Средний путь. Карибское путешествие

Из «Тринидад Гардиан»

Сэм Кук дает бесплатный концерт

Сэм Кук, один из ведущих американских певцов, и его «Летнее шоу» проведут бесплатный концерт в одном из тринидадских сиротских домов, на заключительном тринидадском этапе своих будущих гастролей, 9 и 10 ноября.

Это стало известно из письма от корпорации Сэма Кука, Нью-Йорк, мистеру Вальмонду «Толстяку» Джонсу, секретарю фан-клуба Сэма Кука в Тринидаде, выступившему спонсором концерта.

Бесплатный концерт состоится 11 ноября, на следующий день после концерта мистера Кука в Сан-Фернандо.

Из «Тринидад Гардиан»

Вальмонд «Толстяк» Джонс, секретарь фан-клуба Сэма Кука, неожиданно вылетел на Мартинику вчера утром, за 36 часов до того, как его кумир должен был выступать в переполненном зале кинотеатра «Глобус», Порт-оф-Спейн.

Мистер Джонс, популярный устроитель карнавалов, — тот «импресарио», который стоит за разрекламированным визитом Сэма Кука в Тринидад.

Американский певец, согласно договоренностям с мистером Джонсом, должен дать два концерта в кинотеатре «Глобус», Порт-оф-Спейн, — сегодня, и два в кинотеатре «Империя», Сан-Фернандо, — завтра. Он и шесть его музыкантов, как был оговорено в переписке, должны были прилететь в аэропорт Пьярко. До самого позднего вечера певец и его оркестр так и не появились.

Билеты на оба концерта в «Глобусе», 4.30 и 8.30 вечера, были полностью распроданы. Билеты на шоу в Сан-Фернандо продавались как «горячие пирожки», сообщили нам.

До своего отъезда мистер Джонс рассказал, что после своих четырех представлений м-р Кук даст благотворительный концерт для детей-сирот.

Агент по рекламе в Порт-оф-Спейне, потративший более 1000 долларов на рекламу концертов Сэма Кука в Тринидаде, был весьма удивлен, узнав об отъезде мистера Джонса. Он немедленно прекратил все дальнейшие рекламные акции. Вечеринка с коктейлями в честь прибытия мистера Кука, которая была намечена на прошлый вечер в Отеле «Бреттон Холл», Порт-оф-Спейн, так и не состоялась. Некоторые приглашенные гости все же появились, но были разочарованы, узнав, что мистер Кук не приехал.

Возможно, одним из самых разочарованных среди тех, кто прибыл в «Бреттон Холл» повидать мистера Кука, был американский морской офицер с военной базы США в Чагуарамасе, который рассказал, что передал «несколько сотен долларов» мистеру Джонсу, договорившись о коротком выступлении певца на военной Базе.

Трое мальчишек обсуждали эту историю, стоя вечером у лотка с кокосами рядом с Саванной.

Индус сказал: «И че тут бучу поднимать, я не втыкаю. Это ж голова! Вот это голова!»

«Во-во, и моя тетка грит, — подхватил один из негритят, — грит, это меня не обнесли, а я два бакса отдала за интеллект».

«Два бакса отдала за интеллект».Это делает всякий дальнейший анализ смешным — ведь это естественным путем возникшая мудрость и терпимость, рожденная обществом плутов. А вы как думали? Поносить такое общество на чем свет стоит можно только не зная некоторых его важнейших свойств. И это не способность обманывать и запутывать. Ибо если такое общество питает цинизм, то оно же питает и терпимость, терпимость не по отношению к кастам, религиям и т. д. — ничего такого в Тринидаде нет, — но нечто более глубокое: терпимость к любой человеческой деятельности и симпатию ко всякому проявлению стиля и ума.

В Тринидаде нет никакого раз и навсегда установленного способа делать что бы то ни было. Любое здание может оказаться личной причудой. Нет общепринятой манеры готовить, одеваться или развлекаться. Каждый может жить с кем хочет и где может себе позволить. Остракизм здесь бессмыслен, санкции со стороны любой клики можно с легкостью игнорировать. Именно в этом смысле, а не в том, какой рекламируют в туристических брошюрах, тринидадец — космополит. Он хорошо приспосабливается, он очень циничен; не опутанный прочной сетью собственных социальных условностей, он с удивлением смотрит на социальные условности у других. Он природный анархист, никогда не считающий чины и положения тем, за что они сами себя выдают. Он природный эксцентрик, если под эксцентричностью понимать самовыражение, которому не мешают ни страх быть смешным, ни классовая мораль. Если у тринидадца нет никаких моральных критериев, то не свойствен ему и куда больший грех ханжества, и он не может пожаловаться на нетерпимость во имя благочестия. Никогда не сможет он достичь той общественно одобряемой зловредности лондонского домовладельца, который превращает жилой дом в пансион, берет за него астрономическую плату и при этом еще беспокоится, не живут ли его постояльцы во грехе. Все, что делает тринидадца ненадежным, эксплуатируемым гражданином, делает его же и разумным носителем цивилизации, чьи ценности всегда человечны и чьи критерии — только ум и стиль.

