего-то делов. Открой вон тот шкаф, там у Лиры куча всего. Стринги в том числе.

— Чего? Ты откуда знаешь?

Тишина, и Лира отчётливо представила, как скривился Олег. А может даже и смутился.

— Откуда… Она меня вчера весь день заставила в них ходить.

— О, кстати, о вчерашнем дне. Я хочу знать всё, в подробностях!

— Обломись. Хочет он.

— Ну Олееег…

— Да блин, не сейчас же. Давай выбирай себе наряд, и пойдём на кухню. Так и быть, кое-что расскажу. Заодно завтрак приготовим… эмм… вернее, обед.

Ого! Это ж сколько сейчас времени? Впрочем… У меня выходной, сколько хочу, столько и сплю! Раздались тихие шаги, лёгкий скрип дверок, очередное шиканье, шорох. Потом сдавленный смешок и обиженное сопение.

— Да ладно. Прикольно смотрится. Думаю, Лире вполне понравится. Ну или можешь ничего не надевать.

Ммм, мне понравится. Точно. Ибо, кроме вчерашних розовых, из стрингов в шкафу присутствовали только чёрные кружевные. Вот да, надо бы пополнить коллекцию. Мальчики в женском белье, особенно такие брутальные и в таком легкомысленном, выглядели исключительно пикантно.

— И ходить, болтая причиндалами? Нет уж, пусть так. Хотя эти долбаные верёвочки…

— Вот-вот, и я их вчера весь день проклинал. Натёрли всё, что только можно!

— И ты не преминул посоветовать мне это изобретение палача? Какой ты добрый, братец, аж сил нет.

— Зато только в них твоя прелестно исполосованная попка не будет соприкасаться с тканью и страдать.

— Но-но, не смей даже смотреть в сторону моей попки!

Тихий смешок.

— Поздно, радость моя, я её сегодня уже даже трогал!

— Да ну тебя. Пошли уже.

Так, перешушукиваясь и подначивая друг друга, мои нижние покинули наконец комнату, а я смогла изменить положение, сладко потянувшись и раскинувшись звездой по кровати. И тихонько похихикать. Какие мальчишки, оказывается, интересные, когда наедине. И Вадька уже не так трясётся за свои тылы. Скорее, шуточно. Кстати, о тылах. И не только о них.