Сталинские соколы. Возмездие с небес

У нас четыре оставшиеся «Кобры» при поддержке четырех «Яков» – четыре пары. Набираем три километра, «Яки» – ниже. Лечу, зачарованный русской зимой, всюду белая ширь, замерзшие реки и остывшие леса. Мое любование природой прерывает команда ведущего – враг впереди выше на одиннадцать часов. Наша «свободная охота» действительно превратилась в соревнование, мы как две футбольные команды встречаемся каждый день почти в одно и тоже время, только цена матчам – жизнь!

Я не успеваю за ведущим, он сбивает немца и сам попадает под огонь ведомого, я остаюсь один, зажатый двумя немецкими истребителями, сегодня численный перевес на стороне противника. Третий фриц атакует меня спереди сверху, попадая за кабину в район мотора. Я еще успеваю вытянуть наверх, попав немцу в хвостовое оперение, мой Р-39 загорается. Второй раз в жизни я покидаю поврежденную машину. Чтобы погасить скорость и не попасть под стабилизатор, я беру ручку на себя, сбрасываю левую дверь и стараюсь прыгнуть под крыло. Купол раскрывается, высота с трудом позволяет совершить безопасное приземление в сугроб. Отстегнув лямки, бегу на восток и оказываюсь в окопе нашей пехоты. Красавица – «Кобра» догорает метрах в трехстах на нейтральной полосе. Я цел, но бой проигран, сегодня немцы подготовились лучше нас.

Меня накормили, напоили горячим чаем и через несколько дней, выдав полковую лошадь, отправили в тыл. Я не знаю всех результатов боя, но, по информации наземных наблюдателей, мы потеряли три «Кобры» и два «Яка», сбив три истребителя противника. Все наши летчики живы, но получается, что гнать в полк нечего. из десятка остался один целый Р-39 и один поврежденный мной при посадке, но и немцев мы набили достаточно. более пятнадцати. «Кобра» показала себя агрессивным охотником с мощным вооружением и хорошей управляемостью, я думаю, этот истребитель еще отметит себя в воздушной войне.

До моего аэродрома было более двухсот километров, для зимнего путешествия на лошади это слишком трудное расстояние, мне надо было найти более быстрый транспорт, чем курсирование по частям и деревням в качестве попрошайки, останавливаясь на ночлег и питание. Я все-таки добрался до аэродрома на лошади, но оставшиеся летчики и самолеты уже получили распределение по полкам. Добираться в расположение 16-ГИАПа «своим ходом» было нецелесообразно. Меня временно определили в состав резервного 296-го ИАПа получившего короткий двухмесячный отдых после Сталинградского фронта. Командиром полка был майор Николай Баранов. Полк воевал на Якак. В части была даже одна летчица. Лидия Литвяк.

Неприятности продолжали меня преследовать. Собственно, я мог и не летать в новом подразделении, дожидаясь окончательного распределения, но как я, летчик, мог оставаться на земле, кода в полку летает даже девушка. Я приступил к изучению новой для меня техники и добился допуска к тренировочным полетам на Як-7Б.

По сравнению с Р-39 Як-7Б имел почти равный по мощности двигатель и несколько меньшие размеры, у земли он даже превосходил «Кобру» в скорости, но это преимущество резко терялось с набором высоты. Он имел пушку меньшего калибра и меньшее число пулеметов. В целом, как и все самолеты Яковлева, «7Б» был предназначен для горизонтального боя на малых высотах. Я учил летную эксплуатацию самолета с установленным в задней кабине дополнительным бензобаком. Этот бак служил для смещения центровки назад и увеличения противокапотажного угла. Летчики, опасаясь пожара за спиной, требовали снятие дополнительного бака, и на самолете, на котором мне предстояло сделать тренировочный полет, бак был уже снят, что привело к смещению центровки вперед. К тому же со мной сыграло роковую роль выработавшаяся привычка взлета с носовым колесом на Р-39. Короче говоря, 13 февраля при взлете на Як-7Б на разбеге я, отрывая хвостовое колесо, сильно отдал ручку от себя и самолет скапотировал. Каким-то чудом мне повезло. Обычно, такие ошибки на взлете заканчиваются гибелью летчика, но «Як» не зарылся носом и не перевернулся, убив меня под обломками, а просто чиркнул винтом землю. Я практически не травмировался, но винт и мотор были повреждены. Начались разборки. не специально ли я это сделал? В результате к суду или иным мерам наказания меня не привлекли, но отправили в учебный полк, так сказать, для повышения квалификации. В учебке мне довелось освоить новый советский истребитель Ла-5, начавший поступать в войска с осени 1942 года. Спарок не было и вылетать приходилось без вывозной программы, изучив теорию, я смог за четыре месяца сделать бешеный налет. сто пять часов. В хорошую погоду летали каждый день по два-три часа.

