Старший брат моего жениха

— Рус, пожалуйста, — жалобно морщится Егор и прикладывает ко лбу бутылку с минералкой.

Пока я выливал на него свое недовольство, он выхлебал уже половину, а мозги, похоже, так на место и не встали.

— Ты нажрался, как свинья, явился на работу к обеду, будто так и нужно, инвентаризация только началась, а я уже не досчитываюсь целой горы мелочей, — перечисляю все его косяки, хотя это едва ли половина. Просто до другого я еще не успел за несколько часов докопаться. — Твой администратор только и бегает курить, продавцы не могут отличить машинное масло от антифриза, а на складе полный бардак. Это пиздец, Егорка. Это полный пиздец и задница.

Брат сжимается под весом моих слов, и его худые плечи становятся будто бы еще уже. Красные воспаленные глаза смотрят удивленно: Егор словно не верит, что я ему все это предъявляю.

— Егор Артурович, если ты думаешь, что я по-братски планирую на всю эту херню глаза закрыть, то ошибаешься. Здесь мы работу работаем, а не хороводы видим. Ясно?

Егор жадно пьет. То ли паузу тянет, то ли действительно жажда жить не дает.

— Я ничего такого не думаю, — говорит, понурив голову, и поднимается на ноги. Я занял его управленческое кресло, в котором с самого утра охуеваю от масштаба проблем, потому ему пришлось ютиться на непрезентабельном стуле. — Но это же все исправимо. Просто дай возможность исправить.

— А если бы я не приехал? Как долго бы это все длилось? — обвожу кабинет рукой, а на столе горкой высятся инвентаризационные ведомости, в которых слишком много неприятного значится. — Ты башкой своей думать когда планируешь начинать?

Егор молчит, лишь меряет шагами помещение своего кабинета. Он знает, что любого другого я бы уволил в два счета — он вообще очень хорошо меня знает. Но еще он в курсе, что к нему у меня особое отношение. И это бесит, потому что понимаю: я слишком сильно его разбаловал.

— Месяц. Я даю тебе месяц, — заключаю, а брат оживляется. — Ты разгребаешь все это дерьмо. Как управляющий, как ответственный человек. Взрослый.

Почему-то уверен: Егор начнет спорить. Начнет заливать о свадьбе, путешествии и прочем. Он же хотел везти Киру на Мальдивы, да? Но нет, он охотно кивает, готовый ринуться в бой хоть сейчас.

— Если через месяц все будет так или, не дай бог, хуже, уволю. Больше предупреждать не буду.

— Я все исправлю! — Егор стремительно трезвеет и делает шаг к двери, но я останавливаю его.

— Еще кое-что.

Он напрягается, встряхивает головой, а на шее напрягаются жилы. Нервничает?

— Я не буду спрашивать, по какому поводу ты вчера насвинячился. Но расскажи мне, придурок, какого хера на твоей шее была красная помада?

Егор сглатывает и снова пьет воду. А я в шаге от того, чтобы двинуть его этой самой бутылкой по зубам.

— Это вышло случайно, — оправдывается, только я знаю его, как облупленного. — Я ничего такого не планировал.

Как-то слишком стремительно он бледнеет, и губа нижняя дрожит. Не к добру это.

— Врешь же, — щурюсь, а Егор втягивает голову в плечи.

— Кира знает? Помаду видела? — спрашивает тихо-тихо, а я отрицательно качаю головой.

Выдыхает с облегчением, но особенной радости на лице нет. Его что-то беспокоит, и из-за этого гнев во мне оседает мутной пеной.

— Ты же знаешь, что можешь мне доверять, — говорю, поднимаясь на ноги, и подхожу к растерянному брату. — Что-то случилось?

— Нет, ничего, — отмахивается и идет к двери. — Все нормально. А помада? Это случайно.

Я отлично вижу, что он закрылся. Захлопнулся, как раковина, пряча внутри правду. И мне это не нравится — ведь тоже слишком хорошо знаю повадки и реакции младшего.

— Рус, не говори только Кире. Пожалуйста. Я все исправлю, обещаю. Просто не говори.

— Я не понимаю, что ты мутишь, брат, но не делай девочку крайней. Не ври ей, не пачкайся в лживом дерьме.

— Все будет хорошо. — Егор слабо улыбается и выходит из кабинета рулить процессом.

А я… ныряю снова в пачку документов, просматриваю накладные, сверяю данные, периодически доводя до нервного срыва кладовщика.

Вечер подкрадывается незаметно, и к девяти я выруливаю со стоянки «Покрышкино», чтобы уже через пару часов окунуться в свое персональное искушение по имени Кира.

Но пока у меня есть два часа, и я даже не догадываюсь, куда вывернет меня кривая.

14 глава

Руслан

Дурацкая пробка толстой кишкой тянется через весь центр города, раздражая до зубовного скрежета. Приходится больше двух часов сидеть в машине, двигаясь по миллиметру в минуту, вынужденно бездействовать, пока впереди устраняют аварию. Каких-то два долбня столкнулись лоб в лоб, а всем остальным разгребать приходится.

Злюсь на ситуацию, на себя злюсь, потому что изначально хотел поехать совершенно другим путем, но чего уж.

Проходит слишком много времени, прежде чем удается вырулить на более спокойную магистраль. Пусть так, пусть окольными путями, но мне нужно попасть сегодня в “Пятницу” и получить ответы на свои вопросы.

Не на все, но на большую часть из них.

Сегодня мне нужна Виолетта. Нет, не для того, чем мы занимались всю ночь накануне. Не для секса, нет — его с ней мне точно больше не хочется, какой бы профессионалкой она не была. Мне нужно снова посмотреть на нее — уже ясным трезвым взглядом, — сравнить, услышать ее голос и узнать, кто она, мать ее, вообще такая.

Только после разговора с универсалкой Виолеттой смогу нормально дышать. Только тогда получится выбить всю дурь из своей башки и наконец-то расслабиться.

Я почти уверен, что Виолетта и Кира — совершенно разные люди, хотя вопросов от этого меньше не становится. Наоборот даже и это бесит невыносимо.

За окном ночь разукрашена огнями. Реклама, вывески, билборды. До “Пятницы” еще ехать и ехать, а пить хочется так, что горло болит. Мне не нужно сегодня напиваться — с некоторых пор алкоголь поперек горла стоит и от одной мысли о нем выворачивает наизнанку. Но выпить чего-то точно бы не отказался.

Встроившись в неплотный ряд машин, оглядываюсь по сторонам, и когда вижу вывеску кафе “Солнечный свет”, снижаю скорость, сдаю вправо и паркуюсь на крошечном пятачке возле входа. Выпью кофе, может быть, и дальше поеду. Просто кофе и ничего больше.

Мягкий желтоватый свет льется из высоких окон, и я останавливаюсь в нескольких шагах от входа. Просто заглядываю внутрь, и что-то удерживает на месте, не дает войти. Странное ощущение, и я сам не могу найти ему объяснение, но стою, точно истукан, вглядываюсь.