Сталин - период созидания. Гражданская война в СССР 1929-1933 гг
Шрифт:
Вызов со стороны колхоза "Ленинский путь" па соревнование принять и в свою очередь вызвать на соревнование колхоз "Красный Октябрь". Решительно пресечь всякую ругань во время работ, переход из бригады в бригаду, принять все меры к поднятию трудовой дисциплины. Проработать с молодежью вопрос об увеличении рабочего дня, привлечь к работе всех членов артели, работающих на заводе. Послать "Северному рабочему" заверение о принятии всех мер к окончанию весеннего сева не позднее 1 июня сего года".
Однако данный план не удалось выполнить полностью. Сказывались нехватка лошадей, плугов, а также пьянство среди колхозников, покупавших самогон у шинкарей по 10 руб. за бутылку… Стала выходить стенгазета и бюллетень прогульщиков. Вывешены ящики для
"Бывало, несколько колхозников кооперировались и в складчину покупали старую корову, резали ее. Так уплачивали налог по мясу. Кого-то выручал теленок, а если его нет - где же взять 50 кг мяса? Молоко принимали на консервный завод. Надо было в течение года сдать до 200 литров, а если жирность у твоего молока плохая - могли налог и увеличить. Не выплатишь, не сдашь, - опишем имущество. Корова была кормилицей. Косить не давали. Приходилось выкручиваться, ночами на пожне косить, по кустам, да болотцам почти у самого озера, а потом потихоньку ночью сено на тачке домой перевозить. Если же кто увидит, придут из Правления колхоза и свалят с твоего сеновала все сено. Вроде как украл ты его. Вот как жили!" (из воспоминания Глебовой Зинаиды Васильевны п. Поречье).
С 26 июня по 13 июля 1930 года прошел 16-й съезд ВКП(б). Этот съезд рассмотрю в ракурсе нашей темы - коллективизации, которая, кстати, была наравне с индустриализацией главной на этом съезде. Этот съезд можно назвать - «странным». Почему этот съезд был странным?
С индустриализацией всё было хорошо, а в сельском хозяйстве была проблема: штурм начала 1930 года провалился, с марта началась «оттепель» и пауза, которая затянулась уже на три месяца, и долго она продолжаться не могла. Сталину необходимо было определяться - в какую сторону двигаться: продолжать коллективизацию или оставить крестьянство в покое, чтобы оно вернулось к ситуации 1927 года, или попробовать какой-то третий вариант развития сельского хозяйства. И, похоже, - в мае Сталин окончательно определился, ибо с мая по июнь можно было заметить несколько характерных «посылов». Перед 16-м съездом - 30 мая 1930 года советская пресса дружно осуждала «дезертирство» председателя колхоза Гуреева, который неосторожно высказался: «Не следует допускать резкого потрясения хозяйства… Социалистическое переустройство крестьянского сельского хозяйства проводить не увлекательными постановлениями, не агиткой и навязываниями, а реальной хозяйственной политики, через кооперацию…».
А 31 мая пресса объявила о раскрытии «ячейки правых» в Тимирязевской сельхоз. академии, эти «правые» якобы были против «шоковой» коллективизации. А накануне съезда - 24 июня в «Правде» прозвучал призыв: «Правых оппортунистов, борющихся против генеральной линии партии, - гнать из рядов ленинской партии». Странность была в том, что новой оппозиции, кроме какого-то умеренного председателя колхоза, не было. В результате «оттепели» среди партийцев было немало сомнений, брожений по поводу верности пути в деревне, выбранном Сталиным, по поводу его резких сомнительных шараханий, но никто открыто против Сталина и генеральной линии партии, начатой ещё на 15-м съезде, не выступал. И прошлогодние оппозиционеры - Бухарин, Томский, Угланов и Рыков, как покаялись в ноябре 1929 года, так и остались на верных партии, Сталину позициях, всемерно поддерживая вождя, и к былой критике не возвращались.
