Стальные сны. Серебряный клин

Естественно, самый удобный момент наступил, когда я наконец-то крепко заснул.

В подвале, где прятался Хромой, все было в порядке. Все были при деле. Вооруженный часовой, шаман-надзиратель, один монах, увлажнявший глину, и два других, лепивших лапу для Жабодава.

Вдруг земля вздрогнула. Воздушный кит сбросил на здание громадный валун. Все кинулись к покачнувшейся глиняной фигуре, чтобы не дать ей свалиться.

Из трещин и теней в подвал хлынули десятки созданий с равнины Страха. Полетели маленькие копья. Сверкнули лезвия маленьких мечей. Не обращая внимания на монахов, самые юркие нападающие облепили солдата и шамана. Когда с теми было покончено, создания принялись уничтожать глиняное тело.

То же самое творилось повсюду. Из людей Хромого не уцелел никто.

Жабодав перепрыгнул монастырскую стену и шумно шлепнулся прямо посреди толпы кентавров. Засверкали клинки, полетели копья, кентавры гурьбой навалились на бестию. Но монстр прорвался.

Манты пикировали над его головой, и их было так много, что они сталкивались друг с другом. Гром от их молний слился в непрерывный грохот огромных барабанов.

Монстр оказался перед преградой из менгиров и ходячих деревьев. Он сумел перепрыгнуть и ее. Его шерсть дымилась, а бока были сплошь утыканы дротиками. Ходячие деревья попытались схватить его, но он оказался слишком силен.

Он продолжал рваться вперед. Прямо на нас.

Менгиры с хлопками возникали на пути монстра, пытаясь задержать, сбить с ног. Манты горели желанием поджарить его. Кентавры мчались рядом, забрасывая его копьями, бросались ему под ноги, чтобы подрезать сухожилия. Ворон, я и братья Крученые всадили в него несколько стрел одновременно. Но он даже не заметил, продолжая прокладывать себе дорогу и завывая, как все волки мира сразу.

— В глаза! — кричал Ворон. — Цельтесь ему в глаза!

Конечно, дружище. А как же еще. Но тут же меткость нужна, а мне и в слона-то было не попасть, так здорово я труханул. Если уцелею на сей раз, то мне месяца не хватит, чтобы штаны отстирать.

Монстр был от нас всего в сорока футах, когда Молчун, в знак приветствия, швырнул ему в морду полбочки змей. Те шипели, извивались, пытались заползти ему в уши, рот, ноздри.

Змеи его тоже не остановили. Но заставили позабыть о намерениях, которые он питал на наш счет. Он просто протаранил нашу команду.

Я полетел вверх тормашками. Паря в воздухе, я заметил, как Душечка шагнула вперед с таким безразличным видом, словно собиралась нарезать хлеб на кухне, и взмахнула двуручным мечом. Никогда бы не подумал, что женщина может поднять такую штуку. Она взяла слишком высоко. Вместо того, чтобы вспороть брюхо этой твари, удар пришелся по ребрам.

Я врезался в землю и следующие две минуты изучал астрономию. Подсчитывал вспыхнувшие у меня в глазах звезды.

Мои подсчеты прервал страшный ливень, мгновенно промочивший меня до нитки. Я вскочил на ноги и обнаружил, что дело не в дожде. Просто бросившийся в погоню за Жабодавом воздушный кит избавился от части балласта, чтобы замедлить свое падение. Разумеется, прямо над моей головой.

Монстр продолжал пробиваться на запад. За ним по пятам следовало странное мерцающее нечто, похожее на слона, нос пучком щупалец вместо головы — ценный вклад Боманца в наше общее дело.

То было последнее мгновение, когда в происходящем имелся хоть какой-то смысл.

Придя в бешенство, говорящие камни появлялись и исчезали с громкими хлопками. Ходячие деревья прыгали вверх-вниз. Кентавры носились по кругу. Все, кто умел говорить, орали друг на друга благим матом. Летающие киты гудели и бросались вниз, словно хотели покончить с собой, разбившись о землю. Менгир со шрамом громко тараторил Молчуну горячую речь на диалекте, которого я не понимал, а Молчун под эти пламенные звуки исполнял комбинацию фламенко и танца с саблями, пытаясь объяснить Душечке, о чем тарахтит валун.

Спотыкаясь, я подошел к Ворону и сказал:

— Дружище! Похоже, вечеринка становится шумноватой. Не пора ли нам откланяться? Пока сюда не заявились санитары, чтобы уволочь всю эту команду назад. В тот дурдом, откуда они удрали по чьему-то недосмотру.

Он наблюдал за танцами Молчуна. И произнес:

— Помолчи.

А через минуту объяснил:

— Дерево-бог отзывает всех отсюда. Что-то стряслось на севере. Он хочет, чтобы каждый бросил все свои дела и отправлялся домой.

Я огляделся вокруг. Два воздушных кита уже лежали на земле. Обитатели равнины Страха вовсю грузились на борт. Из менгиров остался только тот, что говорил с Молчуном.

— Ну что? — спросил я Ворона, — Прокатимся на воздушном ките за твоим приятелем Костоправом?

XXXI

Со времени пожара молодое дерево в Курганье пребывало в коме. Пока заживали раны, его разум находился в подавленном состоянии. Но пришел день, когда дерево начало реагировать на окружающую действительность. Как раз в тот день в Курганье поднялись шум и суматоха, каких тут не бывало со времен великой битвы.

Подчиняющееся наказам своего предка и любопытное само по себе, дерево вышло из состояния забытья, хотя до полного исцеления ему было еще далеко.

Курганье кишело солдатами сумеречной Северной Окраины Империи. Среди общей аморфной массы дерево ощущало очаги власти; то были командиры. Они тщательно исследовали каждый дюйм окрестностей.

Почему?

Потом пришли воспоминания. По счастью, не лавиной, а капельками, лоскутками. Более-менее, в хронологическом порядке. Тварь, что приходила рыться. Тот ужас, который она откопала. Смерть, пришедшая из леса, чтобы обрушиться на город…

Пламя… Пламя… Пламя…

Солдаты сперва окаменели от страха и благоговения, а затем в ужасе обратились в бегство, когда среди ветвей дерева полыхнула молния. Их изумленные командиры увидели, как неистовый голубой свет озарил все Курганье.

Дерево сконцентрировало внутренний разум на предке и наконец, спустя много недель, передало ему весть об этом великом поражении.

XXXII

Близнецы Паутинка и Шелкопряд нога в ногу, решительно шагали к успокоившемуся дереву. На обеих были черные кожаные шлемы, совершенно скрывавшие лицо. Их доспехи, так же как и их тела, были совершенно одинаковыми. Хотя по смертоносности и мощи своей колдовской силы они во много раз уступали любому из Десяти Взятых, но, по-обезьяньи копируя одежду и манеры своих предшественников, близнецы заставили весь мир думать иначе.

Таким образом, они успешно рядились в тогу тех, кем мечтали стать. Если им суждено прожить достаточно долго, то, неутомимо оттачивая свирепость, безнравственность и злобу, они действительно когда-нибудь станут неотличимы от старых колдунов-злодеев, которых почти не осталось на земле.

Именно так умножается зло.

Близнецы остановились в трех ярдах от дерева, тщательно скрывая страх от своих солдат. Они стояли. Они смотрели. Они разошлись, обходя дерево с разных сторон. Когда они снова встретились, то уже все поняли.