Сосед будет сверху
Шрифт:
Дантес, игнорируя мои вопли, перехватывает под коленками и сажает к себе как маленькую.
— Поедим, Саш? У меня на тебя и кровать грандиозные планы. — И такое что-то в его взгляде горячее проскакивает, что бабочки в животе тут же превращаются в мелких чертят с вилами.
Он прихватывает зубами кончик моего носа, и пожар внутри резко сменяется щемящей нежностью в груди. Ну что за контрасты? Что же он творит?
Уже через пару минут мы сидим напротив друг друга, а между нами лежат разложенные на бумажных пакетах блюда из «Бонжура». Тут и утка, которая мне в прошлый раз понравилась, и какие-то салаты новые, и десерт
— Конечно до того, что варит твой Кокос, далеко, но…
— Мне нравится. — Я киваю и, все еще с опаской поглядывая в сторону вечернего города, заливаю в себе половину «бокала».
Что? Это все нервы. Дантес и высота — слишком гремучая смесь.
— Твоя очередь.
— Что? — Я с трудом отрываюсь от сидра и смотрю на Сашу.
— Ну мы весь вечер говорили обо мне, а о тебе выяснили всего лишь, что ты трусиха и боишься высоты. — Не только высоты. Еще тебя. Что ты отпустишь, и я разобьюсь. — Расскажи что-нибудь о себе.
— Да я открытая книга, — улыбаюсь ему, кусая губы.
— А я не хочу читать, хочу слушать, — подбадривает он, — мне нравится твой голос.
Я краснею. Не от смущения, нет, скорее, закипаю от внутренних противоречий. Потому что очень хочу отпустить ситуацию и наслаждаться жизнью, но каждый раз будто бы обманываю себя. Когда чувствуешь всем открытым сердцем, тяжело смириться с мыслью, что твой тот самый любит другую.
— По-моему, я уже говорила, что бросила универ и собираюсь в кулинарный, — Дантес кивает, — родители, конечно, были в шоке. Они воспитали математика, сами были такими, даже учились в одной группе. Правда, ни больших денег, ни особого счастья им это не принесло. Но меня волновала только реакция деда, а тот сказал: хочешь быть поваром, значит, станешь им. И потащил на дачу. Бенз все выходные учил меня тартар готовить, чтобы я никого не отравила.
— Дед у тебя классный, — с тоской в голосе говорит Саша, и я понимаю, что он, должно быть, тоже скучает по своему. Он ведь так мало рассказывает о семье, но про деда — с любовью.
— Я, кстати, мечтаю попасть в «Бонжур» на стажировку. Для меня было шоком, когда ты привел меня полураздетую и ненакрашенную в это святое место. Мне казалось, я осквернила мечту о нем.
Да, я пытаюсь отвлечь Дантеса, чтобы он не ушел от меня глубоко в мысли, и вроде бы даже выходит. Улыбка снова прилипает к его лицу.
— Ты слишком хорошенькая, чтобы что-то осквернить присутствием.
— Сегодня день комплиментов? — дразню его в ответ. — Тогда у вас, товарищ сосед, очень красивый, — я опускаю взгляд на ширинку, — фасон джинсов.
Дантес смеется — заливисто, звонко и от души. Я выдыхаю, потому что гнетущая атмосфера развеивается, как будто и не было ее.
— Я помогу тебе.
— Что? — Опять попробуй расшифруй.
— Со стажировкой. В «Бонжуре».
— Еще чего, — я даже округляю глаза. Мне эти подачки для Иришек не нужны. — Не надо, я…
— Слушай, Саш, — резко прерывает меня он, — я просто замолвлю за тебя слово. Дальше дело за тобой. Я хорошо знаю шеф-повара и управляющую. — И почему я не удивлена? — Если ты выкинешь
что-то такое, как у меня дома с рыбным соусом, тебя погонят взашей, даже несмотря на безграничную любовь ко мне.— А почему ты не погнал меня туда? Взашей?
— Потому что это ты.
Чего?
Я застываю с приоткрытым ртом и не могу собрать буквы в слова. Бум — нокаут! А гад-Дантес вытирает уголок моего рта — опять я поела, как свинья?
— Ч-что… я?
— Потому что ты мне нравишься. Понравилась сразу.
Нет, этот день, вечер — а еще ночь впереди — точно вывернут меня наизнанку. Он решил окончательно меня добить?
Нравишься ты, а любит другую, — раздается противный шепот в голове.
— Ты все еще надеешься на крышесносный минет? — выдаю я уже смелее, и Дантес негромко смеется, качая головой. Мол, что с тебя взять — не ожидал другого. — И в телескоп наблюдал за мной, потому что я тебе нравлюсь?
Мне безумно приятно смаковать это слово: нрав-люсь. Я ему нравлюсь. Как же кайфово его повторять.
Саша в голос ржет.
— Так и думал, что ты успела засунуть везде свой нос.
— Ага, а ты сейчас скажешь, что звездочет?
— Нет, я вроде не врал тебе.
Ох, как это подкупает. Я даже выдохнуть забываю и в результате кашляю сидром в бездну.
Врать одно, а не договаривать — это…
Я шикаю на внутренний голос и отдаюсь чувствам, которые разрастаются в сердце. Мне уже конец. Там чертовы лианы опутали орган, как в джунглях. Не высвободиться от Дантеса. Уже нет.
— Парни прислали на день рождения. Я им на старте помогал.
Робин Гуд, блин!
— С телескопами?
— Нет, они рыболовный магазин открывали.
— А телескопы при чем?
Дантес пожимает плечами.
— Они уже и тостеры из Китая заказывали, и семечками пытались промышлять. Я ничему не удивляюсь.
Я тоже.
— Ненавижу рыбалку, — вспоминаю я чудо-походы с дедом и его бандой.
Эти неженки заставляли меня копать червяков и насаживать их на крючки! Видите ли, по их части была уха и настойки. О, и какова же была подлость, когда однажды они реально наловили рыбы, а я потом все это чистила. Вечером уже сама им активно подливала в стопки, только бы побросали удочки!
— Не стоит разбивать мне сердце, — я в каждой фразе Дантеса нахожу подтекст, — мы ходили на рыбалку с дедом по выходным. На левый берег, в самые заросли. Рыбалка для меня — это чистая любовь.
И бинго — я опять слышу другое.
— А ты, значит, веришь в нее? — спрашиваю Дантеса, а он притворно играет бровями, ожидая пояснений. — В любовь?
— А ты, значит, веришь в нее? — спрашиваю Дантеса, а он притворно играет бровями, ожидая пояснений. — В любовь?
— Конечно, — отвечает суперспокойно.
Я удивлена, и, видимо, это слишком заметно.
— А есть те, кто не верит? — нахмурившись, спрашивает он.
— Да полно, — я неопределенно машу рукой в сторону уже залитого огнями города под нами, — те же Иришки твои.
— Могу с уверенностью сказать, что как раз каждая из них верит. Побольше некоторых, — звучит с явным укором. — Да и остальные врут. Кто бы не хотел иметь человека, который будет твоим на все сто процентов? Чтобы и друзья, и любовники? Чтобы и в радости, и в горе?