Совершенные. Эхо Равилона

Но я не имел права. Ради Нейла, ради всех деструктов, ради Кассандры. Ради призрачного шанса на то, что она все еще жива, ведь я так и не нашел тела. Перебрал каждый камень в разрушенном крыле здания, раскопал завалы камней и стекла, разворошил насыпи и поднял стены. Кассандры под ними не оказалось. Но где же она? И если жива, почему я не могу дотянуться до ее Духа? Или скверна так сильно изменила мой собственный, что оборвала нашу связь с той, кому я давал брачные клятвы?

Или мои надежды лишь – призраки во тьме мое жизни, и Кассандра все же мертва?

Непонимание и боль снова едва не выпустили скверну.

Я сжал зубы, запрещая себе думать.

Решил обойти дворец, понимая, что не смогу уснуть. Остановился у комнаты на третьем этаже. Хотя ее трудно было назвать комнатой, скорее – тюрмой. Не знаю, для кого и чего ее сделали, но помещение без окон, с толстой железной дверью и несколькими наружными засовами оказалось надежным пристанищем для моей… гостьи. Двое гвардейцев в серых мундирах стояли с обеих сторон от двери. В их глазах блестели оранжевые искры моей скверны. Марионетки, лишенные воли. Раньше подобное вызывало во мне ужас, но многое изменилось.

Я изменился.

Кивнул на дверь, и гвардеец отодвинул засовы, впуская меня внутрь.

Кажется, с последнего визита женщина внутри так и не пошевелилась, сидя с невыносимо ровной спиной на железном стуле. Белые волосы волной на черном мундире. Глаза закрыты, но я знал, что она не спит.

– Ваше святейшество.

– Август.

Аманда открыла глаза и насмешливо улыбнулась. Иногда она так сильно напоминала свою дочь, что внутри меня поднималась буря. Может, поэтому я снова пришел к ней?

– Позднее время для визита.

В тюрьме архиепископа не было окон, но Аманда всегда с точностью определяла время суток.

Я пожал плечами.

– Хотите, чтобы я ушел?

– Я не против поболтать. —Насмешки в ее голосе стало больше. – Ты ведь пришел за этим, верно? Совсем не с кем поговорить?

Я остановился, уже жалея о своем визите.

– Да брось, – легко поднялась Аманда. – Я знаю, как это бывает. А твои друзья… ох. Бывшие друзья – нет. Они не знают. Они ведь бояться тебя, не так ли?

– Знаете?

– Да. – Она обошла небольшое помещение, глянула через плечо. – Я Совершенная, Август. Тоже в некотором смысле сверхчеловек. Или уже и не человек вовсе? – Женщина ехидно усмехнулась. – Я помню, как это было. Мы меняемся. Становимся другими. Некоторое время еще держимся за старые связи и привычки, но они словно труха, отжившая и бесполезная. Твои друзья уже в прошлом, Август, хотя сейчас ты не хочешь это принимать. Вы больше не на равных. Ваши силы, способности, устремления, даже ваши разумы теперь слишком отличаются. Они могут служить тебе, но они никогда тебя не поймут. Не смогут разделить твои чувства. А ты хочешь этого, верно? Ведь внутри скверны все еще живет Август Рэй Эттвуд – неплохой в своей сути человек.

– Вы ничего обо мне не знаете.

Аманда расхохоталась.

– Я как раз знаю. Я архиепископ святой Инквизиции, мальчик. И я знаю все о тебе – Август.

Я снова пожалел, что пришел.

– Ты боишься, не так ли? – Женщина налила в стакан воды, сделала глоток, изучая меня поверх стеклянной грани.

– Нет.

– Нет? Хм. Я вот боялась. Когда прошла Возвышение и начала… меняться. Даже если изменения желанны, они все равно пугают. Но это проходит. Скоро и у тебя пройдет. Включится определенный защитный механизм, отсекающий ненужные эмоции. И страх – в первую очередь.

– Я не проходил Возвышение.

– Верно. И все же механизм довольно похожий. – Аманда задумчиво покачивала на ладони стакан. Потом с интересом взглянула на меня. – Расскажешь, чему научился, Август?

– Не боитесь? – Я сел на второй железный стул, откинулся на спинку.

Женщина хмыкнула. Страх в ней, несомненно, был, как и в каждом, кто ощущал мою скверну, но она сумела его подавить. Или хорошо спрятать.

– Скверна – темная и противоестественная сущность, – к ее чести, архиепископ не стала врать. – Она вызывает ужас на глубинном, неподдающемся контролю уровне. – Боюсь, Август. И все же мне любопытно.

– Вы честны.

– Это уже немало, согласись. – Аманда села напротив, все еще сжимая свой стакан. – Итак? Ты пришел поговорить. Твоя инициация завершена, но свои возможности ты пока сам не знаешь. Так чему ты научился?

Улыбка слетела с ее лица, и я увидел ту, кем Аманда являлась, – инквизитора. На миг даже возникло ощущение, что это не я пришел в карцер, а она – жесткий и несгибаемый архиепископ – явилась допросить пленника. И стоило бы уйти, но… я остался.

– Создал из человеческой крови рубин.

– О, изменение внутренней структуры вещества без вспомогательных приборов? Хм. Неплохо. До Эзры Кросмана был еще один разрушитель, его звали – Эвар Эванс. Конечно, это имя тоже стерто из нашей истории, как и имена тех, кто был до него… Но я их знаю. Эвар мог изменять материал одним лишь взглядом.

– Что еще он мог? – Вопрос прозвучал равнодушно, но Аманда уловила мой интерес и рассмеялась.

Помимо воли я ощутил уважение: эта женщина умела владеть своими эмоциями.

– Хочешь знать больше, Август? Мы можем договориться. Для начала – выпусти меня из этого каменного мешка и посели в нормальных покоях. Я привыкла к комфорту.

– Нет.

– Тогда я ничего не расскажу. – Она поставила стакан и сложила руки на черном мундире.

– Или вам нечего рассказать.

– Возможно, я единственная, кому есть что, – с высокомерной снисходительностью произнесла Аманда, и это так сильно напомнило ее дочь, что мне стало нечем дышать. Перед глазами поплыло, на миг я потерял нить разговора. Не заметив моего состояния, женщина продолжила: – Я архиепископ, Август, и летописи изучала по долгу службы. Хотя и с немалым интересом. Если кто и знает об Эваре или Эзре, то это я.

– Я могу заставить вас говорить.

– Не об этом. – Ее лицо стало жестким. – Сведения о проклятых разрушителях относятся к особо важной тайне Империи, они секретны, никто не получает доступ к ним просто так. Попробуешь вскрыть мой разум насильно – сработает защита, установленная менталистами. Вероятнее всего, я после этого превращусь в овощ. – Аманда безразлично пожала плечами. – Но и ты ничего не узнаешь.

Да, смелости этой женщине не занимать.

И это снова напомнило ту… другую.