Сопротивление бесполезно

— Руки выпрями, Ёжик, откинься назад и упрись ими в пол. Только пальцами.

Тоже напряжённая поза, но я люблю видеть игру мышц под кожей моих мужчин. Вскоре тело Олега ощетинивается своеобразным частоколом. На сосках, вокруг пупка, по бокам, даже на мошонке три штуки повесила. Когда прицепляю последние, тихие короткие стоны сопровождаются дрожью сильного тела и обрывистым дыханием — прищепки реагируют на любое резкое движение, посылая колкие лучики боли. Наслаждайся, радость моя.

Какое-то время я просто любуюсь двумя замершими и неровно дышащими телами, периодически прикасаясь к ним. То подошвой поиграю с мошонкой или членом Дика, то пошевелю прищепки на Ёжике. Мягкие мимолётные касания, сменяющиеся царапками или линиями, выводимыми носками туфель. В произвольном, непредсказуемом для мальчиков порядке — разрешения открыть глаза всё ещё не прозвучало.

Но хочется большего. И я высыпаю оставшееся содержимое коробки на диван, переворачиваю её нижнюю часть — послужит подставкой. Вскоре на обеих картонках стоит множество свечей, а по комнате ползёт своеобразный запах. Вадик со свистом втягивает воздух, а на губах Олега появляется довольная улыбка.

Мои нижние любят воск. По разным причинам, но такие игры нравятся обоим, вызывают возбуждение. Вот и сейчас члены от интереса их хозяев явственно подрагивают. Не буду разочаровывать мальчиков и томить ожиданием.

В этот раз начинаю с Ёжика. Первая горячая струйка касается груди, вызывая сдавленное шипение, а попадая на соски — и стоны. Разбегается по коже, растекается причудливым узором разноцветных извилистых линий, когда одна свечка-таблетка сменяет другую. Грудь, бока, живот… Одной рукой отгибаю член вниз, а вторую тщательно располагаю в нужном месте.

— Ёооожик… Посмотри на меня.

Ему сложно. Встряхивает головой, напрягаются мышцы шеи, и лишь потом раскрывает глаза. Во взгляде уже плавает муть наслаждения, но вот тот мечется вниз, к руке, обхватывающей напряжённую плоть, потом сразу вверх, к другой. И наконец останавливается на моём лице. В янтарных газах светится неверие, а зрачки уже расширяются… В этот момент я переворачиваю формочку. Нижнего выгибает, но почти сразу мышцы сокращаются, бросая тело назад, в прежнее положение — к жару в паху добавляется боль среагировавших на движение прищепок. Только голова остаётся откинутой.

А я с удовольствием впитываю его эмоции, разглядывая красную кляксу, лёгшую точно на лобок у основания члена. Но мне по-прежнему мало.

— Ёжик, какой цвет?

Шея снова напрягается, и он пытливо смотрит, а я неспешно беру следующую свечу, ставлю член почти вертикально, лишь слегка отклонив, заношу руку над головкой. Олег тихо стонет и прикрывает глаза, закусывает губы.

— Цвет, Ёжик.

— Зелёный…

И теперь уже синяя струйка выплёскивается через край, чтобы прикосновение к нежной коже взорвало его протяжным криком.

Когда я закончила с Олегом, напоследок резко посрывав прищепки с тела, тот тяжело дышал, со свистом, зато теперь ненадолго мог расслабиться. Вадика сотрясала явственная дрожь, сердце, судя по пульсу на шее, частило, и дышал он ничуть не легче брата. Вот только всё — лишь благодаря воображению и звуковому сопровождению. И реагировал он теперь гораздо ярче, вскрикивая и дёргаясь под каждым обжигающим поцелуем.

В итоге перед моими глазами распростёрлись две прекрасные картины. Иллюстрации нашей неправильной для многих, но такой желанной и необходимой страсти. Потом я гладила и целовала немногие чистые участки кожи, чуть погодя — под ойканье и шипение, — отдирала остывший воск, сняв с Вадика путы. А то у бедняжки наверняка всё тело затекло. И думала, что кто бы там ни был на небесах, но он послал мне просто невозможный, шикарный и необходимый подарок, которому я, дурная, поначалу сопротивлялась. Напрасно, разумеется, и кто бы знал, как теперь радуюсь, что из моего сопротивления и неприятия ничего не получилось.