После окончания курса подготовки меня должны были направить в полк, принявший аналогичную технику, но судьба в очередной раз распорядилась иначе. Узнав, что 16-й ГИАП приступил к боевым действиям на Кавказе и, возможно, после освобождения Кубани попадет в Крым, я оббил все пороги начальства с просьбой перевести меня в Краснодар в свой полк. Мои просьбы были услышаны и я начал долгое возвращение в 16-ГИАП. Дабы не путешествовать в одиночестве, меня включили в группу пополнения, направляющуюся на Кавказ вместе с самолетами. Наша группа из четырех пилотов была быстро переучена на Р-40М и начала перелет на юг. Американский истребитель Р-40 «Киттихаук» не был новым истребителем, эти самолеты вместе с «Харрикейнами» в числе первых начали поставляться по ленд-лизу с начала 1942 года, один Р-40 поступил в 16-й полк еще до моего отбытия под Сталинград, но модификация «М» была самой свежей из появившихся в СССР самолетов по английским союзническим обязательствам, так как первоначально Р-40М поставлялись в Великобританию. Если сравнивать «Киттихаук» с «Аэрокоброй» то Р-40М («длиннохвостый») был несколько тяжелее, на нем стоял практически тот же двигатель Аллисон, он имел схожие скоростные характеристики, но худший маневр и только пулеметное вооружение, правда, это были шесть крупнокалиберных скорострельных пулеметов Браунинг расположенных в крыле. Если говорить об общем впечатлении от самолета, то, как говорят англичане, это был самолет, созданный для джентльмена. Прекрасное пилотажно-навигационное оборудование и просторная кабина с зеркалом заднего вида. Самолет был хорош для дальних перелетов и любых полетов по маршруту, но, как истребителю, ему, не смотря на внешнее сходство с акулой, раскрывшей пасть, не хватало агрессивности, в этом плане Р-39 был лучшим бойцом, чем Р-40. После более близкого знакомства этот самолет почему-то стал вызывать у меня добрую, но ироничную улыбку, в детстве, я зачитывался книжками Уэллса и Конан Дойля и при виде «Киттихаука» представлял летящего в нем усатого английского аристократа с белым шарфом и сигарой в зубах. Но шутки шутками, а на этих самолетах нам предстояло драться с матерыми фрицами и юмора тут мало.

Наш маршрут пролегал восточней Орла почти по линии фронта. Дело в том, что к нашей небольшой группе Р-40 должны были присоединиться несколько самолетов 279-го бомбардировочного полка. Полк действовал на Брянском фронте, 20 июня был переведен под Орел, но по каким то причинам расформировывался, часть самолетов и летчиков собирались отправить на юг в район Кавказа и Кубани. На промежуточный аэродром сели утром 4 июля, позавтракали, даже приняли летний душ, ждем бомбардировщики.

После обеда нас вызвали в штаб полка, сообщили обстановку. Немцы начали артиллерийскую подготовку из района Орла по нашим передовым позициям. Аэродром от второй линии нашей обороны в полутора километрах, в любой момент накрыть могут. Раз работает артиллерия, жди авиации, а то и танков, не дай бог прорвут оборону. Нам бы быстрее улететь, но поступает приказ. вылететь в сектор Орел – Стрелецкий для контроля воздушного пространства на случай появления немецких бомбардировщиков, не допуская их до позиций обороны. Наше звено должно поддержать звено Яков. Я снова в бою!

