Сотая бусина

– Хорошая у вас работа. А чем вы занимаетесь?

– Ой, да новые рецепты мыла она придумывает и всякой дамской ерунды для волос и кожи. Ветран, я сегодня совершенно свободен... Свободен я... сегодня.

– Мыло? Так вы всю ночь над новым мылом просидели?

– Ага. Что-то не идет у меня в этот раз. Оно, то плакать начинает, то морщинами все покрывается.

– Плачет?
– глухо произнес мужчина.

– Ой, да, или масла в пробнике лишка и оно выходит на поверхность каплями, или наоборот - влаги мало и кусок весь трескается. Это она имела в виду... Ветран, а где вам удобнее меня интервьюировать: в доме или в моей рабочей обстановке?

– Что с вами сделать?.. А-а-а. В доме, если мы здесь никому не помешаем. Вы, Анастэйс, никуда не собираетесь отлучаться?

– Нет. Засяду у себя наверху с книгами. Буду думать над балансировкой. Так что, интерюви... болтайте, сколько ходите.

– Ну, тогда я пока на медитацию, Ветран... Любимое занятие с утра.

– Угу...Так значит, вы, Анастэйс, сегодня из дома не выходите?

– Приятного всем аппетита...
– страдальчески выдохнул Зигмунд и, выразительно дернув хвостом, спрыгнул со своего 'трона'.

Дальше трапеза пошла гораздо быстрее, оставив, кроме пустой кастрюли из под картошки и крынки из под молока, стойкую уверенность в том, что больной, мало того, что не собирается посвящать нас в тайну своего боевого ранения, так еще и зубы мне умело заговаривает. Ну, конечно, нашего философа с манией великолепия он считай, уже обезвредил. Так что, остаюсь только я... Вот, наглец...

'Засесть с книгами' у меня получилось, но вот сосредоточиться над нужными буквами и цифрами оказалось гораздо сложнее. Конечно, когда внизу, устроив слушателя на диване (что, с моей точки зрения, было большой котовьей ошибкой) Зигмунд тут же начал 'заливаться соловьем' из его же авторской притчи:

– Жизнь моя - жизнь истинного философа, расцвечена яркими событиями, как земля наша разными цветами. Есть в ней сады с благоухающими розами, оставившими в памяти легкий шлейф ностальгии, но произрастают и пышные кусты барбариса, помогающие мне, впрочем, анализируя собственные ошибки, смело двигаться вперед, - далее последовала пауза, предназначенная, видимо, для аплодисментов. Но, раз их не последовало, кот, после глубокого вздоха, задал наводящий вопрос.
– Вам ясна суть моей метафоры, коллега? И почему вы, кстати, не записываете?

Последующая пауза навела меня на мысль, что вопрошаемый, гордо именованный 'философским коллегой', суть метафоры ни ахирантеса не понял, но, признаться в этом устыдился.

– Цветы барбариса сильно воняют затхлой половой тряпкой! Потому что их опыляют мухи!
– несдержанно проорала я из своего рабочего угла на верхнем этаже.
– Хотя, мне кажется, здесь уместнее было бы сравнение с клопогонном(2)!

– Стася! Займись, лучше своими делами!
– не теряя достоинства, прошипел умник.
– И не встревай в разговор о высоких материях... Так почему вы не записываете?

– У меня очень хорошая память, Зигмунд. Не переживайте. И Анастэйс... спасибо. Я понял, - со сквозящей в голосе улыбкой, но, также степенно произнес музейный работник.

– Хорошо. Продолжим... Так о чем бы вы хотели услышать в первую очередь?
– резко сократил свою вступительную часть кот.

– О чем именно?.. Давайте, о 'розах'.

– О розах... Самым главным своим достоинством я считаю, несомненно, принадлежность к прославленному роду Котов БаЮнов, родиной коих является, легендарный в прошлом мире Аваллон(3), именуемый там же в простонародье Лукоморьем. Изначально, однако, нам приписывались совершенно немыслимые качества, связанные с... кулинарными пристрастиями и нашим талантом вводить слушателей в состояние сна, не пользуясь при этом примитивными магическими заклятиями.

– А можно, вот здесь вот, поподробнее?
– уточнил Ветран.
– Про кулинарные пристрастия и магию.

– Людоедство, коллега. Нам приписывалось именно оно. Во многих фольклорных произведениях Кот Баюн был глубоко отрицательным персонажем именно потому что, якобы, вгонял людей в сон, а потом их... Ну, вы меня поняли. Что же касается магии, то я, как философ, не могу отрицать ее существования, однако не склонен считать, что магия, впрочем, как и религия являются неотъемлемыми частями нашей жизни. Уверен, что достойно развитая наука со своими достижениями вполне смогла бы и логически объяснить и заменить и то и другое... Вернемся же к моим предкам...

– Так вы не маг?
– удивленно произнес музейный работник.

– Я - маг? С чего вы это взяли, Ветран?

– Моя рана. Она почти затянулась со вчерашнего дня. Неужели, без помощи вашей и Анастэйс магии?

– Ваша рана?.. Должен вас разочаровать. Произошедшие с ней благоприятные перемены являются следствием умелого лечения Стаси, не основанного на заклятиях и моего прирожденного таланта. Вы примитивно судите, мой дорогой, недооценивая другие стороны жизни и наших возможностей. Род Баюнов, о чем, впрочем, я и хотел рассказать далее, никогда никакого отношения к магии не имел, хотя мы до сих пор считаемся самыми сильными целителями этого мира. Все дело в голосе... Вот скажите, в детстве, ваша мать, когда хотела вас успокоить, как именно она это делала?

– Какими словами?

– Нет, каким голосом, интонацией?

– Спокойно и... нежно, - тихо произнес мужчина.

– И вы успокаивались?

– Да.

– А ваша мать - маг?

– Нет, - отрезал Ветран.
– Моя матушка - обычный человек.

– Во-от... Однако, она добивалась нужного результата. Голос, это великая сила, способная, как вдохновлять, так и убивать. И мой род с древности в совершенстве владеет этим грозным оружием. Хотя, и использует его в мирных целях. А все, что о нас плетут - происки завистников, коих множество и среди магов и среди священнослужителей, и избытки фантазии легковерных, не всегда трезвых селян.

– Понятно... Значит, все дело в вашем потомственном голосе?

– Несомненно, - утвердительно качнул головой Зигмунд и тут заметил меня.
– Стася, а как же твой рецепт?

Пришлось вытаскивать спущенные вниз между перильных балясин ноги и делать виноватое лицо. Хотя, по-моему, получилось не очень:

– Рецепт подождет. У меня вся ночь впереди. А вот ты сегодня с чего, вдруг, так разоткровенничался? Просто заслушаешься.

– Наконец, нашел достойного собеседника, способного оценить услышанное.

– Ага-а...
– многозначительно протянула я, отложив скандал для более интимной обстановки и уверенно поскакала вниз по лестнице.
– Так, все дело только в твоем неповторимом голосе?

– В первую очередь, в нем...
– с точно таким же решением в желтых глазах, буркнул кот.
– Но... есть еще один аспект...

– И какой же?
– подал голос музейный работник, наблюдая за тем, как я по удобнее устраиваюсь на диване.

– Видите ли... Для того, чтобы обладать таким талантом, как у нас, нужна особая, как бы вам яснее сказать... поддержка. И она нам дарована в виде способности постоянно находиться на связи с Древом жизни, - переступил кот лапками и выжидающе посмотрел на нас.