Создатель сказок

— Айдар, это ужасно, я понимаю тебя… Я… я соболезную тебе и всей твоей семье.

Я молчу. Смотрю на кровь, на костяшки, покрывающиеся новой кожей. Не чувствую боли. То есть, мне больно, ужасно больно, но только от чувства всеобъемлющей потери.

— Сейчас нужно увезти тело и сделать вскрытие в компании целителя-медэксперта. Я обязательно прослежу, чтобы…

— Чем ты занимался, когда умирал отец?

В глазах целителя полыхнул гнев.

— Я сидел в комнате, которую мне выделил Савелий, и выбежал оттуда сразу же, как услышал крик вашей матери. И уж прости, что мой дар слишком слаб, чтобы помочь остывшему телу! Я многое могу, но я не способен вернуть мертвеца к жизни…

— Ладно… Ладно. Делай, как правильно.

Один из хобгоблинов при мне накрыл тело ближайшим пледом. Другой — отвел маму на кухню.

Ника думала, что готова к любым новостям, но к этому не был готов никто из нас. Девушка покачнулась, зашлась в беззвучном плаче, и мне пришлось отвести ее, содрогающуюся от рыданий, в комнату.

Мысли были рваными. Я думал алгоритмами, как робот. Отвести сестру. Дать Михаилу разрешение вызвать полицейских и медиков. Вернуться к брату.

Когда я вышел на улицу, меня немного отпустило. Тяжело привалился боком к двери, нервно потер ладонями лицо.

— Айдар, что случилось? — быстро спросил Степа.

Когда я поднял голову, он отшатнулся. Не знаю, что он увидел на моем лице, он словно состарился, а в глазах стояли слезы.

— Отец… — выдавил я, но не закончил — горло будто перехватила удавка.

— Что с отцом?

Я дошагал до Степана, прижал его к себе и дрожащим голосом сказал:

— Он мертв. Соболезную, братишка.

Не знаю, как правильно говорить девятилетнему брату, что отца больше нет. Думаю, не существует никаких правильных слов, чтобы рассказать такое.

Степан попытался вырваться, потом — ногтями царапал мне руки, бил маленькими детскими кулачками по бокам, пытаясь выплеснуть боль, но я не отпускал. И тогда брат разрыдался — с криками, всхлипываниями. Тело обмякло, Степу не держали ноги. Сегодня каждый из нас будто умирал вместе с отцом.

Тело забрали сразу же, как приехала скорая. Полицейские дежурно и равнодушно опросили мать, Михаила, и уехали.

Сыпались звонки. Знакомые и незнакомые мне люди соболезновали, присылали на карту деньги, хотя я не просил. Мне было плевать и на соболезнования, и на деньги — я сейчас задавался одним вопросом — как отец мог умереть? Симбионт должен был в первую очередь взяться за его тело. Очистить сосуды, укрепить сердце, не допустить инсультов, инфарктов и до последнего поддерживать жизнь.

Ладно, Михаил прояснит ситуацию.

Кухня встретила меня тишиной и застывшей на стуле матерью. Она выглядела непривычно маленькой и такой несчастной, что у меня сжалось сердце.

При виде меня мама подняла опухшие красные глаза. Ее губы затряслись, а по щекам пробежали новые дорожки слез.

— Мам… — неловко выдавил я.

— Ты говорил, что твой симбионт поможет… Ты говорил, что эта штука делает людей чуть ли не бессмертными…

— Прежде, чем ты меня возненавидишь, напомню — я говорил про опытного симбионта, а тот, что в отце, не разменял и недели… Я не знаю, что случилось с папой, об этом скажет Михаил. Но я обещаю, мы докопаемся до правды. И клянусь тебе жизнью — если его убили… кто бы это не сделал…

Она откровенно зарыдала. Я бросился к ней, обнял, прижал ее голову к куртке, которую, как оказалось, до сих пор не снимал. Мама обхватила меня руками, и плач — тоскливый и безнадежный, резал мне сердце, пока она не взяла себя в руки и не отстранилась:

— Думаю, нам стоит отвлечься… Я приготовлю перекусить, а потом мы соберемся и поедим.

— Я могу помочь?

— Когда я нарежу бутерброды, пригласи вниз брата и сестру.

— Могу позвать прислугу, чтобы приготовила.

— Нет. Не хочу, чтобы чужие люди видели наши слезы, ни к чему это. Я распустила всех: до завтра здесь не будет никого кроме Виктора. Можешь найти его и пригласить пить чай с нами.

Ника согласилась спуститься сразу. Уговорить братишку выпить чай не получилось — Степан лежал на кровати, повернувшись к стене, и не реагировал.

Мы попили чай вчетвером, а потом я отнес поднос с едой брату. Степан не притронулся ни к чему.

До ужина слонялись по пустому и будто выцветшему особняку. Сосредоточиться на делах не выходило.

Вечером брат снова отказался спускаться, и только слова «вряд ли отцу понравилась бы твоя голодовка» заставили его покушать. После мы так же молча разошлись по комнатам.

Случались и ситуации, которые пробивали на грусть, тоску и слезы. Я пару раз заходил в кабинет, желая поговорить с отцом, и только глядя на холодный камин напоминал себе, что уже никогда не поговорю. Мать зашла в лабораторию, потому что не нашла его в кабинете, и вышла, бледная. Ника клялась, что слышала грузные шаги отца по коридору второго этажа, но когда выглянула — никого.

Память не отпускала нас.

Я поговорил с Никой, чтобы не оставлять маму одну, и уговорил посидеть с нами Степана. Так и сменяли друг друга, сидя в ее комнате до утра. Никто не хотел спать.

Телефон звонил каждый час. Я отвечал, разговаривал, приглашал на похороны и отключался. Но запоминал тех, кто звонил — за такое внимание в нашу сторону я обязательно в будущем воздам. Для меня каждый из этих людей стал чуть ближе, пусть я с ними раньше не общался.

Удивительно, что позвонили даже Слава Липов и Алиса. Слава сказал, что на похороны у него попасть не получится, но звонил он точно не злорадствовать, и соболезнования принес искренние, как и Алиса. Та даже спросила, уместно ли будет появиться. Я ответил, что если хочет, пусть приходит.

Временами прорывало на плач то сестру, то брата, то маму. Я сам считал, что рыдать ни в коем случае не стану, но с прогнозом поспешил.

— Айдар! — раздался в трубке взволнованный голос двоюродной тетки со стороны матери. — Айдарушка, горе какое…

И тогда меня прорвало. Я разрыдался, как ребенок — попытался успокоиться, но обнаружил себя спустя минуту, сидящим у стены и до крови прикусившим костяшку кулака.

— Ты слышишь меня, милый?.. — Раздавался потускневший голос этой доброй женщины. — Прими наши соболезнования.

На следующий день на учебу никто из нас не пошел — мы слонялись по дому, как приведения, залипали, смотря в стену.

К вечеру на черном катафалке привезли тело.

Михаил с телом не приехал, на звонок не ответил и не перезвонил.

Глава 32

Лакированный черный ящик занесли, поставили в гостиной, на стулья.

— Что все-таки с ним случилось? — спросил я у носильщиков, но те ожидаемо пожали плечами.

— Обращайтесь в больницу, где его проверяли, либо к своему целителю, если у вас такой есть. Обычно они вместе с врачами и осматривают тело.