Сосед будет сверху

— Сможешь? — Он находит в себе силы для привычной усмешки.

— А ты сомневаешься, что девушка может достичь оргазма без участия мужика? — Я нахожу в себе силы едко ответить. С трудом, но нахожу.

И быстро тяну руки под воду, касаясь себя. Выдыхаю, сжимаю бедра и жду, когда вспышки перед глазами успокоятся. Нельзя так быстро кончать, но я настолько перевозбуждена от всех этих разговоров и запаха Дантеса, в конце концов, что мне много не надо.

Запрокинув голову на бортик, я считаю до трех. Никогда не задумывалась, как выгляжу со стороны, когда мастурбирую, да и не так часто это делаю, но очень надеюсь, что это красиво. По крайней мере, я пока еще могу стараться.

Смотрю на Дантеса сквозь полуопущенные ресницы, а на его щеках заметно расцветают красные пятна. Губы приоткрыты, часто дышит. Я могла бы сейчас поцеловать его, и он, уверена, словил бы инсульт.

Но вместо этого я мягко глажу себя между ног и даже не пытаюсь сдержать стон. Звук, сорвавшийся с губ, приводит несчастного Дантеса в состояние, близкое к обмороку, кажется. Он бросается вперед, нависает надо мной, но я качаю головой и делаю еще одно движение. Вниз, вверх, внутрь.

Это чистый кайф, особенно из-за того, что он смотрит.

— Не трогай, — велю ему, да-да, велю! И он, к собственному удивлению, слушается.

В этом определенно что-то есть. Никогда не ощущала себя опытной и клевой, но сейчас мне кажется, что я просто вознеслась на недосягаемый уровень мастерства. Дантес добавляет уверенности, потому что слишком жарко на меня смотрит. Будто я роковая, крутая и сексуальная. Это что-то новенькое, но неожиданно приятное.

На воде в ванне остаются разводы от ритмичных движений. Дантес откровенно пялится на меня, пожирая взглядом. Между бровей все та же напряженная складка, костяшки пальцев уже побелели. Я где-то посередине — то смотрю на него, то закрываю глаза. Воспроизвожу в голове его тело, его голос, прикосновения и поцелуи, но оказывается, что просто одного его присутствия и взгляда для меня уже достаточно.

И это охренительно.

Выгнувшись, я сильно сжимаю бедра и глотаю воздух. Живот втягивается, становится почти каменным, а потом расслабляется. Задница уже прям скользит по дну ванной, и я сама себя молю, только бы не упасть, потому что я сейчас слишком близка к финалу. А Дантес, кажется, вот-вот просто спустит в штаны. И это лучшее, что я видела.

— Ты охуительно прекрасна, — хрипит он.

Спасибо, добрый человек. Огромное спа-си...

Я кончаю.

Занавес.

И это ярче, чем когда-либо было наедине с собой. Это близко к тому, что было в лифте. Ровно так, как, блин, нужно.

Я растекаюсь.

Меня затапливает такая раскаленная обжигающая волна, что ноги мигом расслабляются, я теряю опору и тут же ухожу под воду.

Твою ж мать.

Это самое глупое, что могло со мной произойти.

Я машу руками и истерично ищу край ванны, а нахожу Дантеса, который подхватывает и тянет наверх. Он без слов усаживает меня к себе на колени и крепко прижимает.

Мы сидим на полу, вокруг все залито водой и пеной, джинсы Дантеса промокли, футболка тоже в пятнах. Я подрагиваю от смеха, недавнего оргазма, страха захлебнуться и холода — после горячей воды температура в комнате кажется почти минусовой.

Мы смеемся. Я только кончила на его глазах, а мы смеемся, как сумасшедшие.

— Ну я ждал, что ты выкинешь что-то подобное, — с улыбкой выдает Дантес, заводя мои волосы за спину и оголяя прикрытую ими грудь. Он смотрит на нее с каким-то умилением, и это тоже очень странно.

— Эй, ты что?

— Ничего, — вздыхает он. — Ты милая. Смешная. Сексуальная, правда. Даже несмотря на то, что катастрофически неуклюжая.

— Ты к чему это все? — Я ведь уже чувствую, как сдаюсь.

Дантес такой классный, почти домашний (опять). Он смотрит с нежностью прямо мне в глаза, будто между нами что-то есть. Что-то большее, чем пара его неуместных приставаний, быстрого перепиха в лифте и моих фантазий.

— Ни к чему. — Он качает головой. — Значит, я тебе для… всего этого в принципе не нужен?

Его дьявольская усмешка мешает мне думать. Я ведь все еще хочу продолжения и все еще сдаваться не собираюсь. Приходится силой напоминать себе: у него наверху блондинка, он по тебе не так уж и скучал, и ты достойна определенно большего, чем все эти «подъездные истории». Он...

Черт, я не помню, что там дальше.

— Саш, — почти шепчет он. Наше на двоих имя делает меня сейчас слабой и вялой. — Могу я тебя поцеловать?

Дантес смотрит мне в глаза исподлобья, как провинившийся ребенок. С совершенно открытым выражением лица, доверчивым.

— Зачем, Саш? — задаю я встречный вопрос, а потом устраиваюсь уютнее в его руках.

Он не возражает, обнимает меня, утыкаясь носом в мои волосы, поддерживает за спину, под коленками и гладит бока. Он будто многорукий кракен, который трогает меня сразу везде. И это снова странно, но приятно.

— Ну как зачем? Потому что хочется, — шепчет на ухо.

— А потом захочется кого-то еще? И где? В лифте или по-быстрому на столе? А может, в подъезде, пока никто не видит?

— Саш, — он снова повторяет мое имя. Мы будто играем этим словом в пинг-понг, бросаем его друг другу, словно соревнуясь, кто кого перешепчет. — Ты же взрослый человек, что за глупости?

Для него это, конечно, глупости. Я даже понимаю, наверное. Какая-то малолетка пристает к нему со своими вопросами и странными разговорами.

— Тебе не понравилось со мной? — спрашивает он как-то аккуратно.

— Понравилось.

— Ты хотела чего-то другого? Чего-то... большего?

И вот тут я понимаю, что сама загнала себя в угол. Потому что…

Вариант первый — да, я хотела чего-то большего.

Итог: смех Дантеса. Мол, чего ты там размечталась? Или в одном проценте из ста я могу услышать заветное «да, я тоже этого хочу».

Вариант второй — нет, меня все устраивает.

Дантес, конечно, может вскрикнуть: «А меня не устраивает!», но, скорее, в моих мечтах. Потому что мне, уверена, достанется что-то вроде «ну вот и славненько».

Черт.

А теперь главное — чего же я хочу?

Я совру, если скажу, что мне нужно время подумать. Однозначно я хочу большего. Сердцем. В моих фантазиях я могу уже пятеро детей родить Дантесу и расселить их по углам пентхауса, на деле же трезвым разумом понимаю, что мачо с Иришками (и не только) я не ровня.