Сосед будет сверху

С закрытыми глазами я ощупываю нечто перед собой — волосатое, морщинистое и… слюнявое.

— Шурик, фу-у! — шиплю я, вытирая щеки простыней, и сажусь на кровати, у которой сидят две лохматые морды с высунутыми языками.

Офелия только собирается тявкнуть, как я прислоняю указательный палец к губам и без слов прошу ее быть тише. Оборачиваюсь и расплываюсь в блаженной улыбке, наблюдая за голым Дантесом, едва прикрытым покрывалом, которое явно топорщится в очень причинных местах, передавая утренний «привет».

Боже, ну какой же он милый, когда спит! И да, я-таки добралась до его кровати — р-раунд!

Собираясь с мыслями, я тру ладонями лицо и ругаюсь про себя, потому что мне ну очень стыдно за вчерашнее представление. Я честно не хотела устраивать ничего подобного, в меня будто дьявол вселился. Или истеричка. Да, скорее второе. Хотя стоит признать, что она просто проснулась, наверное, после пары литров прущего пива, но вот, блин, такая я. И, может, все-таки нужна Саше, раз он не бросил меня мерзнуть у порога, а? И к Робертовне не отнес, хотя мог.

Носорог начинает облизывать мне пятки, но я отгоняю его. Не могу оторвать взгляда от Дантеса, который притащил меня к себе домой на руках. Я ведь что-то кричала еще про жениха и невесту, когда мы оказались в квартире. И предложение ему делала. Несколько раз.

Твою ж мать.

Закусив губу, я вскакиваю с кровати и командую собакам следовать за мной. Быстро кормлю оголодавших, а сама замираю перед зеркалом. Хорошо, что вчера не накрашена была — мне хватило двух минут в ванной перед сном, а то сейчас походила бы на панду. И хорошо, что не мешала пиво ни с чем, иначе бы умирала от похмелья, а так у меня всего лишь помятый, но о-очень удовлетворенный вид. Еще и футболка Дантеса, едва прикрывающая бедра, так круто смотрится на мне, что гнездо вместо прически уже просто не кажется чем-то страшным.

Загадочно улыбаясь и наслаждаясь трением искусанных сосков о хлопок, я прогуливаюсь по квартире, без конца лапаю все и заглядываю в каждый угол. Когда еще предоставится такая возможность?

Я как раз торможу перед балконом, чтобы оценить вид, когда вдруг замечаю… телескоп? Дантес у нас еще и звездочет?

Только стоит взглянуть в торчащую трубочку, напоминающую окуляр, и все становится ясно. Шпион, блин! Так вот откуда он про количество подходов на мои приседания знал — телескоп наведен четко на спортивную площадку, где я занимаюсь. Ну-ну. Значит, задница моя ему нравится?

А любит он другую, — шепчет противный голосок.

Да знаю, я знаю, но, кажется, еще вчера решила, что мне на это пле-вать!

Я танцующей походкой бреду в сторону ванной, путаю двери и смеюсь негромко, заметив свои разбросанные вещи у входа: они так забавно смотрятся в идеально вылизанной холостяцкой берлоге. Нет, я определенно приношу хаос с собой, вопрос в том, будет ли Дантес против?

Офелия с Шуриком провожают меня тоскливым взглядом, явно намекая на полуденное солнце за окном и семейные прогулки, а я молча умоляю их подождать. Наспех принимаю душ, пальцем чищу зубы, потому что не хочу возвращаться в коридор и искать сумку, а пользоваться одноразовыми наборами из Дантесова ящика… не хочу. Не хочу быть одноразовой. И вообще у нас уже два раза было! Я уже перещеголяла девяносто процентов Ирин.

Бог мой, и чем же я горжусь, а?

Усмехнувшись, я прочесываю пальцами волосы, стучу по щекам, чтобы были в цвет алых губ, зацелованных на ветру. А затем, сбросив, простирнув и оставив на сушке белье, смелым шагом направляюсь обратно в спальню.

