Спартачок. Двадцать дней войны
Шрифт:
— Ну как? — коротко спросил майор.
— Легче, — так же коротко отозвался Грошев.
Майор кивнул и скомандовал продолжать движение.
Но через полкилометра их тормознули. Вывернул из-за дома БТР, дернул в их сторону стволом пулемета, а соскочивший с брони офицер тихо представился майору и приказал выстроить личный состав.
— Не тряситесь, не накроют, на пару минут всего! — жестко усмехнулся офицер.
Прошелся вдоль неровного строя, сверился со списком на тактическом планшете, недовольно дернул головой и запрыгнул обратно на броню. БТР выплюнул ядовитый клуб дыма
— И что это было? — хмуро спросил замполит.
— А виноватого искали. Но у нас его нет! — легко отозвался майор и тут же рявкнул:
— Внимание, бойцы! Вас учили не ходить кучей, и учили правильно! Но с этого места и далее мы пойдем плотной группой! У нас есть экспериментальная РЭБ, но маленькая! Потому держитесь плотнее, и тогда прикроют! И команды легче слушать! Харчо, транслируешь от Спартачка на всех! Вперед!
— Сергей, — упрямо пробормотал замполит, пристроившись за спиной майора. — Мне это не нравится! Мы — офицеры!
— Витя, ты согласен, что я обычно не вру? — вздохнул майор. — Я ж не коммуняка! Ну? У него заболел живот! Он мне сказал, я его отпустил облегчиться! Всё! Других разговоров меж нами не было!
— А почему потребовал автомат оставить? — с подозрением спросил замполит. — И ножи?
— Именно поэтому. Он же психопат. Еще бы грохнул кого. А так ушел без оружия, вернулся без оружия. Ну, успокоился? Хотя по-хорошему этого выродка не грохнуть надо было, а забить до смерти… ногами.
— Сергей, мы давали присягу. И кто-кто, а ты знаешь, что такое единоначалие. И что командир имеет право отправлять солдат на смерть.
— Путаник, — буркнул майор. — У вас, замполитов, то ли мозги набекрень, то ли знания наискосок. Командир имеет право на что? Для выполнения поставленной задачи отправлять солдат на смерть. А убивать за то, что не позволили себя грабить — такого права у него нет, и ни у кого нет. Возможность — да, есть. Ну так она у всех есть. Понятно?
— Нет.
— Вот и славно.
От головы колонны донесся резкий свист.
— Колонной по два — в подвал! — рявкнул Харчо. — Стоять плотно, проходы минированы! Пошли!
Майор грузно втиснулся последним. Снаружи с перерывами несколько раз простучал автомат.
— Небо чистое на четверть часа, — донесся спокойный голос Грошева. — На маршруте «ромашки», внимательней.
— В колонну по трое, за направляющими, след в след! — тут же заорал Харчо. — Булат, Скорпиону врежь — истерит! Не толкаться, не спешить, в сторону не шагать! Слушать команды! И… вперед!
Майор хэкнул, вывалился наружу, пристроился рядом с Грошевым.
— Вот так и пойдем! — подмигнул он замполиту. — И дойдем! Потому что у нас РЭБ, а у них нет!
— Всё у всех есть, — недовольно сказал Грошев. — В чем проблемы? Вместо меня — отделение с армейскими дробовиками, совмещенный залп достаточно результативен. И саперную подготовку каждому бойцу. С тренировкой на полигоне. И контрбатарейную борьбу. В чем проблема-то?
— В олигархате? — жизнерадостно гоготнул майор. — Давай-давай, мы почти согласны на революцию!
— Да? Ну тогда бегом, маршрут чистый на пятьсот.
— Бегом пятьсот! — гаркнул майор.
Колонна с матами и бряканьем перешла на
бег…Солнце клонилось к дымному горизонту, а они все еще были живы. Каждые полчаса заскакивали в укрытия или просто прятались по развалинам, снайпер отрабатывал по дронам — и шли вперед. Несколько раз по ним били пристрелочными, но без результата. Один раз крепко взялись за кого-то в соседнем квартале, видимо, тоже кто-то пытался идти на ротацию.
Внезапно колонна встала. Грошев пошел к стене уцелевшего дома, наклонился.
— Твою ж дивизию… — вырвалось у замполита. — Трупы… нельзя трогать трупы — заминированы!
— Знаю, — донесся спокойный голос Грошева. — Не всегда. Эти чистые. Шкапыч, распорядись, чтоб оружие прибрали.
Они лежали рядком там, где их накрыло — восемь иссеченных, изуродованных тел. Судя по экипировке — разведка. Несло от «чистых» так, что замполита чуть не вывернуло. Он торопливо, стараясь не дышать, оттащил тубусы гранатометов. Вернулся за остальным — и все же не удержался, откашливался потом долго и с мучительными резями в желудке.
— Дальше не пройдем, устал, — сказал Грошев. — На ночевку… лучше не в подвал. Почему-то же их здесь накрыли. Знают, на выходе караулят.
— Поднимаемся на этажи! — решил майор. — Искать закрытые коридоры! К окнам без приказа не подходить! Куда?! Не в этот подъезд, в следующий!
Им повезло — на третьем этаже нашлась абсолютно целая, неразбитая лестничная площадка. И двери целые. И — вот чудо — незапертые.
— Стоять-молчать! — рявкнул майор. — Коммуняка, глянь!
Грошев подошел, постоял рядом с дверью.
— Чисто.
И устало опустился на пол.
Всем составом удалось разместиться в трех квартирах. Закрыли внутренние двери и вповалку попадали в коридорах. Тесно, но через окна не видно и почти не дует.
— Еду греть в ванных! — распорядился майор. — Булат, Дымок, Лапоть — проконтролировать! У входных дверей — на «фишке»!
После чего сам опустился рядом с Грошевым, расположил на коленях поудобнее автомат и как ни в чем не бывало поинтересовался:
— Все хотел спросить — а к вам в коммунизм в принципе попасть можно? Со стороны? Или не берете? Вы ж там все… высоконравственные!
— Обычные мы, Шкапыч, — вздохнул Грошев. — Самые обычные. Просто у нас адаты.
— Адаты — это понятно. А как с дебилами? Что, и дураки есть? Или они вам нужны, чтоб было кому грязную работу делать? Канализацию ремонтировать, то-сё… А? Ну расскажи, все равно ж делать нечего!
— Не устал? — буркнул Грошев. — Завтра «Грома» на тебя загрузим.
— На меня нельзя, я ж целый майор!
— Нет у нас грязной работы, — вздохнул Грошев. — У нас автоматизация.
— Здорово!
— Да не очень. Автоматизированное общество упирается в своем развитии в человеческую посредственность. Дуракам нечего делать в нашем мире. Творцы, конечно, везде на своем месте, но не все, понимаешь ли, такие же гениальные, как я или тот же Антон.
— Если скажешь, что стали воспитывать детей в интернатах с прицелом на гениев, я не поверю! — предупредил майор. — Уж интернаты я знаю! У меня детдомовские были в части — сплошь тупорылые! И вечно считают, что им все должны!