Совершенные. Эхо Равилона

Или замирали, снова и снова вспоминая то, что увидел каждый. Дамир вздрогнул, тоже вспомнив разящее сияние и темную фигуру в ее центре.

И то, как невыносимая, потустороння сила выдернула душу из тела Дамира, а его разум развернулся лентой воспоминаний. Разрушитель застыл рядом, внимательно рассматривая каждое. Дергаясь, словно пришпиленная иглой бабочка, Дамир пытался сопротивляться, но это оказалось невозможно, и разрушитель увидел все, что он пытался скрыть. Всю его жизнь. И особенно то, что было связано с Кассандрой. Каждую их встречу, каждый разговор. Каждое прикосновение. Вплоть до последнего момента, когда лезвие разрезало веревки на ее руках.

Миг, показавшийся Дамиру бесконечным, разрушитель молчал.

Жестокое сияние его света резало душу на лоскуты, и Норингтон хотел кричать, но в том потустороннем пространстве, где они находились, даже крик был привилегией, которой ему не дали.

– Я хочу оборвать твою жизнь, инквизитор, – наконец сказал разрушитель. – Но не стану. Из-за того выбора, который ты все-таки сделал. Но не рассчитывай на большее. – Лицо с обжигающим золотом глаз приблизилось. – Ты отправишься в Полярис.

– На сколько? – Норингтон подумал, и мысль тут же прозвучала.

– Навсегда.

– Что? Нет! ты не посмеешь! Кэсс…

– Кассандра – моя жена. Убирайся, Дамир Норингтон. Иначе пожалеешь.

Казалось, это длилось бесконечно долго, хотя на самом деле прошло лишь мгновение.

Свет разрушителя исчез, как и он сам. Душа вернулась в тело, и Дамир открыл глаза.

Норингтон потер лоб и поморщился. Потом зачем-то похлопал по карманам мундира, поправил красный аксельбант. Подумал, надо ли его снять, или он все еще инквизитор?

Так и не решив, покосился на место, где недавно стояла связанная Кассандра. Изгнание – вот что ждет его теперь. Внутри поселилась печаль, но еще там было нечто новое. Спокойствие и…надежда. Словно его метания наконец закончились, словно новый выбор и путь будут радостнее ушедшего. Странное ощущение, если учесть, что ему грозит.

И еще более странным было то, что Дамир ни о чем не жалел.

***

Аманда Вэйлинг открыла глаза. Потянулась. И ощутила, что безумно голодна. Это был странный голод. И относился он не только к еде. Аманда хотела… всего. Чашку кофе со взбитыми сливками, солнечных лучей в ладонях, щекочущей ступни травы, смеха, сияния звезд, поцелуев на своей коже…

Уже много, много лет, Аманда не хотела ничего подобного. Она даже не задумывалась, что можно все это как-то по-особенному хотеть. Словно все это не имело значения, или и вовсе не существовало для несравненного миротворца Империи. Ее чувства уже очень давно казались бесплодной землей, засыпанной пеплом.

А сейчас на эту почву пролился яростный дождь – и все стало иным. Таким, как было когда-то давно, до Возвышения.

Внутри жило быстро тающее воспоминание: разящий свет, темная фигура в центре. Ее жизнь, пролетающая перед глазами. Застывший силуэт молодого мужчины, внимательные и спокойные глаза.

Аманда помнила свой ужас и осознание полной беспомощности перед этим человеком.

А потом он сказал:

– Мой друг Бернар говорил, что раскаявшийся грешник ценнее, чем тот, кто никогда не грешил. Потому что теперь видит разницу. Что ж… Просыпайтесь, Аманда. Вам будет чем заняться.

Аманда очнулась и поняла, что на теле больше нет ран, которые оставили когти Михаэля, а сама она чувствует дикий голод и желание жить! Не в силах сдержать подступающих эмоций, женщина громко, от души рассмеялась.

***

Мадриф открыл глаза и хмыкнул.

Он сразу и полно осознал то, что произошло с ними всеми. В отличие от непросвещённых имперцев, эмиры Оазиса точно знали, на что способен Звездодарующий, если отпустит свою силу. Он мог не только убить, но и обновить душу, дав новую жизнь.

Если захочет, конечно.

Мадриф не получил ничего нового.

В его голове застыл образ сияющего света и темной фигуры в нем. Человек приблизился и некоторое время рассматривала Мадрифа – все его воспоминания. Хотя нет, человека интересовали лишь те, что были связаны с Алмаз. Он увидел каждое – и танец в шелках, и обжигающее солнце, по вине Алмаз сжигающее его лицо. И разговор после, когда сам Мадриф уже считал минуты до своей смерти.

Бесконечно долгое мгновение Мадриф думал, что вот и пришел его конец.

Но Звездодарующий качнул головой.

– Ты помог, поэтому я оставлю тебе жизнь, пустынник. Но лучше не попадайся мне на глаза.

Воспоминание оборвалось, и король черных песков снова хмыкнул.

– Муж, значит, – пробормотал он, озираясь.

***

Император Константин открыл глаза и некоторое время смотрел в небо, пытаясь понять, где он. А потом нахлынули воспоминания, и надбровные дуги монарха, почти лишенные волос, сошлись в хмурую линию. Он вскочил, успев удивиться легкости своего истощенного тела. На миг замер, прислушиваясь к себе. И с новым изумлением ощущая внутри силу. Почти такую же, как была когда-то давно, в дни его молодости. Словно кто-то одним махом окунул Константина в живительный родник, очищая и уставшее тело, и измученную душу.

Дрогнув, император поднял руку с золотым браслетом и сглотнул сухим горлом. Да, он не ошибся. Пигментных пятен стало меньше, а кожа слегка разгладилась. И это было лишь начало. Словно его нейробраслет подпитался от самого солнца, поглотив новую энергию.

Нет. Дело не в нейропанели.

Воспоминания нахлынули бурлящим потоком, и Константин даже на миг пошатнулся, ухватившись за спинку кресла. Но уже не от телесной слабости. Это была ярость. Гнев, полыхнувший внутри, когда император вспомнил. Все то, что его годами заставляли забывать.

Разговор с Ивазом в его кабинете много лет назад, Юстису тогда едва исполнилось девять. Константин желал продолжить изучение скверны, но кардинал настаивал на обратном. Не просто настаивал – угрожал. Но Константин напрочь забыл об этом! А потом случился Снежный Бунт и смерть наследника…

«Я ведь тебя предупреждал. Не надо переходить мне дорогу», – с усмешкой на узком лице брошенные слова. И снова стертые чей-то недоброй волей.

Воспоминания неслись и неслись, наполняли голову подробностями и деталями, но император уже не шатался. Гнев рос внутри, угрожая взорваться выплеском вновь пробудившейся силы.

И вся она была направленна на одного человека.

Выпрямившись во весь рост и словно вновь вернув себе былое величие, Константин нашел взглядом личных охранников. Самые преданные, самые верные его люди уже очнулись и торопливо проверяли оружие.

– Арестовать. – Император ткнул пальцем в фигуру на земле. Алая мантия накрывала приходящего в себя кардинала кровавым пятном. – Заковать в кандалы. Не спускать глаз!

Стражи молча кивнули.

***

Джема и Юстис, лежащие рядом, открыли глаза одновременно и переглянулись в изумлении.