Сотая бусина

– Анастейс, в ваши-то годы и такой цинизм? Хотя, вы - маги и аланты, на все в этой жизни смотрите с несколько других позиций... Значит, вы искренне считаете, что любви вообще нет?
– приподнял Аргус свои брови.

– Ну-у... Когда-то я в нее также искренне верила, а потом... волшебство закончилось.

– Волшебство закончилось?
– переспросил поэт.
– А вы знаете, Анастэйс, один из великих мыслителей прошлых веков, имя которого вам, к сожалению, уже ничего не скажет, в своем последнем, итоговом труде написал: 'Любовь - есть самое великое чувство, умеющее творить волшебство, потому что творит новых людей'. И я думаю, что старик здесь имел в виду не только тайну деторождения, а, в первую очередь - полное изменение любящего ради своего любимого... Просто, ваш час познать это волшебство еще не настал.

– Ну, тогда я, пожалуй, его подожду.

– Прямо здесь, у собственной калитки?
– засмеялся Аргус, став, в этот момент совсем мальчишкой.

– А что? Вдруг, оно у меня дорогу будет спрашивать?

– О-о, я уверен, что, если это будет настоящее волшебство, то адрес ваш оно узнает само, - распахнул мужчина передо мной невысокие воротца с болтающейся на них картонкой 'Зигмунд временно не принимает'...

Кот на лечебный сеанс согласился сразу. И, показав ему, на всякий случай, из-за спины Аргуса предупредительный кулак, я направилась... подслушивать очередную зенину притчу. А что? А мне не стыдно. И даже очень интересно, а местами, так и вовсе поучительно. И, хоть окно на веранду кот, тоже предупредительно, всегда требовал закрывать, но, я же маг... Я бы и подглядывать могла, прямо через плотную занавеску. Но, этого моя избирательная совесть делать уже не позволяла.

Традиционные 'Проходите. Обувь снимите. Лягте по удобнее. Храпите по тише', я слушала в пол уха, всыпая в это время в чугунную ступку подсохшие корни сусака. Самое интригующее начиналось немного позже и сегодня оно звучало, как:

– Дружили в одном лесу соловей и воробей. Соловей был очень важным, все его любили за певческий талант и даже местный леший приглашал его на свои сборища - выступить перед почтенной публикой. А воробей был маленький и незаметный. Весь смысл жизни его сводился к тому, чтобы добыть себе пропитание и погреться под теплым солнышком - все его маленькие воробьиные радости.

И вот однажды друзья схватились в нешуточном споре, кто из них лучше приспособлен к жизни. Соловей утверждал, что, конечно, он. Потому что его всегда накормят и обласкают за его песни. А воробей стоял за себя. И доказывал, что, голос, это, конечно, хорошо, но пропадет он и кому соловей будет тогда нужен? А он всегда сможет сам себя прокормить, потому что не на кого ему надеяться.

Спорили они, спорили, да так увлеклись, что не заметили, как накрыла их сетка птицелова, притаившегося в кустах. Птицелов был тоже важным и в жизни разбирался хорошо. И он рассудил, что соловья сможет хорошо продать, а вот воробей никому не нужен. И выпустил маленькую птаху на свободу.

Голосистого же соловья купил хозяин одной таверны и посадил его в клетку - развлекать публику своим пением. Поначалу такая жизнь птице даже пришлась по вкусу. Его опять кормили и слушали внимательно. И в тепле он был. А потом наш артист стал скучать: по лесу, по свободе и по своему другу - воробью. А когда птица скучает, она уже не поет. А если, все же делает это, то песни ее больше на плач похожи. А кому ж интересно плач слушать? Поплакать мы дома можем. И перестали люди соловья слушать. А вскоре он и сам замолчал... с горя.

