Союз обворованных

— Ты записываешь? — спросил майор, хотя лейтенант исправно стучал по клавишам.

— Так точно! — отозвался тем не менее Зайцев.

— Что ещё у вас забрали, кроме бумажника?

— Не знаю… Может, что-то из пакета.

Майор придвинул к нему ближе заклеенный пакет, сказал:

— Так проверьте. Только внимательно, а то напутаете, мы их возьмем и вдруг не сойдется — тут же начнут на вас клепать, что сами, мол, что-то захотели украсть из служебных бумаг или ценностей, прикинулись, мол, будто вас ограбили, а после на первых попавшихся людей стали вешать ограбление. Проверьте, проверьте.

Лаврентьев отодвинул пакет:

— Да нет, этот они не открывали, я тот имел в виду…

— Так то не пакет, а сумка! Ну, проверяйте!

Гарику вдруг стало неловко вытаскивать свои вещи при посторонних людях, но тут же он сказал себе: «Тоже мне люди — менты!» Халат был на месте, и тапочки, и вся гигиеническая дребедень, не было только конвертика с деньгами. Не хотелось говорить милиционерам о долларах, но тут же мелькнуло: «Вдруг поймают тех, они покажут, что взяли доллары, эти сразу вцепятся, почему скрыл».

— Не хватает денег, — сказал он. — Были доллары в конверте, две сотни.

— А посмотрите как следует, может, где-то в вещах, — сказал майор и услужливо кинулся все перебирать и разворачивать. — Пиши, Зайцев: халат махровый мужской, бэ-у, тапочки домашние, размер сорок два, тоже бэ-у… Щетка зубная в футляре, бритва безопасная «Жиллет», двухлезвийная, с запасной головкой, щетка для волос, паста зубная импортная «Колгейт тотал», крем для бритья… А это что?

— Дезодорант, — сердито буркнул Лаврентьев.

— Все на месте?

— Как будто все.

— А что, наших денег у вас с собой не было?

— Почему же не было, были. В бумажнике.

— Сколько?

— Не помню точно, несколько двадцаток, может, штук пять, и мелочь…

Майор покачал головой:

— Может, штук пять… Это ж десять миллионов!

Лаврентьев поднял голову:

— Мне неловко, господин майор, но я все-таки директор акционерного общества, и десять миллионов, на которые и три дня не проживешь, — это для меня небольшие деньги.

— Да, — вздохнул майор, — разные у людей мерки… — Побарабанил пальцами по столу. — Опишите нападавших.

— Четверо мужчин, особо я их не разглядел, моего возраста и помоложе, один — в меховой шапке, надвинутой на глаза, его называли капитаном, ещё одного этот капитан называл сержантом, но тот был у меня за спиной, я его не видел…

— И все?

Лаврентьев развел руками.

— Рост, сложение, одежда? Кроме меховой шапки было ж ещё что-то на них?

— Кожаные куртки, длинные, до середины бедра. Рост — все крупные, выше меня, капитан чуть выше второго, что с ним был, хотя мне могло так показаться из-за шапки…

— Выше вас — на сколько?

Лаврентьев показал двумя руками сантиметров двадцать, тут же немного свел пальцы.

«Э-э, браток, а ты, выходит, закомплексованный! И богатый, наворовался, и кандидат в губернаторы, и домик у тебя в частном секторе, и баб вагон… А вот насчет баб… Любопытно, уж не сидел ли ты? Или, может, в армии служил где-то в глуши, где женщин совсем не было, опустили тебя, а теперь доказываешь себе, что ты ещё понормальней других будешь?»

— Ладно, так запишем, лейтенант: рост мужчины в меховой шапке — около 190, второго — чуть меньше. Я извиняюсь, гражданин Лаврентьев, я так понял, в наших краях вы не коренной… А где вообще жили?

— Помотала жизнь по стране… институт кончал в Москве, три года по распределению отработал на Печоре, на целлюлозно-бумажном комбинате, я ведь бумажник по образованию, после перебрался в более теплые края, тут, правда, пришлось слегка переквалифицироваться, пошел на деревообрабатывающий комбинат — сначала мастером, потом предложили отдел кадров. С тех пор работаю с людьми, на административных должностях. Здесь женился и пустил корни…

— А как надумали макулатурой заняться?

— В восемьдесят седьмом — восемьдесят восьмом годах работал в кооперативе «Великан», там собирали макулатуру, за неё продавали дефицитные книжки, много киосков по городу было, помните, наверное?

— А как же, сам «Три мушкетера» так купил! А после что?

— Они макулатуру вывозили на переработку в Федерацию, здесь мощностей практически нет. А потом, после обретения независимости, я и подумал: не годится нам последние леса на бумагу переводить, когда её вон сколько валяется на любом углу!

«Легко повествует, обкатанный рассказ… Бумажник по образованию, говоришь, на Печоре работал? А любопытно… Институт в Москве? Можно проверить…»

— А вот как вам показалось, — внезапно повернул разговор Казьмин, эти неизвестные… они на вас случайно попали или направленно целились? Вы все ж таки человек не бедный, да ещё кандидат, может, это была попытка похищения? Киднэппинг, как на Западе говорят?

«Задумался, нахмурился. Вопрос логичный, уместный, сам на язык просится, но, похоже, обсуждать его с милицией гражданин пострадавший не склонен».

— Не знаю, что и сказать… В разговоре они ничего такого не выдали, только обвиняли в квартирных грабежах, но все было тщательно организовано: двое вышли из дверей напротив, двое в лифте поднялись… Не знаю, не могу сказать.

— А вы, кстати, в какой квартире были?

Лаврентьев задержался с ответом совсем немного:

— В сто семьдесят первой. Заходил к бывшей сотруднице, Зубко Наталье Викторовне. Был там минут десять.

— Она вас что, даже чаем не напоила?

— Да я по делу заскочил, забрать кое-что…

— Вот эти вещи? Или вот это? — майор, словно невзначай, снова обратил внимание на пакет с бумагами.

Лаврентьев пожал плечами:

— По-моему, бандитам было все равно, за чем я заходил, а в пакет они и заглянуть не успели.

— Может, считали, что ещё успеют… — раздумчиво пробормотал майор. А вы вот что скажите: вы сотруднице-то звонили, предупреждали, что зайдете?

— Да, звонил.

— А не могла ли гражданка Зубко бандитов на вас навести? Вы её хорошо знаете? Может, за что-то зло на вас держит, или подкупили ее? Или запугали?

У Лаврентьева по лицу пробежала мгновенная растерянность, но он быстро взял себя в руки:

— Нас с Натальей Викторовной ещё со времен совместной работы связывали доверительные отношения, сугубо товарищеские, — поспешил подчеркнуть он, делить нам с ней было нечего, а потому и злиться не за что.

— Понятно… Не заметили ли вы чего-то особенного в разговорах нападавших? Какие-то необычные слова, может быть?

Лаврентьев добросовестно задумался.

— Да нет. «Падло», «сука», «ворюга» — это обычные слова или необычные? С одной стороны, лексикон уголовников, на Печоре я их наслушался, с другой — все вокруг так говорят, а милиция, как во всех детективах написано, тоже от своих клиентов словечек набирается…