15.45 взлетаем в ясное летнее небо, жарко, хочется окунуться в какой-нибудь речке, тем более что под нами приток Оки – Зуша. Берем курс на Орел, виднеющийся на горизонте. По сведениям нашей разведки ближайший немецкий аэродром в Трубчевске километрах в ста тридцати, но под Орлом наверняка есть аэродром подскока с истребителями. А вот и они, ниже нас, навстречу, идут четыре поднимающиеся точки. Наша высота две тысячи метров, обычно немцы так низко не ходят, значит – только взлетели. У нас есть преимущество, выбираем цели. Атакую одного сверху, теперь узнаю – это Фокке-Вульф. Поврежденный «фриц» пытается со снижением уйти в сторону своего аэродрома, догоняю, чтобы добить, но в момент нажатия на гашетку меня опережает командир нашей группы, его самолет буквально выныривает из-под меня, немец падает.

Все, истребителей противника больше нет. Продолжаем патрулировать сектор между Орлом и нашими позициями, даже с высоты в два километра видно, сколько тут скопилось техники с обеих сторон – в несколько эшелонов. Что-то назревает на просторах между Орлом и Курском.

Патрулируем больше часа, бомбардировщиков так и не обнаружили. Возможно, предупрежденные о нашем присутствии, они выбрали другой маршрут. Мы вернулись на аэродром. Сбитый ФВ-190 записали на мой счет, я бы все равно его добил. Всего мы сбили два истребителя противника, не потеряв ни одного Р-40, другую пару сбила четверка Яков. Наши потери – один Як, летчик погиб.

Ночью критически сжатая в дугу между Орлом и Курском смертоносная пружина рванула – началась эпическая битва, в результате которой ценой огромных потерь и усилий Красной армии удалось в третий раз после Москвы и Сталинграда переломить удачу немецкой военной машины, уже порядком потрепанной и истощенной, надеюсь что навсегда.

Наша группа, согласно приказу, была включена в резерв фронта, в активных боевых действиях под Курском мы не участвовали, было несколько перебазирований по плану «Операции Кутузов». Мы в начале отступали, потом наступали, в целом пробыли под Орлом до 20 октября, когда линия фронта уже ушла далеко на запад. 279 полк расформировали, а нас отправили южнее на Украину в 5-ю воздушную армию. Наша группа, оставаясь в резерве, была доведена до эскадрильи и базировалась совместно с 511-м авиационным полком, принимавшим участие в битве за Днепр.

К тому времени Р-40 фактически выводились из фронтовых полков ВВС и передавались в авиацию ПВО и ВМФ. «Мой» 16 гвардейский ИАП уже давно избавился от «Киттихауков». Поэтому весной 1944 года перед нами была поставлена задача. передать Р-40 в авиацию Черноморского флота, возможно, в 30-й разведывательный полк Новикова, где они бы использовались в качестве разведчиков, а самим вернуться в свои полки. Все новые летчики нашей эскадрильи были опытными пилотами, прошедшими подготовку в 25-м Запасном Авиаполку. «Киттихауки» распределили на Черноморский флот, поскольку парк его истребителей был устаревшим и изношенным и использовался в основном как штурмовики или для отражения воздушных налетов. В такой ситуации Р-40 М вполне могли бы принять участие в завоевании господства в воздухе и срыву эвакуации немцев из Крыма.

Наконец наша эскадрилья прибыла на аэродром Комаровка под Харьковом, откуда должна была перелететь в Крым в район Сиваша или Керчи, а затем на один из аэродромов базирования ВВС флота. До 7 апреля по погодным условиям вылет откладывался, и мы били баклуши. Рассказывая анекдоты и истории из собственной жизни, дело доходило не только до анекдотов про летчиков или женщин, но и политических. Обсуждали. почему оказались не готовы к войне и так долго и далеко отступали. Кто-то рассказал анекдот про Рокоссовского.