Старость - радость для убийц

Имела ли я право подозревать эту рассудительную даму в злодействе? Имела ли право относиться к ней с подозрением? И зачислять в людоедское племя умба-юмба? Она смотрелась так хорошо, так уместно за полированным столом, вся в белоснежном, отглаженном, с белой же шапочкой чуть набекрень, пахнущая хорошими духами... И как же трогателен этот стеклянный кувшинчик с веткой белой сирени поблизости от её длинных пальцев хорошей формы с аккуратным бледно-розовым маникюром... Да как же она, такая, могла быть причастна к темной истории с гибелью актрисы Мордвиновой при пожаре?!

Но вот в чем я, Наташа из Воркуты, утвердилась после этой беседы: мне надо всячески, не сбиваясь, тянуть именно на образ сбитой с толку, растерянной и вполне безобидной провинциалки, которая нуждается в советах, утешении и вообще в покровительстве. Женщины, любые, очень любят чувствовать свое превосходство над особями своего пола. Им, многим из тех, у кого и своя судьба не сложилась, как бы в радость, что другой ещё хуже, потому что можно с высоты собственного опыта и неблагополучия поучить жить, "раскрыть глаза" и прочая, и прочая...

Вероятно, оттого, что дурочку непутевую сыграть куда легче, чем, положим, Софью Ковалевскую, я настолько оказалась "в роли", что сестра-хозяйка, полная, грудастая Анна Романовна, расспросив меня прямо в коридоре, откуда, почему, и услыхав историю печальную, неказистую, поглядела критически на мои истоптанные туфлишки, заявила решительно:

– Айда ко мне, горе луковое!

Привела в комнатенку с зарешеченным окном, где на полках лежало в высоких стопках чистое постельное белье, шерстяные одеяла одинакового бежевого цвета, а посреди стояла гладильная доска на алюминиевых ножках врастопырку.

Анна Романовна, тяжеловато дыша, наклонилась, вытащила с нижней полки белые босоножки на танкетке, кинула мне:

– Меряй! Мне не подходят. У меня ноги после ночи пухнут.

– А... а сколько стоят, Анна Романовна?

– Сдурела! Бери и надевай! И зови меня попросту тетей Аней.

Ну и попробуй после этого верить собственным глазам, которые всего несколько дней назад видели, с какой хищной поспешностью эта самая добродушная, сдобная тетя Анечка выискивала в углах комнаты погибшей актрисы возможные сокровища, хватая то то, то это...

– Чего нам-то манерничать друг перед другом, - продолжала она поучать меня.
– Ты с Воркуты, я тоже... не с Красной площади, издалека... Беглянки и есть беглянки. Меряй, меряй, не тяни!

– Но как же...
– переминалась я в надежде, что тетенька разговорится ещё больше и я получу добавочную информацию.
– Вы, наверное, покупали, деньги платили...

И она не удержалась, её моя медлительность в принятии разумного решения окончательно допекла:

– Дурочка!
– обозвала беззлобно.
– Куда ты пришла работать? К старикам старым. Сколько платить тебе будут? Гроши. Одно удобство - старики не вечные, помирают, а ихние одежки остаются. Или ты брезгуешь? Так протри, вот тебе перекись разведенная, они же новые, от артистки остались...

– От самой настоящей артистки?!
– изумилась я, всовывая ногу в босоножку.

– А то от какой же!
– горделиво отвечала тетя Аня.
– От знаменитой Мордвиновой! Слыхала, небось?

– Да, вроде, нет...

– Ну темнота! Про саму Мордвинову не слыхала? В прошлые годы её фотографии по всем кинотеатрам висели. Что глазки, что губки что бровки - красота! А на щечках ямочки. И волосы хороши были - такая раскудрявая! В киосках открытки продавали, где она улыбается. Красиво пожила... не то что мы, рядовые. Только кончила худо, хуже некуда. Она у нас тут сгорела, бедная...

– Как сгорела?
– ужаснулась я.

– Вся сгорела? А как же босоножки? Они отдельно от неё были?

– Отдельно. Подошли? Ну и носи. А много будешь знать - скоро состаришься.

– Так ведь интересно...
– играла я кромешную дуреху.
– Как это в таком красивом доме можно сгореть? Дом-то не сгорел!

– Помолчи!
– приказала тетя Аня.
– Радуйся, что босоножки подошли. Надо же, вторую такую на мою голову...

– Тетя Анечка, - я подскочила к ней, приобняла, чмокнула в пухлую щеку. Спасибо вам! Ой, как они мне по ноге! А какую "такую" на вашу голову? Тоже дурочку, вроде меня?

– Тоже, - улыбнулась, удовлетворенная женщина.
– Тоже ни тебе постоянной московской прописки, ни средств для жизни, а так - бедолага. Но ничего не скажу - работает на совесть! Не сует нос, куда не надо! Зина из Ферганы. Молодая, моложе тебя даже...

– Уборщица?

– Ну! У нас тут, если и кухонных взять, почти весь Советский Союз. Как это раньше-то говорили - интернационал.

– Вот смешно!

– Ну глупая ты какая!
– осерчала тетя Аня.
– Чего смешного? С какой радости люди с насиженных гнезд сорвались? Все побросали и к Москве прилепились крайчиком? Большие у них тут права, что ли? Спасибо Виктору Петровичу, директору нашему, всех бедствующих пригревает... Вот и тебя взял, не шуганул... Тоже пожалел, значит.

Тут в окно я увидела серый пикап с синими буквами на боку "ДВРИ"... И меня дернуло спросить:

– И что... и вон тот парень, шофер, тоже не московский?

– А что?
– тетя Аня сурово сдвинула крашенные черным брови.
– Тебе-то что?

– Так ведь...
– промямлила смущенно, - парень же... у него вон какие брови...

Тетя Аня ладонью шлепнула меня по попке:

– Уже и брови углядела! Да не про тебя он, не про тебя! Сразу говорю - и не надейся. У него жена есть, красивая бабенка, наша кондитерша Виктория. С ней не всякая сравнится. Даже наша Ангелина, отдел кадров, рядом с ней как доска... У Виктории всего много - волос, грудей, задок загляденье одно. Им с Володей счастье привалило. Дачу Мордвиновой получили. То все где-то по чужим углам, снимали, деньги тратили. Теперь целая дача... да в сосновом лесу... Плохо ли?

– Целая дача?! А за что?! Кто подарил-то?!
– изобразила я как бы сверхизумление.
– Вот бы и мне...

– Ой, тебе!
– тетя Аня рассмеялась, продемонстрировав где свои, где золотые зубы.
– Он-то мастер на все руки! Он тебе и шофер, и сантехник, и куда ни пошли - вовсе безотказный. Вот ему и досталась дача Мордвиновой...

– Она ему сама подарила?

Я чувствовала, что иду по очень тонкому льду, но остановиться не могла. Мне казалось, моя "дурочка из Воркуты" вполне могла задать и такой вопрос:

– Он ей кто, родственник какой?

– Говорю, случай. Дачу-то Мордвинова подарила одному мужику богатому, Сливкину. Он тут был раза три... приносил ей траву всякую. Но жить на той даче не стал. Взял да подарил её Володе. Вот прямо взял и подарил. Такой добрый человек оказался.
– Тетя Аня повертела на пальце сначала одно обручальное кольцо, потом второе, потом третье.
– Володя добрый. Он бабушку Викториину пригрел. Она на совсем в себе от чеченских дел, под бомбежкой разум утеряла. Что ты! На свете горя море-океан! Одна надежда - на добрых людей в случае чего...