Хозяин таверны, видя такое дело, решил от него избавиться очень просто - придушить бывшего певуна и в помойное ведро. Да только повезло соловью - пролетал в тот момент мимо открытой двери его бывший друг, в поисках дармовых крошек и увидел клетку. И так как был он маленьким и незаметным, то пропорхнул в таверну и клювом отодвинул на клетке задвижку - выпустил на свободу затворника... Полетели они вдвоем в свой родной лес, который стал теперь соловью во много раз дороже. И больше никогда не спорили, кто из них лучше. Потому что клюв для птицы нужен не только, чтобы красивые звуки из него лились, но и чтобы самому прокормиться и о других позаботиться.

– Хр-р-р.

Толченый корень сусака для нового пробного мыла готов...

Отблески огня в очаге таинственными фигурами плясали на широких половых досках. А сверчки в ночном саду радовались, что очередной день прошел и теперь можно объявить об этом всему миру. Мы втроем - сидели на крыльце, слушали, как шепчутся между собой под ветром старые деревья и смотрели на звезды, которые были рассыпаны сегодня безоблачным небом особенно щедро...

– М-м-м... К Тиристине опять сын с невесткой из Либряны прикатили, - после глубокого вдоха сообщил Зигмунд.

– Ага... И они опять над костром курочку жарят... А, знаете, что я думаю?

– И что ты думаешь, хозяйка?

– Я думаю, что пора начинать новую жизнь. А что? Волосы у меня - новые, Зеня - тоже... обновленный.

– А я?

– А ты, Груша, для меня за последние два дня раскрылась тоже с совсем новой стороны.

– С хорошей?
– блеснула на меня своими глазками в темноте домовиха.

– С о-очень хорошей... Ну так вот. И отпразнуем мы эту новую жизнь завтра уборкой и перестановкой - с утра. А вечером тоже кого-нибудь зажарим.

– Надеюсь, не меня?

– Нет, Зеня. Я членов своей семьи не ем. Я же знаю, что вы - невкусные, хотя и такие замечательные. И я вас... люблю.

– Ага, - вздохнули с обеих сторон от меня 'объекты любви'...

– Зеня.

– Что, Стася?

– Расскажи мне про Бередню.

– Это куда наш некро... Глеб отбыл?

– Просто расскажи про нее.

– Хорошо. Рассказываю... В 2013-м году случился в нашей стране из ряда вон выходящий случай - представитель одного древнего алантского рода поделился своей магией с человеческой девушкой. Проделано это было из чистой юношеской любви, потому что браки между алантами и людьми в ту пору были строго запрещены. Но, пара эта, за такой поступок не нашла одобрения и вынуждена была покинуть родину. Вот они то и основали за западными границами Тинарры новое государство, переселив туда людей с Земли. И стали первыми его правителями - Грэгором и Бенедиктой. Хотя, думаю, настоящее имя мужчины со временем в летописях было изменено на более приемлемый вариант. Страна эта стала называться Бередней и первоначально занимала только половину той территории, что она представляет собой сейчас. На юге же ее в то время жили местные полудикие племена кочевников... Со временем Бередня разрасталась, народ между собой перемешивался и роднился, но там до сих пор, в отличие от остального мира есть национальности и деления на княжества. Что же касается магии... Она там, безусловно, присутствует. Сама природа этого мира ее излучает. Только, отношение к ней в Бередне другое.

– Как к ведьмам и колдунам?

– Примерно так, Стася.

– И что, на кострах сжигают?

– В отдаленных местах, возможно. Хотя, есть и разрешенные маги. Их единицы и живут они в уединенном месте - в северных горах. Вот к ним относятся со всем почтением и считают детьми Бога на земле. Но, это закрытый культ, основанный еще Бенедиктой, и, насколько я знаю, у власти там до сих пор женщина... А вообще, страна эта очень красива, своей - суровой полудикой красотой: горы, между ними, в равнинах, древние буковые леса с водопадами и пещерами, из которых вытекают подземные ручьи, возделанными полями и реками, шириной своей сравнимыми с морем. И над всем этим парят белоглавые сипы. Эти птицы - символ Бередни и ее самая большая гордость.