Сталин. Большая книга о нем

которую приобрел этот эпизод в официальной историографии, Сталин напомнил о себе как о

докладчике. Услужливый редактор прибавил от себя, что Троцкий выступал за «промежуточную

позицию». В дальнейших изданиях Троцкий выпущен вовсе. Новая «История» гласит: «Против

участия в Предпарламенте решительно выступал Сталин». Однако помимо свидетельства

протоколов, сохранилось свидетельство Ленина. «Надо бойкотировать Предпарламент, — писал

он 23 сентября. — Надо уйти… к массам. Надо им дать правильный и ясный лозунг: разогнать

бонапартистскую банду Керенского с его поддельным Предпарламентом». Затем приписка:

«Троцкий был за бойкот. Браво, товарищ Троцкий!» Впрочем, Кремлем официально предписано

устранить из нового издания «Сочинений» Ленина все подобные погрешности».

Последуем далее за автором: «7 октября большевистская фракция демонстративно

покинула Предпарламент: «Мы обращаемся к народу. Вся власть Советам!». Это было

равносильно призыву к восстанию. В тот же день на заседании ЦК было постановлено создать

«Бюро для информации по борьбе с контрреволюцией». Преднамеренно туманное название

прикрывало конкретную задачу: разведку и подготовку восстания. Троцкому, Свердлову и

Бубнову поручено организовать это Бюро. Ввиду скупости протокола и отсутствия других

документов автор вынужден здесь апеллировать к собственной памяти. Сталин от участия в

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

105

Бюро уклонился, предложив вместо себя малоавторитетного Бубнова. К самой идее он отнесся

сдержанно, если не скептически. Он был за восстание, но не верил, что рабочие и солдаты

готовы к действию. Он жил изолированно не только от масс, но и от их советского

представительства, питаясь преломленными впечатлениями партийного аппарата. Июльский

опыт не прошел для масс бесследно. Слепого напора больше действительно не было; появилась

осмотрительность. С другой стороны, доверие к большевикам успело окраситься тревогой:

сумеют ли они сделать то, что обещают? Большевистские агитаторы жаловались иногда, что со

стороны масс чувствуется «холодок». На самом деле это была усталость от ожидания, от

неопределенности, от слов. Но в аппарате эту усталость нередко характеризовали словами:

«боевого настроения нет». Отсюда налет скептицизма у многих комитетчиков. К тому же

холодок под ложечкой чувствуют перед восстанием, как и перед боем, и самые мужественные

люди. В этом не всегда признаются, но это так. Настроение самого Сталина отличалось

двойственностью. Он не забывал апреля, когда его мудрость «практика» была жестоко

посрамлена. С другой стороны, аппарату Сталин доверял несравненно больше, чем массам. Во

всех важнейших случаях он страховал себя, голосуя с Лениным. Но не проявлял никакой

инициативы в направлении вынесенных решений, уклонялся от прямого приступа к

решительным действиям, охранял мосты отступления, влиял на других расхолаживающе и в

конце концов прошел мимо Октябрьского восстания по касательной.

Из Бюро по борьбе с контрреволюцией, правда, ничего не вышло, но вовсе не по вине

масс. 9-го начался в Смольном новый острый конфликт с правительством, постановившим

вывести революционные войска из столицы на фронт. Гарнизон теснее примкнул к своему

защитнику, Совету. Подготовка восстания сразу получила конкретную основу. Вчерашний

инициатор Бюро перенес все свое внимание на создание военного штаба при Совете. Первый

шаг был сделан в тот же день, 9-го октября. «Для противодействия попыткам штаба вывести

революционные войска из Петрограда» Исполнительным Комитетом решено создать

Военно-Революционный Комитет. Так, логикой вещей, без всякого обсуждения в ЦК, почти

неожиданно, восстание завязалось на советской арене и стало строить свой советский штаб,

гораздо более действительный, чем «Бюро» 7-го октября.

Ближайшее заседание ЦК с участием Ленина в парике состоялось 10 октября и получило

историческое значение. В центре обсуждения стояла резолюция Ленина, выдвигавшая

вооруженное восстание как неотложную практическую задачу. Затруднение, даже для самых

убежденных сторонников восстания, состояло, однако, в вопросе о сроке. Под давлением

большевиков соглашательский ЦИК еще в дни Демократического Совещания назначил съезд

Советов на 20 октября. Теперь имелась полная уверенность, что съезд даст большевистское

большинство. Переворот, по крайней мере в Петрограде, должен был во что бы то ни стало

завершиться до 20-го, иначе съезд не только не смог бы взять в свои руки власть, но рисковал

бы быть разогнанным. В заседании ЦК решено было без занесения на бумагу начать в

Петрограде восстание около 15-го. На подготовку оставалось, таким образом, каких-нибудь пять

дней. Все чувствовали, что этого мало. Но партия оказалась пленницей срока, который сама она,

в другом порядке, навязала соглашателям. Сообщение Троцкого о том, что в Исполнительном

Комитете постановлено создать свой военный штаб, не произвело большого впечатления, ибо

дело шло больше о плане, чем о факте. Все внимание было сосредоточено на полемике с

Зиновьевым и Каменевым, которые решительно возражали против восстания. Сталин в этом

заседании, видимо, не выступал вовсе или ограничился короткой репликой; во всяком случае, в

протоколах не осталось следов его речи. Резолюция была принята 10-ю голосами против 2-х. Но

тревога насчет срока осталась у всех участников.

Под самый конец заседания, затянувшегося далеко за полночь, по довольно случайной

инициативе Дзержинского, было постановлено: «Образовать для политического руководства

восстанием бюро в составе Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, Сталина, Сокольникова и