Спящая красавица

— Как забавно! Ваша тетушка работает как раз напротив дома, где живет Филипп Данн?

— Она живет не напротив, а в самом доме. Она — его кухарка.

Николь отворила дверцу, выпорхнула из экипажа без чьей-либо помощи и направилась к парадной двери.

Джеймсу потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя после услышанного, выпрыгнуть из экипажа, привязать поводья и последовать за ней.

Но что-то было не так. Его сердце тяжело забилось. Он почувствовал себя испуганным и озадаченным. И было непонятно почему. Он сделал два шага вперед, затем остановился, взволнованный, растерянный, в то время как Николь вытаскивала из кармана ключ. Он понял, что они стояли перед парадной дверью.

— Как я понимаю, этот вход не для прислуги?

Николь нахмурилась, поджала губы, стоя в тени навеса, укрывавшего ее от лунного света.

— Дэвиду не нравится, когда я останавливаюсь в помещении для прислуги. Поэтому он замолвил за меня словечко перед виконтом...

— Замолвил словечко перед Филиппом? Юнец двадцати двух лет обсуждает с Филиппом Данном, где жить его мамочке?

— Моя тетушка — достаточно уважаемая особа. Кроме того, я не прислуга, а в доме есть свободная комната для гостей. Да к тому же вся семья уехала из города.

— Но они уехали только сегодня.

— Да, но Филипп был в отъезде.

Это было правдой. Предыдущие недели тот провел в Лондоне. Несмотря на это, Джеймс никак не мог взять в толк, каким образом это относилось к делу.

— Но едва ли это выглядело убедительным... — начал было он.

Николь нашла ключ. Вставляя его в замочную скважину, она ответила:

— Никого во всем Кембридже, кроме вас, не беспокоит, в какой именно комнате я провожу свои ночи. И если это доставляет удовольствие Дэвиду...

— Дэвиду? Что здесь происходит? — Прежняя ярость Джеймса вспыхнула с новой силой. Его вдруг осенило!

— Филипп! Вы называете его Филипп! — воскликнул он скептически.

— Так же как и вы, — ответила она тихо и настороженно.

Джеймс сказал:

— Филипп Данн тоже числится в вашем чертовом списке.

Но неожиданно другая догадка осенила его.

— Дэвид. Его отсутствующий отец, о котором вы никогда не упоминали. Он — отец Дэвида.

Николь ничего не сказала в ответ, только стояла подавленная, сломленная, что было для него равносильно признанию.

Она сказала:

— Отец Дэвида умер. Филипп — старый друг Хораса, поэтому достаточно великодушен, чтобы оказать честь сыну адмирала, которого очень волнует его происхождение.

— Филипп, Найджел, Хорас, возможно, Татлуорт. Это тот узкий круг людей, с которым вы работаете? И вы спали с каждым из этих мерзавцев, не так ли?

На мгновение ему показалось, что Николь сейчас отхлещет его по щекам. Она стояла неподвижно, с трудом сдерживаясь. Он видел, как от чудовищного напряжения по ее телу пробежала слабая дрожь. Но когда все прошло, она просто сказала:

— Спокойной ночи, доктор Стокер.

И отвернулась. Николь повернула ключ в замке. Парадная дверь в доме Филиппа открылась. Внутри дома было темно. Она вошла внутрь, захлопнув за собой дверь, прежде чем до Джеймса дошло, что он мог бы вломиться за ней следом и она ничего не смогла бы с этим поделать.

Хотя зачем? С какой целью? Он повернулся и спустился вниз по ступеням. «Прекрасно, — подумал он. — Очень хорошо! Она скоро уедет, она уже намекала об этом не раз. И больше ее никогда не увижу».

Но Джеймс обернулся и увидел тусклый свет в передней. И неожиданно для себя побрел вокруг дома в сторону сада. Он шел через темноту вдоль стены, пока не увидел ее. Он остановился. Николь была в столовой одна. Она стояла, наклонившись над цветами. Это были розы. Пышные бледно-розовые тепличные розы. Филипп послал эти розы к себе домой для Николь, как присылал их в Лондон месяц назад. Вилли... Бедная Вилли... Если она не успела отправиться в Бат, когда их доставили в ее дом, то ей пришлось их распаковывать. Как можно так скоро забыть о семье? Розы предназначались не ей. «Будь здорова. Люблю. Филипп». Вице-президенты. Американские финансисты. Министры. Адмиралы. Епископы. Французский принц. Будущий король Англии. Султаны... цари...императоры...

Джеймс стоял в темноте, шатаясь от ревности и страха, испытывая необычайное волнение. Все, на что он надеялся, оказалось недоступно для него.

Она захлопнула перед Джеймсом дверь, но он отлично знал, где находится вход для прислуги. Он протиснулся между подстриженными деревьями и, приминая траву, широко зашагал дальше через живую изгородь, затем через высаженные розовые кусты. Это были разросшиеся переплетенные колючие летние побеги терна, подстриженные цветы, но он шел, не разбирая дороги, чтобы пройти к задней части дома.

Там Джеймс увидел Николь снова. Она поставила газовую лампу на кухонный стол, достала таз и отвернулась. На плите она подогрела воду, затем расстегнула рукава, вынула шпильки из волос, сняла украшения. Джеймс незаметно наблюдал за ней из темноты. Он запустил руки в свои волосы и, как гребнем, прошелся по ним. У него неожиданно пересохло во рту. Николь собиралась мыться, не подозревая, что он подглядывает.

«Нечестно», — подумал Джеймс. Он должен уйти или обнаружить себя. Но вместо этого затаил дыхание. Волосы Николь рассыпались. Они были темными, тяжелыми, совершенно прямыми и гладкими, как сияющие волосы жен магараджи. Или как у одалиски, гейши или наложницы. Тяжелые волосы, такие здоровые и чистые, что струились единым потоком по спине и плечам. Казалось, что стекает темный водяной водопад. Когда она потянулась за чайником, Джеймс увидел, как волосы рассыпались по ее плечам. Николь встряхнула головой и повернулась, чтобы налить горячую воду в таз, стоявший на кухонном столе.

Затем она расстегнула платье и распустила шнурок на корсете. Николь собиралась мыться, стоя лицом к темноте.

Джеймс поднялся на ступеньку. Встал перед стеклянной дверью, упершись двумя руками в дверную раму, так, чтобы она увидела его через дверное стекло.

Николь подняла глаза, затем отпрянула. Она вздрогнула от неожиданности, взглянув на него, но, как ни странно, не удивилась. Затем она поступила совершенно неожиданно для Джеймса: глядя прямо на него, она в негодовании вздернула подбородок. Глаза ее разгневанно блестели, она спустила платье с плеч. Рукава обтягивали ее руки, как кожа змеи.

Джеймс прислонился разгоряченным лбом к стеклу.

— Николь, — позвал он, — впусти меня.

Он облизнул пересохшие губы и ощутил шевеление в паху. От одного взгляда на Николь он возбудился. Джеймс ударил раскрытой ладонью по деревянной раме двери и закричал:

— Впусти меня!

Николь стояла перед ним, распрямившись, и, глядя прямо на него, спустила нижнюю рубашку, обнажив грудь. О Боже! Она была прелестна. Полная, округлая, с большими темно-красными сосками. Она колыхалась при каждом ее движении. Николь взяла мочалку и отжала ее себе на шею. Вода побежала у нее по шее, плечам и груди.