По мере того как тринидадец будет становиться все более надежным и эффективным гражданином, он все меньше будет оставаться тем, что он есть. Разрыв между богатыми и бедными — между государственным служащим, профессионалом и рабочим — уже увеличивается. Классовые деления закрепляются, и в стране, где ни один человек не может бросить взгляд назад без того, чтобы не обнаружить у себя в прошлом рабочего или вора, — а иногда рабочего, ставшего вором, — члены зачаточного среднего класса уже говорят о своих «предках». Именно этот класс устанавливает теперь общественные нормы, и текучесть общества уменьшилась. С коммерческим радио и рекламными агентствами был привнесен и весь современный аппарат по безрадостному времяпрепровождению, по убийству общинного духа и заточению каждого в отдельной клетке одинаковых амбиций, вкусов и эгоизма, — иными словами, пришли классовая борьба, политическая и расовая.

Когда люди говорят о расовой проблеме в Тринидаде, они не имеют в виду отношения между белыми и черными. Они имеют в виду соперничество между неграми и индийцами. Белые будут отрицать это, настаивая на том, что основной проблемой остается то презрение, которое испытывает их группа ко всем не-белым. Но теперь редко когда услышишь жалобы на предрассудки белых, и довольно часто можно услышать, как белые бичуют себя за эти предрассудки перед черной аудиторией. Они делают это, передавая возмутительные высказывания представителей своей группы и отмежевываясь от подобных чувств.

Но факт состоит в том, что власть в Тринидаде распределена равномерно — белые в бизнесе, индусы в бизнесе и в профессиональных сообществах, негры в профессиональных сообществах и на государственной службе, — так что расовые оскорбления лишаются всякого смысла. То, что калипсоньеро по кличке Воробей предсказывал совсем недавно, уже отошло в прошлое:

Ну, как посмотришь, куда все идет, Все, что там с ниггерами было, пройдет, И скоро по всей Вест-Индии раздасца: «Пожалста, мистер Нигер, пожалста!»

Несмотря на оскорбительные высказывания, которые позволяют себе белые (в основном ради игры на публику), никаких злых чувств по отношению к местным белым на Тринидаде нет, а вот враждебность по отношению к «экспатам» возрастает. То, что они занимают высокие должности, — угроза, унижение, напоминание о тех днях, когда высшие посты принадлежали только экспатриантам, и о тех предрассудках, которые встречались в Англии. Но эта враждебность не распространена: она не выходит за рамки некоторых наиболее уязвимых категорий среднего класса.

Фактическое преодоление предрассудков белых было неизбежно. Культурно негры были связаны с белым миром в целом, а не с местными белыми, которые мало интересовались образованием и редко получали профессиональные навыки. Развал колониальной системы сделал очевидным их малую пригодность к чему бы то ни было и в то же время выпустил на волю сдерживаемые амбиции куда лучше подготовленных цветных. Помогло и хаотичное социальное деление. Каждая из множества мелких клик острова считает себя элитой. Экспатрианты считают элитой себя, точно так же, как и местные белые, бизнесмены, специалисты, высшие госслужащие, политики, спортсмены. Такое устройство, при котором большинство людей даже не знает, что их исключают из элиты, оставляет каждого относительно довольным. Но важнее всего, что та враждебность, которая могла направляться на белых, была перенаправлена на индийцев.

По всему Карибскому региону желание негра самоутвердиться является величиной постоянной. Это приводит к столкновению с белыми, цветными, китайцами, сирийцами и евреями на Ямайке, белыми и цветными на Мартинике и с индийцами в Тринидаде. Враждебность между индийцами и неграми на первый взгляд озадачивает. У них, на всех уровнях общества, один язык, одни устремления — у мамы чудесный« Велор» — и развлечения постепенно становятся одними и теми же. Их интересы не сталкиваются. Негр — городской житель, индиец — сельский. Негр с хорошим почерком и головой интригана идет на государственную службу, индиец со сходными задатками отправляется в бизнес. Оба получают профессию.

С недавних пор, когда индусы стали устраиваться на государственную службу, а негры с малых островов попытались втиснуться в таксомоторный бизнес, можно было наблюдать случаи прямого соперничества. Но все равно перевешивает давнишнее разделение труда, которое настолько привычно для тринидадцев, что они вряд ли даже его осознают. Никто, даже индиец, не наймет каменщика или плотника, если тот не негр. И чем ниже по социальной лестнице мы спускаемся, тем сложнее разделение труда. Негры продают мороженое и его различные варианты: пьяное мороженое, мороженое в пачке, мороженое в шариках. Индийцы продают замороженный шербет. До войны индийцы подметали улицы, негры выгребали помойные ямы. Каждый испытывал глубокое презрение к другому, и когда во время войны негры с малых островов начали подметать улицы, то многие индийцы расценили это как очередное доказательство того, что от них уходит былая сила и доблесть предков.