Спутник 'Шаг вперед'
Шрифт:
Но вместо ожидаемого РЦД последовало молчание. Прищлось повторить передачу, расходуя лишнюю энергию. Результат был тот же. То же было и в третий раз. Тогда инженер Риекст пришел к выводу, что Земля их не слышит, или не понимает, или не хочет отвечать, или же, наконец, не может. Это дало исследователям сейчас же продискутировать вопрос: что же такое могло случиться на Земле? Они спорили об этом долго и убежденно, хотя знали, что на Земле ничего такого произойти не может.
Потом капитан Лобов сказал, что он не пожалел бы ничуть, если бы в результате извержения, реакции или чего-нибудь еще Ахиллес разлетелся на мелкие кусочки и все эти кусочки полетели
Услышав такие заверения, капитан Лобов начал задумываться о степени осведомленности исследователей в истинном положении вещей. А чтобы подумать в тишине, он дал команду спать, тем более что время спать действительно наступило. Огни были погашены, и вот тогда-то на орбите Трансцербера, он же Ахиллес, воцарилась темнота, какая только может быть в пространстве.
Они установили озотаксор. Понадобилось еще шесть дней, чтобы изготовить еще три озотаксора и установить их в нужных точках пограничного пространства. Затем пришлось начинать все чуть ли не сначала: Дугласу пришло на ум - гораздо лучше пользоваться не инертным вещественным экраном, а просто в нужный момент посылать в нужном направлении мощный поток колебаний той же частоты и параллельно - фи-компоненту. Сквозь такой заслон, сказал Дуглас, не пробьется даже запах лучшего в мире кофе. Против этого никто не возразил.
Для Кедрина это означало - еще неделю не видеть Ирэн по вечерам. Правда, в первый же вечер после установки четвертого озотаксора он пошел к ней в обычный час.
– Мы кончили озотаксоры, Ирэн, - сказал он громко. Она выглянула из двери своей лаборатории, на ней был традиционный белый халат.
– Да...
– рассеянно сказала Ирэн.
– Садись... Чем тебя угостить? Понимаешь, впервые за все эти дни выдался часок для лаборатории... Боюсь, мои культуры не выдержат, если я буду навещать их так редко.
– Стоит ли возиться с ними?
– Стоит. Они могут дать возможность создания совершенно нового экоцикла. Если, конечно, получится... Они у меня понемногу начинают привыкать к пространству...
– Они у тебя разбегутся по всему пространству.
– Нет, - сказала она, - это исключено.
Он и сам знал, что у нее это исключено, и не стал возражать. Он помолчал, разыгрывая пальцами на коленях какую-то трудную сонату. Ирэн села, не снимая халата:
– Ты торопишься? Мне уйти?
– Нет, ты знаешь, как я рада тебя видеть. Но иногда мне хочется разорваться пополам. Быть здесь - и уйти туда...
Он встал, и сел рядом с нею, и поцеловал ее.
– Ирэн, может быть, нам пора попросить общую каюту? Семейную, из пяти...
– Нет, - торопливо сказала она.
– Нет.
– Так. Почему?
– Рано...
– сказала она.
– Ну как ты не понимаешь - рано! :
– Не понимаю. Если было не рано столько лет тому назад...
– Тогда - да... Но потом...
– Ладно, - прервал
он.– Мы помним оба. Но разве я не стал теперь другим?
– Да, - медленно сказала она, - конечно. Ты... как бы это сказать? Ты экспонировался...
– Ну, допустим...
– Но ты, мне кажется, еще не закреплен. И мне будет очень больно, если... если я опять ошибусь. Тогда не будет возможно больше ничего.
"Она оскорбляет меня, - подумал Кедрин.
– Только и всего. И вообще я ей не нужен. Как еще она меня не выгнала..."
– Да, - сказал он.
– Будет невозможно для меня. Но не для Седова, правда?
"Вот сейчас, - подумал он, - она меня выгонит. А я не уйду".
Но она его не выгнала. Она только закрыла глаза.
– Лучше говори о чем-нибудь другом, - попросила она.
Но Кедрин не сразу собрался с мыслями. Она все-таки не выгнала его...
– Дуглас предлагает, - сказал он, - заменить экран фи-монитором в блоке с озотаксором.
– Это интересно, - сказала Ирэн.
– И что же?
– Ничего. Они засели за работу. Особое звено.
– А ты сидишь здесь...
– сказала она, не открывая глаз. Потом встала и подошла к двери, ведшей в лабораторию.
– Мне пора.
– Мне уйти?
– Да...
– Она помедлила.
– И больше не приходи.
– Как?
– спросил он. Но дверь лаборатории захлопнулась.
– Ну, прости, Ирэн, я дурак, - сказал он.
– Но как же не приходить?
Он постоял посредине каюты. Подошел к двери в лабораторию, постоял, повернулся, решительно пересек каюту и вышел из каюты.
– Все равно я буду приходить, - сказал он.
– Все равно.
Он пошел к Дугласу, где трое монтажников снова анализировали и ассоциировали в свободном полете. Нашлось дело и для него. И больше не осталось свободных вечеров. Он не видел ее, и с каждым днем все труднее было решиться на то, чтобы зайти в каюту, где могла оказаться она.
А потом они поставили фи-мониторы и озотаксоры, и Холодовский внезапно перекувырнулся в пространстве через голову, сделал фигуру, подобную мертвой петле.
– Ну вот, - сказал он.
– Ну вот...
– Да, мой счастливый друг. Именно "ну вот".
– Ну, ребята...
– сказал Дуглас.
– Ну, ну... Вот и все.
– Вот и все, - сказал Холодовский.
– И запаха больше нет. Он приходит, но срабатывают аппараты - и его не пускают. Запаха нет.
– Давно уже не было, - сказал Кедрин.
– Хочешь накаркать, друг мой? Помолчи!
– Ничего, - милостиво разрешил Холодовский.
– Теперь запах может быть. Неважно. Он не пройдет.
– Запаха нет, - сказал Дуглас.
– Ну, ну... И известий нет.
Известий о Трансцербере все не было, и все яснее становилось, что их нет. Еще не истекли сроки, принятые на Земле для надежды, и продолжались попытки найти их, вызвать, установить связь, но каждая неудачная попытка уменьшала запасы оптимизма. Уменьшала чуть-чуть, но попыток было много...
– Известий нет, - хмуро сказал Гур.
– Ну что ж, унылые друзья мои, будут известия. Будут. Но запах побежден. Возрадуемся!
– Ну, Гур, - сказал Дуглас.
– Ну, ну... Сначала доложим как полагается. Доложим Седову.
Они полетели докладывать Седову. Он, конечно, был в своей каюте, потому что была не та смена, в которой он работал на сварке. И, конечно, он не спал, когда его смена спала. А когда он вообще спал?
– Когда спит Седов?
– спросил Кедрин.
– Никогда, друг мой, - ответил Гур.