Сосед будет сверху

Если бы я не старалась держаться ради деда, уже ревела бы в четыре ручья. Какой на фиг «Дневник памяти», девочки, когда тут такая до разрыва сердца реальная история несчастной любви?

— Эмма плакала, говорила, что ничего не понимает. Что меня любит и его вроде бы. Умоляла, чтобы я ее отпустил. — Я клянусь, у деда голос осип и дрогнул. Захотелось его пожалеть да обнять, но он эти нежности не очень любит. — Она просила, чтобы перестал ходить за ней, не лез целоваться. Ей-богу, это было сложнее, чем бросить курить! Да тебе и не понять...

Ох, дед, даже не говори! Я тебя понимаю, как никто!

— А ты что?

Он вздыхает и трет лоб.

— Эмма сказала, что, если я попрошу, то она его бросит. Что квартиры-машины ей не нужны. Что пойдет училкой в художку. Что родит мне детей и будет ездить со мной на дачу на мотоцикле, а она его как огня боялась.

— Ну? А ты? — меня раздирает нетерпение.

Дурак, блин! Убила бы!

— А я ей этого не желал. Соврал ей, что от меня Надя беременна.

— Надя? Моя Ба?

— Да, твоя Ба. Она бегала за мной по пятам с первого курса, если не раньше. Мы еще в школе вместе учились.

— А она была...

— Не, — он мотает головой, — посчитать нетрудно. Я с ней вообще до того ни-ни, но у Эммы такое лицо сделалось от этой новости. Помню, вскочила, стала меня колотить, кричать. Сань, вот если честно, — он сощурился от сигаретного дыма, — больнее мне в жизни не было. Это не просто сердце с мясом, это... ну как душу из тела, что ли. Я даже хотел слова назад забрать. Рыдал тогда впервые, как баба. Да мы с ней на пару рыдали. Сидели на полу на кухне, курили да рыдали.

В горле ком из подступающих слез застревает от всей этой безысходности.

— Она меня любила, как никто. Никогда так не... как бы... кайфовал от чужой любви. Это, знаешь ли, дорогого стоит. Знаешь? — Он резко поворачивается и смотрит мне в глаза, а я отшатываюсь.

Потому что глаза — они молодые! Это странно и жутко, но дед, мой дед, смотрит на меня глазами двадцатилетнего Сани Пушкина по кличке Поэт. И от всего этого у него становится будто бы даже меньше морщин. Он прямо в юнца превращается.

— Чья-то любовь — тот еще наркотик. Любить безответно как-то проще. А вот знать, что по другую сторону кто-то так же подыхает… вот это да, это по-настоящему больно. Только она бы пропала со мной, да, Санек?

Деда ждет. Он пронизывает меня острым взглядом и ждет, что я его поддержу. Что скажу ему, как он был прав, что у них не было будущего. И я очень мелко киваю.

Неужели его до сих пор это гложет? Спустя столько лет? Милый-милый дед...

— Она ушла. Мы прощались, наверное, часа два. Минимум час просидели на пороге, держась за руки. Я был спокоен, что она не останется одна, мне даже казалось, что она будет с ним счастлива. С тем другим. Еще час она то хваталась за ручку двери, то опять бросалась ко мне обниматься. А когда все-таки ушла, я поехал к Наде и спонтанно сделал той предложение. Надя — дура! Ненавижу ее!

О, вот это он уже к Ба свернул, вот это я узнаю.

— На хрена она согласилась? А? Надя, бля!

Он кричит! Мамочки, дед кричит через участки, и я шикаю на него. Еще Ба тут не хватало. Ее дача на соседней улице, можно огородами пройти. Они с Бензом когда-то их вместе брали, а зная Ба, она все лето тусит на природе и может даже услышать.

Блин.

Ну так и есть! Мы с дедом пригибаем головы, когда до нас доносится высокий голос Ба, который эхом разлетается над поселком.

— Да как ты меня достал, алкаш! — воет она, потом слышится приглушенный хлопок двери и наконец тишина.

Дед смеется.

— Как ты помнишь, брак вышел у нас крайне несчастливый, — ухмыляется он, довольный, будто получил личную дозу адреналина и хорошего настроения. — Она согласилась, мы поженились. Сережка быстро родился, а развелись мы еще быстрее. Хотя, наверное, даже пожили вроде втроем немного, но… Вот, что я понял: херня это все, себя не поборешь и одно другим не заменишь. Я с Надюхой ложился спать и чудом не сбегал. Иногда просыпался на самом краю дивана. Она все видела, психовала, рыдала ночами. Это был сущий кошмар — она воет, Серега воет, я чуть что — в гараж. Или Серегу на плечи — и к мужикам. Мужем я был отвратительным, знаю, но отцом мне быть нравилось. Собственно, все.

— И ты никогда больше ее не искал? Эмму?

— Нет.

— Но почему?

— Я знал, что она счастлива по-своему. Она мне в тот вечер сказала, что у нее с этим своим будет все хорошо, обещала. И что она будет любить его, как меня, но никогда не заведет с ним детей. Это тогда казалось такой романтичной херней. Сейчас понимаю, что бред, но она в него верила, в этот бред, и надеюсь, хотя бы была не несчастна.

Дед фыркает, что-то бормоча под нос.

— Бенз общался с ней, они всегда были друзьями. В общем, он говорил, что Эмма довольна жизнью и даже как-то обронил, что благодарна мне… Ну, типа, что я ушел.

— Врет, — хором выдаем мы с дедом и улыбаемся печально друг другу.

Я сжимаю его шершавую ладошку своей всего на секунду.

— А если бы она… — начинаю я мысль, но дед перебивает.

— Если бы да кабы, да во рту росли б грибы.

— Ясно, — смеюсь я в ответ. Деда в своем репертуаре, хотя тут же продолжает за меня.

— Да конечно я жалею, Сань. Мне легкие жгло, будто ртутью дышал. Сердце думал встанет. Нельзя так. Любить нужно до конца, бороться за любовь, а не маяться хренью. И в лоб прямо спрашивать! Не ходить вокруг да около. Любовь — это редкость. Я так скажу, без нее ни хрена ничего не сложится: ни быт, ни разговоры, ни секс. Ничего! Только по любви. Даже пивас лучше пить по любви. Даже ссориться нужно по любви.

Я киваю. Прижимаю к себе ноги и упираюсь подбородком в коленки.

— А если ты любишь, а тебя нет?

— Ну для начала уточнить: точно ли нет.

— И если нет, то?

— То в следующий раз повезет. Главное только дождаться, а не заменять одно другим. Может, я бы еще встретил ту самую, если бы не спешил.

— А что ж после Ба не встретил?

— Да она меня заколебала просто. Ничего после нее уже не хотел.

— Был одиноким волком?

— Ну как сказать, — он почесывает затылок и улыбается загадочно, — в моей стае иногда...

— Я поняла, — пихаю его в бок, а после мы сидим еще минут двадцать в тишине.

Сложно все это. Я представляю себе молодого красивого деда и молодую красивую Эмму. И молодую красивую Ба, которая еще не зовет деда собакой сутулой. Сложно и печально как-то.

А еще поучительно.

Глава 16

Весь следующий день я отдыхаю душой и телом: валяюсь в гамаке, на травке, жарюсь на солнце. Я читаю взахлеб развратные фанфики про любовь и секс до гробовой доски и наслаждаюсь жизнью.