Созидая на краю рая

Шумно сглатываю, когда глаза начинают болеть от пересыхания. Мне как никогда нужны слёзы, которых нет.

– Энтони очень скучает. Он хочет, чтобы ты поскорее вернулся и поиграл с ним, – вспоминая про слабость Эдварда перед просьбами малыша, произношу я.

Писк прибора становится для меня самым громким звуком в комнате. Больше ничего не слышно.

– Возвращайся к нам, – умоляю напоследок, наклоняясь к его губам. Они сухие, уже не такие как раньше. Впрочем, целовать их по-прежнему моё любимое занятие. Он это знает. Надеюсь, и чувствует тоже.

С этим поцелуем почему-то в моей голове появляется полный кавардак. Мысли, как в цветном калейдоскопе, начинают свой безумный танец, перенося меня на бесконечные просторы воспоминаний.

Я помню всё. Каждый вздох, каждый шаг, каждое слово.

Всё, что связано с Эдвардом Калленом известно мне лучше, чем кому-либо.

Наверное, это всё потому, что я безумно люблю его. И это безумство накрывает меня с головой, выуживая из дебрей мозга то, о чём полагалось бы не помнить вовсе.

Столько времени я боролась с желанием всё обдумать. Вспомнить всё до мелочей. Боялась, что мне будет слишком больно.

Но теперь я понимаю, что больнее уже не будет.

А может, что-то свыше подталкивает меня, наконец, исполнить своё заветное желание, обещая, что что-то изменится?

Не знаю.

Просто опускаюсь обратно на неудобное кресло, опускаю голову на Его кровать, прикладывая к губам Его ладони, и пускаюсь в воспоминания.

Приятные и нет. Мифические и настоящие. Страшные и весёлые. Трагические и романтичные.

Наши воспоминания.

Те, что позволили нам созидать собственный рай.

Этот чертов поток воспоминаний обрывается на самом тяжёлом. После ночи, когда Эдварда едва не застрелили, вспоминать нечего. Диагноз врачей – кома. Ничего кроме «ждать» я не слышала.

И я ждала.

Мне казалось, самым сложным периодом были те три дня, когда Каллен боролся за свою жизнь в реанимационном блоке, но как оказалось, те три дня ничто по сравнению с шестью месяцами, которые будто нарочно проходили слишком медленно.

Где я сейчас? В Аду?

Ответ не совсем точный. Ведь Энтони и Эдвард пока что живы.

А Рай? Как же наш Рай?

Ведь вместе с этим человеком – моим Эдвардом – я поняла, что живу по-настоящему.

С ним я увидела жизнь с другой стороны. Благодаря ему мой ребёнок – наш ребёнок – обрёл второй шанс на счастливую жизнь, обрел семью и отца.

Эдвард и Тони – мой рай. Без них я не смогу и не захочу жить.

Но сейчас один из них на краю. Над пропастью, так сказать. Внизу острые скалы, а он стоит, покоряясь судьбе. И я на этом краю вместе с ним.

Мы вдвоём над пропастью. И здесь уж либо шаг вперед, либо назад. Я тяну его, упираюсь, прошу остаться, а он не отвечает. Молча ждёт, что будет дальше.

Получается, что я тоже жду. Стою и жду рядом с ним.

Мы стоим на краю собственного рая. Собрав его по щепкам, словно сложнейшую головоломку, мы рискуем потерять его. Только был сложен последний пазл, как всё снова растопчут и расшвыряют.

Одной мне это не собрать.

А может быть, поддаться? Позволить Эдварду самому сделать выбор, перестать держать его, не позволяя упасть? Может быть, он хочет иной участи, заслуживает иного, а я лишь мешаю?

Отрываю голову от его рук, когда очередная мысль врезается в измученное сознание, и смотрю на прекрасное лицо.

– Ты хочешь, чтобы я тебя отпустила? – спрашиваю почти шёпотом. Словно боюсь, что кто-то услышит. Настолько невероятный вывод, что по спине бегут мурашки.

В ответ всё такая же тишина. Но в моей голове зреет решение.

Подавляя рыдания, встаю с неудобного диванчика и на ватных ногах бреду к двери. Выхожу в коридор и делаю глубокий вдох. Я должна решиться.

Проходящая мимо медсестра с удивлением смотрит на меня.

– Позовите доктора Плэтта, – вспоминая фамилию Карлайла, прошу я. Девушка кивает и исчезает в дверном проёме.

Держусь для опоры за дверную ручку. Боюсь войти внутрь. Боюсь струсить, едва увижу Эдварда снова.

Мне нужно попытаться смириться с тем, что его больше нет. Незачем мучить меня и его. Он много пережил, и я дала ему все шансы. К сожалению, Всевышним было решено иначе.

Счастье, данное нам, продлилось всего несколько месяцев.

Эти его слова, про то, что эти месяцы были лучшими в его жизни, и он готов проститься с тридцатью восьмью годами прежнего существования, дают мне уверенность в правильности своего поступка.

Я больше не выдержу смотреть на него в таком виде.

Я хочу, чтобы он был счастлив. Наверняка он попадёт в то самое место, что и называют Раем.

Он уже готов. Он ждёт, пока сможет погрузиться в это прекрасное царство.

Однажды я присоединюсь к нему, если не согрешу, конечно.

– Мисс Мейсен? – Карлайл быстрыми шагами преодолевает коридор, появляясь передо мной. – В чём дело?

Его озабоченное лицо заставляет меня ещё раз вспомнить те моменты, когда Каллен устраивал наши встречи.

– Где соглашение, о котором мы с Вами говорили? Я готова подписать, – голос срывается на визг, а руки сжимаются в кулаки.

Терпение, Белла. Так будет лучше для всех.

– Об отключении искусственного жизнеобеспечения? – хмурится доктор.

– Да. Дайте мне ручку, я подпишу, – всхлипы заполоняют лёгкие, вырываясь наружу.

– Мисс Мейсен, это очень важное решение. Обратного пути не будет. Вы хорошо подумали?

– Дайте мне ручку! – кричу я, забывая, где нахожусь. Ещё пару вопросов, и я сойду с ума.

Горло разрывают рыдания. Боль невообразимая. Я не так себе это представляла.

Если честно, я вообще не представляла, что мне придётся прощаться со смыслом жизни так рано. Мы ведь провели вместе всего несколько месяцев! Откуда такая жестокая несправедливость?

– Хорошо, – Карлайл вздыхает и достаёт из кармана своего халата предмет, о котором я прошу. А затем кивает медсестре, чтобы принесла бумаги.

Сажусь на металлические стулья перед дверью и пытаюсь глубоко вдохнуть.

– Успокоительного, может быть? – участливо спрашивает доктор Плэтт.