Средний путь. Карибское путешествие

Я показал ему сколько.

«Ого, ну мне очень жаль, — но он улыбался. — Похоже, я выпил больше, чем мне причиталось».

Я признался насчет пива.

«Да, вкусно, что верно, то верно. Эх! Жду не дождусь, когда вернусь в Джорджтаун. У меня две бутылки в холодильнике. Вскипяченные. Провели в холодильнике целую неделю. Две бутылки. Как только приеду, выпью ужасно много воды».

«А пиво?»

«Нет, алкоголь не пью. Но я люблю воду, что верно, то верно».

Суринам

Язык, на котором мы сейчас говорим, — прежде всего его язык, а потом уже мой. Как различны слова семья, Христос, пиво, учитель в его и в моих устах. Я не могу спокойно произнести или написать эти слова. Его язык — такой близкий и такой чужой — всегда останется для меня лишь благоприобретенным. Я не создавал и не принимал его слов. Мой голос не подпускает их. Моя душа неистовствует во мраке его языка.

Джеймс Джойс. Потрет художника в юности

В 1669 году один житель острова Барбадос (166 квадратных миль) в своем письме упомянул «одно местечко, о котором в последнее время столько крику, его отобрали у голландцев, называется Нью-Йорк». Он имел основания для высокомерия, потому что даже и пятьдесят лет спустя Барбадос экспортировал в Англию почти столько же, сколько все американские колонии вместе взятые. А случилось так, что в 1667 году, по договору в Бреде [1] , голландцы уступили Нью-Йорк британцам и взамен получили Суринам. Голландцы считали, что от сделки выиграли, и до сих пор так считают, потому что, как говорят детям в голландской школе, британцы Нью-Йорк потеряли, а Суринам голландский до сих пор.

1

Мирный договор в Бреде (Breda) заканчивает войну между Англией, Францией, Нидерландами и Данией.

Суринам, бывшая Голландская Гвиана, располагается по соседству с Британской Гвианой на северо-восточном побережье Южной Америки, и хотя Корантейн, самый восточный район Британской Гвианы, и Никери, самый западный район Суринама, имеют гораздо больше общего друг с другом, чем с обеими своими столицами, часовой перелет из Джорджтауна в Парамарибо поражает куда больше, чем перелет из Лондона в Амстердам. Голландия, которая для Тринидада и Британской Гвианы почти ничего не значит, разве что экспортирует пиво и пастеризованное молоко, неожиданно обретает существенную роль, гораздо более существенную, чем роль Англии в Тринидаде и Британской Гвиане. Дело не только в изумлении, с которым слышишь голландский язык от негров и индийцев, на вид неотличимых от негров и индийцев в Британской Гвиане и Тринидаде, или видишь в Вест-Индии объявления Ingang, Uitgang, Niet Rooken, Verboden Toegang [2] , которые раньше встречал только в Голландии, и не в степенных голландских зданиях администрации доктора Дж. С. де Мирандастраата. Все разговоры здесь только о «Гол-лондии» и об «Омстердоме». В Суринаме Европа — это Голландия; Голландия здесь центр мироздания. Даже Америка меркнет перед ней. «Первое, что надо выбросить из головы, — сказал мне один чиновник из американского посольства, — это убеждение, что ты в Латинской Америке. Никто даже жалюзи не поднял, когда были выборы. Самое большее — некоторые оппозиционеры, потерпев поражение, уехали из страны. И уехали они в Голландию». Несмотря на то, что с 1955 года Суринам был фактически независим, равный партнер в Королевстве Нидерланды вместе с Нидерландскими Антиллами, Новой Гвинеей и самой Голландией, Суринам ощущает себя не более чем тропическим бестюльпанным продолжением Голландии; некоторые суринамцы называют его двенадцатой провинцией [3] Голландии.

2

Вход, выход, не курить, вход воспрещен (нидерл.).

3

Голландия разделяется на 11 провинций: Дренте, Фрисландия, Гельдерн, Гронинген, Лимбург, Сев. Брабант, Сев. Голландия, Оверейссель, Южн. Голландия, Утрехт, Зеландия.

Почти всякий образованный человек побывал в Голландии, и любовь к Голландии здесь совершенно искренняя. Нет чувства расовой обиды, которое британский вест-индец привозит с собой из Англии. Атмосфера здесь расслабляющая. Негры, индийцы, голландцы, китайцы, яванцы в Суринаме перемешались куда сильней, чем в Британской Гвиане и Тринидаде. Но здесь нет таких расовых проблем, как на бывших британских территориях, хотя противостояние между неграми и индийцами — двумя самыми многочисленными группами — возрастает. С типично голландским трезвомыслием суринамцы избежали расовых столкновений, не замалчивая различия между группами, а открыто признавая их. Политические партии основаны здесь на расовом признаке, а правительство — коалиция таких партий. Каждая группа поэтому нацелена на развитие страны. Голландцы жалуются на враждебность негров, но эти жалобы, как и эта враждебность, почти не заметны; и, несмотря на все, что произошло между Индонезией и Голландией, отношения между голландцами и яванцами самые сердечные.