Саша еще спит.

Я кусаю щеку изнутри. У меня невольно подгибаются пальцы на ногах, потому что он перевернулся на живот и обнимает подушку, а прямо на меня смотрит его голая задница. Очень аппетитная задница, между прочим. Дантес чуть ворочается во сне, бормочет что-то невнятное, и я быстрее прыгаю на бок, чтобы успеть к его пробуждению.

Уже секунд через десять я прямо-таки чувствую, как Дантес у меня за спиной медленно открывает глаза и потягивается, зевая. Как ухмыляется — он делает это беззвучно, но я руку даю на отсечение, что это так. Медлит, рассматривает — я специально выпячиваю ту самую точку, которая ему по душе. Чуть шевелюсь, провоцируя его, и…

Да! Победа!

Горячая ладонь опускается на мою спину, затем лениво сжимает талию. Дантес задирает подол его-моей майки все выше, а затем с приглушенным рычанием притягивает к себе — резко, дерзко и так долгожданно!

— Доброе утро, — хрипит он мне в затылок, а я делаю вид, что плохо соображаю и только открыла глаза. Бросаю на него короткий взгляд через плечо и прикрываю рот ладонью, вроде как зевая.

— Доброе, — шепчу я, подгибая коленки, и тяну на себя простынь.

Не тут-то было. Саша вырывает ее у меня из рук и придвигается ближе. Зарывается носом мне в шею и вдыхает, пока я вдыхаю его.

Это охренеть как мурашечно. У меня мурашки даже между ног. Особенно там.

Его проворные пальцы скользят ниже, гладят бедро и сжимают на миг — я шиплю. А затем резко впиваются в мой подбородок и поворачивают голову назад, чтобы я столкнулась с его губами, чуть сухими после сна.

Я готова облизывать их вечность. Я готова втягивать и сосать его язык, намекая, что то же самое могу делать с его членом. Я от одного сраного поцелуя возбуждаюсь так, что готова прямо сейчас приступить к минету. Вряд ли в подобных достижениях я, конечно, обгоню тех же Иришек, но впервые в жизни мне хочется сделать это для кого бы то ни было.

А память услужливо подсовывает кадры, как вчера я вставала на одно колено с предложением руки и сердца, тянулась к его любезно приспущенным штанам и конечно падала, теряя равновесие. Мы ржали, как кони, валялись на ковре и целовались. Дантес назвал меня ужасной невестой и сказал, что заставит повторить «предложение» снова. Трезвой. И не на одном колене, а на двух, раз я такая неустойчивая.

— Вот теперь, — он толкает в меня язык еще раз, имитируя грубые фрикции, — однозначно, — чуть прикусывает подбородок, прикрыв глаза, — доброе, — проверяет, не сбежала ли куда моя грудь и снова мучает соски, — утро.

Ну, ему немного усилий придется приложить, чтобы заставить меня кончить.

Я приоткрываю глаза, а он аккуратно, почти невесомо мажет губами по моей щеке и еще раз коротко целует, будто ставя точку. И ощущений от этих осторожных движений больше, чем после двойного оргазма. Потому что… потому что то лишь простая физиология, а здесь и сейчас… здесь и сейчас кажется, будто бы он что-то чувствует ко мне.

— Как охренительно ты пахнешь, — Дантес водит носом вдоль моих скул и у рта, — зубной пастой, обманщица!

А затем вдруг переворачивает на спину, нависает надо мной и щекочет изо всех сил!

Я кричу! Да я ору так, что носорог с пробуксовкой влетает в спальню, и даже Офелия начинает гавкать во весь голос, видимо, думая, что меня режут на куски.

Правда, все заканчивается так же быстро, как началось. Дантес замирает, прижав мои запястья к кровати над головой, а я ловлю себя на том, что лежу в очень подходящей позе для проникновения. Издаю странный звук, чем-то напоминающий скулеж, и чуть двигаю бедрами, подстраиваясь. Да, как Офелия к Шурику, чтоб их двоих!