Созвездие химеры
Шрифт:
– Я сам разберусь со своим прошлым. Не нужно этих советов.
– Хорошо, - он поднял свои громадные руки вверх и жестом показал, что больше не будет об этом говорить, - Однако малыша Кларка все еще интересует почему ты здесь оказался. Я пролетел немало парсек, чтобы тебя увидеть. И вот теперь мы здесь, как две пули в одной пулеметной ленте, однако я готов поклясться, что ты стал другим. И мне очень интересно почему.
Свет постепенно стал становиться еще тускнее. Старая лампа, выработавшая свой ресурс уже очень давно, начинала давать сбои. Мигая, еще и без того слабое свечение, вдруг стало бледно-желтым, пока
Кларк встал из-за стола, выпрямив свою громадную спину, и со свойственной только ему грубостью, ударил кулаком по защитному плафону. Лампа потухла, затем моргнув резко несколько раз, вдруг вспыхнула небывалым светом, осветив все помещение до самых краев.
– Я слушаю тебя.
С этими словами он вновь опустился на свое место и закурил.
– Мне стало все противно, - начал Горг, не спуская глаз со своего бывшего подчиненного, - Это сложно объяснить но так оно и было. Странно, что тебе никогда не приходилось чувствовать подобное.
– Ты сейчас говоришь про совесть?
В ту же секунду он разразился истошным смехом, который был больше похож на рычание громадного животного. Из его рта и носа клубами выходил сигаретный дым. Он смеялся так сильно и громко, что за закрытыми дверями внезапно пропали чужие голоса и музыка стала играть тише.
– Что здесь смешного?
– не скрывая своего недовольства, спрашивал Горг.
– Я оказался прав?
Он продолжал смеяться, не выпуская сигареты изо рта. Его грудная клетка поднималась и опускалась, как кузнечные меха, а руки то и дело с грохотом ударялись о край стола.
– Я же говорил, что ты не поймешь.
Наконец, он замолчал. Все стихло и он снова стал тихим, как будто ничего и не произошло.
– Прости, старик, видимо я действительно долго тебя не видел и не привык слышать подобное от тебя. Продолжай.
Это последнее слово звучало как упрек, мол "давай, кайся мне, весели меня, это ведь так здорово". Но откровений больше не было. Георгий перешел сразу к делу, минуя все вопросы о своей жизни.
– Ты слышал про мессию? Мне сказали, что ты сможешь навести меня на него.
– Конечно.
– он одобрительно закивал головой.- Есть одно укромное местечко, куда мало кто может попасть.
– Как ты смог найти его?
– Ну-у, - он нарочито долго тянул этот звук, - Грубая сила всегда была самым простым способом достать информацию. Избил одного, сломал руку другому и все это на глазах у третьего, кто и должен был мне все рассказать. После всего увиденного он недолго хранил молчание. Тебе стоило бы у меня поучиться.
Он сделал последнюю затяжку и потушил сигарету.
– Почему они так оберегают его?
– спросил Горг.
– Каждый сходит с ума по-своему, Мадимга. Людям свойственно верить во всякую чепуху, когда они не могут сами управлять своей жизнью. Они думают, что он одним махом решит их проблемы. Дураки.
– Кто этот человек? Как он выглядит?
– Не знаю. Они держат его в специальном закрытом контейнере в доках на краю шестого района. Хорошо охраняют.
– Мне нужно узнать кто этот человек, как он выглядит и чего добивается.
– "Мне"?
– он прижмурил глаза.
– Вообще-то "нам". Теперь мы с тобой вместе.
– Ты что-то путаешь, Кларк. Ты должен был лишь сообщить мне подробности. Так мне сказали.
–
Боюсь, что в твои планы закралась маленькая ошибочка, потому как я тоже уполномочен отыскать этого человека и задержать. С тобой или без тебя.Он замолчал и потянулся за колодой.
– Вижу твое недовольство, - его толстые пальцы принялись тасовать карты.
– Мне всегда нравился этот взгляд, наполненный злостью и желанием все решить одним махом. Давай сыграем. Если выиграю я - мы вместе решим поставленную задачу и поделим гонорар, если же ты - получишь от меня всю необходимую информацию, после чего я уберусь с твоих глаз, и ты меня больше никогда не увидишь.
Он многозначительно замолчал. Его толстые пальцы, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, ловко управлялись с тоненькими пластиковыми картами, перебрасывая из одной ладони в другую.
– Молчание - знак согласия.
Кларк в последний раз перетасовал колоду и принялся за дело. Партия началась.
– Как давно это было.
– О чем ты?
– Ты и я снова вместе. Как в старые добрые времена, когда мы ломились на вражеские позиции, под шквальным огнем артиллерии и вместе водружали флаг победы над захваченными землями. Это было прекрасно.
Горг ничего не ответил. Он поднял карты и, сжав их в руке так, чтоб никто кроме него не увидел их, посмотрел на каждую из них. Комбинация оказалась не совсем удачной, но с ней можно было играть и, не раздумывая, мужчина поднял ставку.
– Что же ты расскажешь о себе?
Громила поднял глаза.
– Я делал то, что умею лучше всего. Каждый день моей проклятой жизни, я отправлял на тот свет всяких незадачливых храбрецов. Война кормила меня и я с благодарностью ей отвечал, но... все проходит. Прошло и мое время. Я стал похожим на ржавый танк, огромный и ужасный, но уже никому ненужный и утерявший свой смысл. Теперь войну можно выйграть не выходя из теплого кабинета, не сделав и единого выстрела. Меня отправили в утиль за ненадобностью, поэтому я стал искать тех, кто еще мог дать мне работу и оценить мои навыки по заслугам.
Кларк опустил глаза, внимательно посмотрел на карты и, оценив шансы, подтвердил ставку.
– Хотя нет... поднимаю в два раза - в глазах наемника заиграл огонь.
– Что на это ответит командир?
В голосе слышался упрек и провокация. Громила делал это нарочно и был почти уверен в том, что Горг примет его вызов. Так оно и случилось.
"Отступать? В такой момент? Ну уж нет"
Мужчина взял карту и аккуратно прижал ее большим пальцем.
"Совсем недурно. Можно продолжить"
Но что-то все же останавливало его от рискованной ставки. Какой внутренний механизм, "ручник" как в старых автомобилях, все сильнее давил на него, удерживая от необдуманного поступка.
– К черту все, я "пас". Давай, показывай, что там у тебя.
Горг бросил карты на стол и они веером разлетелись по сторонам. Громила ухмыльнулся. Его карты по значимости едва дотягивали до того, что было на руках его оппонента. Увидев это, Георгий с грустью откинулся на спинку кресла и прямо посмотрел на своего бывшего подчиненного. Он смеялся. На лице, испещренном многочисленными шрамами, превратившими кожу в подобие высохшей бумаги, рождалась почти немыслимая для этого человека эмоция. Улыбка была столь не свойственна ему, что все остальное тут же отошло на второй план.