— Можете выпрямиться, мои хорошие.

С довольным видом откинувшись на спинку дивана, наблюдала за нижними, внутренне посмеиваясь: на лице у обоих нега и ожидание удовольствия постепенно сменялись недоумением. Ну да, вот такая я жестокая — наигралась, а доводить дело до логического завершения не собиралась. Не одной же мне страдать от невозможности получить разрядку?

— Ледииии, ааа…

И вопросительный взгляд на член. Подрагивающий, покрасневший и набухший, красноречиво прижатый к животу. Ради разнообразия, в этот раз смелостью отличился Вадим.

— Ах да, забыла, — потрепала мальчика по макушке и потянулась к девайсу. — Ограничители я с вас сниму, но кончать запрещаю. До однозначного приказа.

Я смотрела ему прямо в глаза, потому прекрасно видела, как в тех разливается шок и неверие. А когда стянула-таки кольцо, Дик прикрыл глаза и тихо застонал, прикусив губу. Обернулась на Ёжика — тот смотрел напряжённо, внимательно, ещё во власти возбуждения, но стремительно эту власть стряхивающий. Вот что значит — зрелый мужчина!

— А этот приказ… Он будет хотя бы сегодня?

Умный мальчик. И догадливый — понял всё по моей улыбке ещё до прозвучавшего ответа.

— Нет.

Шумный выдох и нижний трясёт головой — ну чисто пёс после купания. А от Вадика доносится очередной разочарованный стон.

— Ну а как вы хотели? Вы, значит, тут удовольствие по полной программе получите, а я должна мучиться неутолённым возбуждением? Как эгоистично с вашей стороны, мальчики…

Хорошо, что ни один не кинулся убеждать в своей способности помочь проблеме. Секс во время месячных был одним из моих табу, о чём нижние прекрасно знали. Один из очень немногих комплексов, оставшихся со времён юности.

— А можно мы просто посидим… рядом?

Говорил Олег спокойно, даже почти ровно, но взгляд додумался сделать просительным. А я, предвкушая ночь их мучений, была очень великодушна сейчас.

— Посидите. Рядом.

И указала на пол. Ответом стал оскорблённый взгляд: мол, ни-ни, мы даже ничего другого и не имели в виду! И оба парня придвинулись ко мне ближе, привалились к ногам каждый со своей стороны, а потом Олег и вовсе прижался щекой к бедру, а Вадик обхватил моё колено. Первый глубоко и размеренно дышал, пытаясь унять возбуждение, второй немного подрагивал, но тоже брал пример со старшего.

Упоительное зрелище. И непередаваемое чувство власти — над самым сокровенным, потому что я так пожелала. Запустив пальцы в тёмные макушки, нежно погладила и решила, что мальчики слишком быстро успокоились. Надо поддать жару.

— Завтра я решила провести игру, солнышки. Вадик будет играть роль новенького… раба у жестокой хозяйки. Обученного, но безмерно боящегося чем-нибудь разозлить новую владелицу. А ещё, боящегося боли, готового на всё, лишь бы её избежать. У тебя вся ночь, чтобы настроиться на нужный лад. И, радость моя, — я потянула за волосы, запрокидывая лицо нижнего и всматриваясь в синие глаза, — подготовь своё тело к любому повороту событий. Особенно внутри.

С удовлетворением увидела в растерянном взгляде отголоски понимания, смущение и вспыхнувшее предвкушение. Мальчик прикрыл глаза и коротко всхлипнул.

— Ледиии, вы жестоки! Как я теперь усну, если буду думать постоянно об игре? А ещё и кончать запретили…

Я чмокнула капризно искривлённые губы.

— А кто обещал, что будет легко? — сосредоточив внимание на втором, отметила, с каким любопытством блестят его глаза. Не буду разочаровывать своего колючку. — У тебя же, Ёжик, другая роль. Доверенный раб, давно служащий госпоже, знающий её желания, характер, и… тоже боящийся. Что однажды разочарует, что его заменят кем-то новым, более услужливым, молодым.