Однако Сталин, выступая с докладом на 16-м съезде 27 июня 1930 года, указывал на наличие двух угроз: внешней и внутрипартийной: «В ряде государств мировой экономический
кризис разовьется в кризис политический… В сфере международной политики буржуазия будет искать выхода в новой империалистической войне… Отсюда, тенденция к авантюристическим нападкам на СССР и к интервенции, тенденция, которая, наверняка, будет развиваться по причине экономического кризиса».Далее по логике должен был следовать привычный уже вывод, - что тем более перед лицом серьёзной внешней угрозы партия должна быть как никогда единой и сплоченной, и никакой там фракционности и оппозиционности. И на этой «волне» мысли Сталин, после «оттепельного» нравоучения, вдруг указал на опасность существующей оппозиции:
«Если охарактеризовать в двух словах истекший период, его можно было назвать переломным… Некоторые товарищи думают, что главное в наступлении социализма составляют репрессии, а если репрессии не нарастают, то нет и наступления. Это, конечно, неверно. Репрессии являются необходимым элементом наступления вспомогательным, а не главным…
Можно ли вести успешную борьбу с классовыми врагами, не борясь одновременно с уклонами в нашей партии? Нет, нельзя… Лидеры правых уклонистов открыто признали свои ошибки и капитулировали перед партией. Но было бы глупо думать, что правый уклонизм уже похоронен… Потому что правые уклонисты отражают сопротивление отживших классов, именно поэтому правый уклон есть основная опасность нашего времени в партии».
Сталин фактически указал на врагов, «открыто признавших свои ошибки» в прошлом году, а теперь с недоумением и растерянностью слушающих Сталина. И по отмашке Сталина началось какое-то странное шквальное дружное третирование бывших оппозиционеров. 28 июня 1930 года в своём выступлении Л. Каганович отметил:
«ЦК во всей своей организационной практике обеспечивал линию партии. И когда стал вопрос о том, что московское руководство во главе с Углановым хотело превратить Москву в базу для борьбы с ЦК… ЦК снял не только Угланова, но и добился ухода из московской организации ряда других работников».
29 июня в своем выступлении глава Украины Постышев отметил: «Я хочу подчеркнуть, что наряду с вылазками и оживлением борьбы правых… некоторые группы правых явно перерождаются в контрреволюционные организации и даже с заговорщицкими планами… Я уже не касаюсь платформы, с которой правые выступали и в которой они бросали партии ряд обвинений вроде того, что партия проводит военнофеодальную эксплуатацию крестьянства, насаждает бюрократизм и т.д. Я думаю, т.т. Бухарин, Рыков и Томский признают перед съездом всю преступность этих выступлений».
Растерянные «обвиняемые» пытались неуклюже оправдываться и защищаться, Томский:
«…Так как в ноябре было подано подписанное нами заявление, с ноября месяца, я говорю лично о себе, я голосовал в ЦК за все важнейшие политические документы нашей партии… Но мне кажется, товарищи, трудновато быть в роли непрерывно кающегося человека. У некоторых товарищей есть такие настроения - кайся, кайся без конца и только кайся… (Смех) Дайте же немного поработать». (Смех)…
Рыков: «…Мы говорим, работаем, выступаем на основе генеральной линии партии, в защиту её; определенный опыт совместной работы после ноябрьского пленума есть; что нужно ещё, чтобы доказать, что мы не ведем борьбы против партии, а работаем на основе генеральной линии партии?
Любченко прерывает Рыкова и вставляет подсказку: «Активная борьба против вчерашних сторонников». Рыков отвечает: «Значит, я должен бороться с Томским, Томский должен бороться со мной, мы оба должны бороться с Бухариным, а Бухарин против каждого из нас?» (Шум, смех).
30 июня С. Киров: «Товарищи, я боюсь быть резким, но мне кажется, если коротко сформулировать итоги того, что мы вчера слышали, то выходит, как будто бы так, что тт. Томский и Рыков решили, что перед ними сидят «иваны непомнящие», забывшие истекшую полосу нашей борьбы. Весело излагал свою точку зрения Томский». «Весело, действительно весело», - поддержал его Каганович.