Отсутствие накаляющих обстановку политических разногласий, отсутствие острых расовых проблем и то, что голландское правительство вносит две трети всех денег на развитие страны (треть безвозмездно, треть взаймы), казалось бы, должны были воспрепятствовать росту национализма. Однако национализм возник и здесь, нарушая установленный ход вещей и доказывая, что противодействие колониализму в Вест-Индии имеет не только экономические или политические, или, как многие думают, расовые причины. Колониализм искажает самоощущение подчиненного народа; особенно он сбил с толку и довел до крайнего раздражения негров. Расовое равноправие и ассимиляция — это неплохо, но они лишь подчеркивают глубину утраты, ибо принять ассимиляцию — это в каком-то смысле принять свою второсортность. Национализм в Суринаме, не питающийся никакими расовыми или экономическими обидами, это самое глубокое антиколониальное движение в Вест-Индии. Это идеалистическое движение, навевающее грустные мысли, поскольку на его примере видно, как стиснут вест-индец рамками своей колониальной культуры. Пора прекратить считать Европу единственным источником просвещения, говорит суринамский националист, надо учиться и у Африки с Азией. Но Европа у него в крови, и он чувствует, что Африка и Азия по сравнению с Европой просто смешны и заслуживают презрения. Пора прекратить говорить по-голландски — ибо «моя душа неистовствует во мраке его языка» — и вместо голландского говорить… на чем же? На ограниченном местном говоре, который называют «токи-токи», то есть «болтай-болтай».

Корли встретил меня в аэропорту с официальным приветствием от лица Информационного бюро Суринама.

«Вы писатель и поэт», — сказал он.

«Не поэт».

«Я сразу понял, что это вы. Я почувствовал какой-то трепет».

Корли и сам был поэтом. Как раз сегодня он опубликовал — за свой счет — вторую книжку своих стихов ограниченным тиражом в 400 экземпляров. Тираж лежал у него в офисе, и он обещал подарить мне один экземпляр, как только мы приедём в Парамарибо. С ним была Терезия, высокая приятная девушка смешанных кровей с красивыми руками и икрами. К некоторому моему удивлению, она почти не говорила по-английски, и пока мы ехали при лунном свете по прямой, гладкой американской дороге (построенной во время войны), Корли объяснял мне суринамскую проблему языка и культурной борьбы в целом, о которой остальной мир ничего не знает. Корли любил Голландию, голландскую литературу, голландцев, и у него были проблемы с националистами из-за того, что он пишет по-голландски, а не на местном диалекте, и пишет не на собственно суринамские темы.

Было еще не поздно, когда мы добрались до Парамарибо, но город, казалось, спал. Мы нашли pension [4] — хозяйка-негритянка выглядела слегка удивленной — и отправились в офис Корли. На столе я увидел миниатюрный флаг Суринама: пять звезд — черная, коричневая, желтая, белая и красная, представляющие пять рас, — соединенные эллиптической черной дугой по белому полю. Я спросил Терезию, какая из звезд ее. Она неуверенно показала на коричневую, и в одной из распечаток, которыми снабдил меня Корли, я прочел: «В некотором смысле коричневая звезда имеет еще и скрытое значение, потому что ее цвет мог бы знаменовать собой успешный эксперимент, гармоничное смешение многих рас в один народ; главный оплот Суринама». Наконец Корли распечатал упаковку в коричневой бумаге и вытащил свою книгу. Беспристрастный взгляд мог обнаружить, что критика националистов возымела некоторое действие. В стихах часто упоминался Суринам. Корли так же рассказал мне, что придумал имя для идеальной суринамки. Имя это «Суринетт», и оно вошло в название одного из стихотворений.

4

Пансион (фр.).

Встреча с прессой.Возможно, по характеру своей работы, Корли веровал в рекламу и хотел, чтобы я получил причитающуюся мне долю рекламы в Суринаме. Он считал, что мой приезд — новость достаточно важная, чтобы попасть в утренние газеты, и после того, как мы отвезли Терезию домой, он повел меня в редакцию газеты на тихой, обсаженной пальмами улице. Кажется, редакция была рядом с булочной. Мы прошли через боковую калитку и длинный коридор в маленькую, ярко освещенную комнату, где высокий голландец без пиджака, с гранками и красным карандашом, несколько удивленно пожал мне руку. Корли говорил, голландец отвечал. Мы опоздали. Газета уже ушла в печать. И правда, на другом конце шумной комнаты, за какими-то станками, печаталась газета, похожая на калитку решетка хлопала туда-сюда, отпечатывая за раз целый лист. Так что в утренние газеты я не попал.

К большому сожалению для Британской Вест-Индии, британский империализм по времени совпал с плохой британской архитектурой. Троллопа возмутил Кингстон [5] , но он заметил: «Мы, вероятно, не имеем никакого права ожидать хорошего вкуса так далеко от школ, где ему обучают; и некоторые, возможно, скажут, что у нас и у самих достаточно дома прегрешений, чтобы теперь помолчать по такому случаю». Голландским колониям с голландцами повезло больше. Хотя Парамарибо не гак хорош, как Джорджтаун, в нем есть какая-то обветшалая провинциальная элегантность: в обсаженных пальмами улицах, пыльных тротуарах, тесно стоящих деревянных домах с верандами на верхних этажах, в тихой главной площади, куда выходят правительственные здания, в его Гостиницеи его Клубе.

5

Столица Ямайки на юго-востоке одноименного о-ва в Карибском море.

В архитектуре, как и во многих других вещах, вест-индские колонии зациклены на метрополии, и — сравните Роттердам с любым новым британским городом — в голландских колониях результаты этой зацикленности столь же удачны, сколь плачевны в британских. Парк Федерации в Порт-оф-Спейне является примером безвкусицы, которая выглядит почти циничной, не лучше здания Вест-Индского университетского колледжа на Ямайке. В Парамарибо же найдется полдюжины современных общественных зданий, которыми мог бы гордиться любой европейский город. Но такие здания, предполагающие столичную жизнь, несовместимы с жарой и пылью и полуденным затишьем. Потому что Парамарибо провинциален. Парамарибо скучен.