Сотая бусина

– К Зигмунду, говоришь? А почему тогда он за тобой по деревне с корзиной таскается?

– Понятия не имею, - теперь уже получилось совершенно искренне.
– Наверное, постой отрабатывает.

– Вон оно что! Так этот светлокудрый витязь у тебя еще и живет? Ты знаешь, если бы не человеческое свечение, его можно было бы спокойно принять за одного из моих рослых сородичей.

– И ничего он не кудрый, а... прямой, - совсем не умно ляпнула я, борясь с нахлынувшим, вдруг стыдом.
– И вообще... Как ты сюда попала? У тебя же провиантом домоправительница занимается.

– Так и она здесь, - кивнула Гелия на внушительный тыл громко торгующейся с мясником дамы.

– Просто, случай особый. Я даже сама хотела к тебе заскочить по этому поводу... Вот было бы... любопытно, - задумчиво закончила она, встречая взглядом вернувшегося к нам Ветрана.
– А, кстати, приходите оба.

– Куда?
– в голос выдали мы.

– Так у Колина, моего мужа, день рождения через три дня, - еле сдерживая улыбку, ответила алант.
– Мы обычно его не празднуем, но в этом году все старшие дети обещали слететься. Разве не особый случай?... К Зигмунду, значит?
– хмыкнув мне в полголоса, пошла она тараном на загородившего проход музейщика.
– Мы вас ждем!

– Всего доброго, - едва успел отшатнуться Ветран, шибанув-таки, корзиной засмотревшегося на мясные рулеты покупателя.
– Простите.

– День рождения, - сосредоточенно прищурившись, повторила я.
– И сколько же ему, интересно, исполняется?

– Что ты говоришь?

– Да так...
– дернула я головой, размывая воображаемый столбик из цифр.
– Пойдем копченки покупать.

– Я уже.

– Что, 'уже'?
– удивленно открыла я рот.

– Купил, - смущенно расплылся мужчина и откинул край еще совсем недавно аккуратно сложенной на дне корзины салфетки. Под ней, кроме связанных в пучок миниатюрных колбасок радовал глаз большой шмат сала, присыпанного солью с перцем и приличный кусок говяжьей мякоти.

– Ветран, а откуда у тебя на все это деньги?
– перехватившим голосом пробасила я.

– На постоялом дворе сэкономил, - поспешно буркнул мужчина и, ухватив меня за руку, потащил вон из лавки.
– Что ж ты так кричишь, Анастэйс? Перед людьми же стыдно.

– Перед людьми стыдно?
– припустила я следом за ним по мостовой.
– А ночевать под нашим забором тебе не стыдно? Да что у вас за музей такой? Ты меня, вообще, слушаешь?

– Я тебя слышу, - внезапно остановился мужчина.
– Нормальный... музей. И давай вообще этот разговор про деньги закончим. Я же обещал тебе помогать?

– Обещал, - согласно кивнула я.
– Но...

– Вот и все, - поволок меня музейщик дальше по улице.
– Разговор закончен.

– Нет, не закончен.

– Что еще?
– вновь застыл мужчина.

– Иди, пожалуйста, по медленнее... Я за тобой не успеваю.

Ветран, видимо приготовившийся к затяжному препирательству, удивленно вскинул брови, а потом, вдруг, улыбнулся:

– Хорошо, - и крепче перехватил мою ладонь.
– Пошли?

– Пошли, - промямлила я, не предприняв даже робкой попытки освободиться.
– Только нам еще за хлебом и калачами надо зайти. Это через дорогу и вообще, в другую сторону...

Через дорогу и в совершенно другой стороне прямо в центре дощатой площади с распахнутыми на нее лавками всех мастей шла полноценная культурная жизнь - в Мэзонруж приехал залатанный балаганный фургон. Что он забыл в нашей деревне в это буднее утро, да еще и задолго до Медового спаса, ума не приложу. Может, просто заблудился во времени и пространстве. Говорят, с артистами такое бывает: выступают в одной таверне, а просыпаются... Прямо, как наш поэт Аргус. Который, впрочем, тоже здесь присутствовал. И даже участвовал, тренькая на своей раздолбаной лютне в такт прыгающему через горящие кольца акробату. Правда, соотношение выступающих и зрителей сильно перевешивало в сторону первых. Видно, поэтому мужчина, едва завидев меня, тут же перекинул свой инструмент через плечо и поспешил навстречу:

– Лучезарного дня, Анастэйс! Неужто, пришли насладиться?

– И вам не замерзнуть, Аргус. Нет, мы здесь проходом, - в ответ оскалилась я.
– Как ваши поэтические будни?

– О-о, лучше не спрашивайте, - тяжко вздохнул тот, а потом добавил.
– Четыре дня не били - уже замечательно... Анастэйс, представьте меня вашему... спутнику, - опустил он глаза на наши, по прежнему сцепленные руки.

– С удовольствием, - тут же освободила я свою.
– Аргус, местный поэт и борец за вдохновение... Ветран, научный коллега Зигмунда, - кивками указала я мужчинам друг на друга и дождалась рукопожатия.

– Научный коллега...
– со значением протянул поэт.
– Уважаемый Ветран, может, посидим сегодня вечером в 'Лишнем зубе' за чаркой вина, побеседуем о проблемах нравственности? Меня, знаете, она очень сильно волнует.

– Охотно верю, - бросил музейщик ответный оценивающий взгляд на пожухлый синяк Аргуса.
– Только, к сожалению, все мои вечера заняты уважаемым Зигмундом с его... проблемами, - и вновь поймал мою ладонь.
– Всего доброго, Аргус.

– И вам всех благ, - в развороте проследя за нами, стянул тот со спины свой инструмент.
–

Что стоит в мире волшебство?

Кто даст мне цену за него?

И пусть огромна та цена,

Я заплачу ее сполна...
– понеслась нам вслед вольная интерпретация народной песенки.

Я на ходу обернулась, чтобы выразить свое отношение к репертуару Аргуса, но увидев лишь его вальяжно удаляющуюся спину, скользнула взглядом по всей площади... Потом еще раз и уже развернулась целиком, суматошно шаря глазами по ее центру и народу у лавок, ненароком дернув при этом Ветрана за руку.

– Нам еще куда-то...
– удивленно произнес он, а потом остановился и тоже заозирался по сторонам.
– Анастэйс...

– Что?..

– Ты знаешь...

– Что?..

– А-а... ничего, - поймал он на себе мой пристальный взгляд и растерянно расплылся.
– Думал, знакомого увидел... Пойдем, а то от хождений по вашим изобильным лавкам так есть захотелось.

– Ну, пойдем, - обернувшись напоследок к, твердо настроенным на выручку артистам и парочке неотзывчивых зрителей, двинула я рядом с мужчиной.
– 'Как интересно у нас получается, господин музейный работник. Очень интересно...'