Советские разведчики в нацистской Германии

Одновременно с ним провалился и Хесслер. Как это произошло? После войны Барт признался, что под пыткой выдал своего напарника. Скорее всего, дело было не так. На след «Красной капеллы» вышли и без помощи захваченного парашютиста. К тому моменту, как «Франц» и «Бек» садились в самолет на подмосковном аэродроме, кольцо вокруг «Старшины» и «Корсиканца» уже сомкнулось.

ОХОТА НА «ПИАНИСТОВ»

Само название «Красная капелла» родилось в недрах гестапо. По общепринятой терминологии, пианистами называли радистов-нелегалов. Когда по всей Европе зазвучал нестройный оркестр подпольных передатчиков, работающих на Советский Союз, его закономерно окрестили «Красной капеллой».

Это же название присвоили и особой группе – зондеркоманде гестапо, которая была сформирована летом 1941 года из наиболее опытных и талантливых контрразведчиков. Впрочем, в команду входили не только «ребята Мюллера»: здесь были представлены также люди Шелленберга и Канариса. Злейшие враги собрались вместе, чтобы положить конец «красной заразе». О результатах своей деятельности зондеркоманда докладывала непосредственно рейхсфюреру СС Гиммлеру. Ее главой был назначен 38-летний оберштурмбаннфюрер СС Фридрих Паннцингер, земляк и старый друг Мюллера. В полиции он работал с 1923 года, но настоящий карьерный взлет начался после прихода нацистов к власти. В 1937 году Паннцингер перебирается из Мюнхена в Берлин, где становится заместителем начальника управления полиции. В 1940 году становится атташе полиции при германской миссии в Софии. Наконец, в 1941 году он был назначен заместителем Мюллера.

Отборная гестаповская команда приступила к поискам русских «пианистов». Но начала она не с Берлина, а с Брюсселя. Это на первый взгляд странное решение, напоминающее действия героя знаменитого анекдота, который искал свои ключи не там, где потерял, а там, где светло, было в данном случае глубоко оправданным. Потому что именно из Бельгии лились самые мощные «трели» «Красной капеллы». Именно здесь была расположена самая сильная советская резидентура в оккупированной немцами Европе.

«Звездой» этой резидентуры был, вне всякого сомнения, «Кент». Но не он являлся ее главой. Эту роль играл Леопольд Треппер (Отто), который весьма ревниво относился к успехам подчиненного и постоянно пытался совершить что-нибудь выдающееся, чем-то напоминая в этом Кобулова. Впрочем, до злосчастного «Захара» ему было, слава богу, далеко. Однако одну решающую ошибку Отто все же сделал. Но об этом чуть позже.

В 1940 году резиденты сняли у некоей Риты Арну, голландки, не слишком жаловавшей нацистов, домик в пригороде Брюсселя. Здесь, на втором этаже, они устроили конспиративную радиоквартиру. Радистом стал молодой Михаил Макаров (кодовое имя «Хемниц»). Как и старшие товарищи, он прятался под маской уругвайского гражданина, мелкооптового торговца. «Хемниц» быстро освоил радиопередатчик, кроме того, он отлично проявил себя в годы войны в Испании. Но в Центре не учли, что разведчику нужны совершенно иные качества, нежели боевому летчику. «Хемниц» оказался не слишком устойчив морально и пренебрегал конспирацией. На конспиративную квартиру он начал водить случайных знакомых и девушек легкого поведения. Кроме того, на вилле поселились еще два сотрудника резидентуры, что грубо нарушало известное правило: не превращать явку в место жительства персонала. Еще одним нарушением были частые и продолжительные выходы в эфир, против чего протестовал «Кент», заявлявший, что так легче всего дать себя обнаружить.

Он оказался прав. Зондеркоманда вычислила расположение передатчика. С каждым днем к нему удавалось подобраться все ближе и ближе. В конце концов на подозрении остались три дома. Гестаповцы применили нехитрый прием: выключили на несколько секунд электричество в одном из них. Работа передатчика тут же прервалась. Теперь все стало ясно. Эсэсовцы пошли на штурм.

Шифровальщица была схвачена сразу, вслед за ней – второй радист. Через несколько минут на виллу зашел «Хемниц», которого тут же скрутили. Сразу же в дверях возник Треппер, который мог стать самым ценным уловом. Но ему удалось выкрутиться: при себе Отто имел документ, удостоверявший, что «господин Жильбер» уполномочен директором парижского отделения организации Тодта (строительная организация вермахта) изыскивать необходимые рейху стратегические материалы. Его пришлось отпустить. Отто немедленно связался с «Кентом», и тот сразу же бежал в не оккупированную нацистами Южную Францию. Провал был очень серьезным, но имел пока локальный характер. Главные действующие лица остались на свободе.

Тем временем в Берлине полным ходом шла разработка арестованных. Именно тогда трагически аукнулась ошибка Треппера, не ставшего отправлять домой морально неустойчивого «Хемница». Под пытками молодой радист рассказал все. И об Отто, и о «Кенте», и о системе шифрования, и о многом другом. Его поведение выглядит особенно прискорбно на фоне шифровальщицы Софи Познанской, которая выдержала все пытки, а потом, боясь все-таки проговориться, покончила с собой.

Свою лепту в разгром внесла и хозяйка виллы Рита Арну. Под угрозой расправы весь ее антифашизм словно рукой сняло. Она рассказала много интересного о посетителях виллы, а также о книгах, которые видела на столике Софи. Именно эти книги использовались для кодирования сообщений. С помощью этой информации гестаповцам удалось расшифровать практически все радиограммы, отправленные резидентурой Треппера из Брюсселя за последний год и полученные ею. Среди них оказалась и та, в которой «Кенту» предписывали отправиться в Германию и связаться с группой «Корсиканца». Петля вокруг берлинских антифашистов затянулась. На дворе стояло лето 42-го года.

В ПЕТЛЕ

В перехваченных радиограммах были берлинские адреса членов группы «Корсиканца». Выяснить, кто стоит за ними, было уже, что называется, делом техники. Сначала гестаповцы вышли на «Старшину» и «Старика», но арестовывать их не стали, гораздо важнее было в тот момент вскрыть всю организацию. Ни Кукхоф, ни Шульце-Бойзен не были профессиональными разведчиками и не умели распознавать качественную слежку. В итоге довольно скоро они «засветили» Курта Шумахера («Тенора»), который являлся руководителем целой большой группы антифашистов. А затем гестаповцы вышли на след еще одного действующего лица – Хорста Хайльмана, что неприятно удивило их самих. Дело в том, что Хайльман работал не где-нибудь, а в отделе дешифрования Верховного командования сухопутных войск (ОКХ), занимавшемся как раз раскрытием перехваченных радиограмм.

Ларчик открывался просто: юноша познакомился с Шульце-Бойзеном, когда поступил в Берлинский университет. Харро достаточно быстро стал для него настоящим кумиром. Под влиянием старшего товарища Хайльман отошел от национал-социалистических воззрений и решил бороться против фашизма. В силу своей должности он оказался в курсе операции «Красная капелла» и лишь по несчастливой случайности не успел предупредить о ней по телефону своего друга Харро – того на тот момент не оказалось на месте. Когда Шульце-Бойзену доложили, что звонил его друг из ОКХ, он немедленно перезвонил Хайльману – но теперь уже того не оказалось на связи. Трубку снял его начальник Фаук. Не подозревая ничего дурного, «Старшина» представился, и Фаук испытал настоящий шок, такой, какой мог бы быть у начальника отделения милиции, если бы тщательно разыскиваемый опасный преступник вдруг позвонил ему и попросил бы к телефону кого-нибудь из его оперов. Фаук немедленно связался с гестапо, и там пережили несколько неприятных минут, пытаясь сообразить, какую же немыслимую контригру ведет советский агент? Не придя ни к каким удовлетворительным выводам, решили арестовать Харро без лишнего шума, так и не выявив всех его контактов. На дворе стоял последний день лета 42-го года.

К своей чести, Хайльман смог довольно быстро разобраться в ситуации и поднять тревогу. Он предупредил Либертас Шульце-Бойзен, некоторых своих единомышленников и… и это было все. Пятого сентября его арестовали, а вслед за ним – нескольких его коллег, которых тоже обвинили в выдаче государственной тайны. В середине сентября по Берлину прокатилась волна арестов: Харнак, Шумахер, Коппи, Шульце, Кукхоф, Беренс и десятки других оказались за решеткой. Даже Либертас, которая пыталась бежать в Париж, не смогла ускользнуть. Многие из арестованных были членами антифашистских групп, они и понятия не имели о связи своих лидеров с советской разведкой, но гестапо предпочло считать всех платными агентами русских. Более того, в ходе следствия было раскрыто несколько антифашистских групп, не имевших никакой связи ни со «Старшиной», ни с «Корсиканцем». Их тоже приплели к общему делу.

Пока шли допросы и пытки, гестапо попыталось использовать некоторых из арестованных в своих интересах. Речь идет в первую очередь о «Франце». Захваченный нацистами, он дал притворное согласие участвовать в радиоигре, на деле же передал в Центр условный сигнал, говоривший о том, что он работает под контролем. Но снова произошла трагическая случайность: из-за плохих метеоусловий передачу приняли не полностью, и условные сигналы пропали. Вместо дезинформации в Берлин в ответной радиограмме ушли адреса реальных явок. Когда Хесслер понял, что обмануть гестапо не получилось, он немедленно отказался от сотрудничества. Его сразу же расстреляли.

Расправа с членами «Красной капеллы» тоже была быстрой. Несмотря на изнурительные допросы и жестокие пытки, никто из них не сломался, не стал сотрудничать со следствием. Лишь с большим трудом, используя прямые улики, очные ставки и перекрестные допросы, гестаповцам удалось составить более или менее правдоподобную картину деятельности антифашистской организации. Всего по делу «Красной капеллы» проходило 129 человек. Из них 49 были осуждены на смертную казнь, 77 – приговорены к различным срокам каторжных работ и трое покончили жизнь самоубийством еще до завершения следствия. В течение первой половины 1943 года все приговоры были приведены в исполнение.