Старший брат моего жениха

Развожу руками, чтобы хоть так охватить степень прекрасности незнакомых женщин, а Руслан смеется. Прижимает к себе крепче, шумно втягивает воздух возле моего плеча, а мне так неловко, что наговорила этой ерунды.

— Да, я взрослый и опытный, чего уж, — усмехается, убирая волосы с моего лица. В жесте этом так много простой человеческой заботы, что сердце сладко-сладко ноет в груди. — А ты еще такой ребенок, честно. Но я, правда, не из тех, кто трахает все, что движется, а что не движется — тормошит палкой и все равно трахает.

— Да ну?! — вырывается из меня очередная глупость, а Руслан запрокидывает голову и хохочет так громко, что вот-вот потолок обвалится. — А Виолетта?!

Господи, вот она откуда вообще появилась?

Терпеливо жду, когда пройдет этот приступ веселья, чувствуя себя дурочкой. Надо было молчать, но не получилось.

— Виолетта, хм. Дай-ка подумать. Возможно я был слишком пьян и у меня слишком долго не было секса? С одинокими мужчинами в отпуске такое случается.

— Нет, не подумай, что не верю, просто ты такой…

— Какой я? — в глазах лукавый блеск, чистая провокация, вызов на откровенность.

— Интересный, статусный, надежный, большой и красивый, — перечисляю, загибая пальцы. — Умный, заботливый…

— Вах, сейчас зазнаюсь, — снова смеется, но на этот раз не так оглушительно. — Ко всем этим достоинствам, которые ты почему-то во мне разглядела, добавь еще тяжелый характер, повышенную требовательность, педантичность и вспыльчивость.

— Про вспыльчивость я помню.

— Ну вот, — хмыкает, а я прячу глаза. — Еще у меня почти нет свободного времени на отношения и я не слишком большой поклонник брачных уз.

— Я тоже замуж больше не хочу.

Руслан целует меня порывисто, снова вдавливает в прохладный прилавок — настолько сильно, что даже больно. Но рядом с ним даже боль — сладкая.

Эх, кажется, кто-то тут слишком влюбился. Или просто гормоны шалят. Должны же были они у меня рано или поздно взбунтоваться, правильно?

— Ты сильно возмутишься, если я приглашу тебя в более… приятное место? Сейчас.

В этом вопросе много порочного предвкушения. Но я хочу этого — хочу остаться с ним наедине. Не хочется ни о чем думать, бояться, переживать.

— Поехали, — выдыхаю и, чтобы не передумать, скоренько иду к выходу.

— Даже не спросишь, куда именно? — смеется, а я отрицательно качаю головой.

Я пьяная без вина, смелая и отчаянная сейчас. Способная на любую глупость, готовая ко всему. Мне нужен этот мужчина, пускай наше будущее слишком туманно. Но зачем о нем думать, когда в настоящем настолько хорошо?

44 глава

Руслан

На этот раз в такси я сажусь рядом с Кирой. Никаких передних сидений, никаких пряток от самого себя. И никаких съемных квартир я тоже искать не собираюсь. Тем более не планирую везти Киру в какую-то, пусть даже очень дорогую, гостиницу. Она точно не случайная девица в моей постели, чтобы так с ней поступать.

Кира, осмелевшая вначале, сейчас сидит рядом тихая-тихая. Уверен, она даже не очень-то разбирает, куда именно мы едем. Чувствую себя каким-то Серым волком, волокущим в темный лес невинную Красную шапочку. Сюрреализм какой-то, честное слово.

Но Кира удивляет меня: кладет голову на плечо, тихо вздыхает и прикрывает глаза. Переплетает наши пальцы, сжимает их что есть силы и целует меня в плечо. Мне кажется, что в этой машине мы сейчас одни. Несемся куда-то, не разбирая дороги, наплевав на любые заградительные сооружения.

Рядом с ней у меня ощущение, словно способен сбросить любой груз со своих плеч, забыть обо всем на свете, просто жить. И почему все должно было оказаться настолько сложно?

— Заснула? — спрашиваю, когда машина останавливается возле ворот родительского дома, в окнах которого, как обычно, не горит ни единая лампочка.

Егор под наблюдением Артема, а больше здесь и некому электричество жечь.

— Чуть-чуть, — сонно морщится Кира и осматривается по сторонам, улыбаясь немного пьяно.

И тут я понимаю окончательно и бесповоротно, что хочу каждое утро видеть ее такой: нежной и растрепанной. Прям распирает от нежности.

— Выходи, — улыбаюсь и целую ее теплую кожу, хотя таксист уже явно теряет терпение и нервно тарабанит пальцами по рулю.

Расплачиваюсь с ним, выхожу из машины и подаю руку Кире. А она, наконец сообразив, где мы, смотрит на меня как-то странно.

— К вам домой? — уточняет, словно здесь может быть какая-то ошибка. — Но…

— Нет никаких “но”. Пойдем.

— Ты уверен?

— Абсолютно, — киваю и открываю ворота. — Проходи.

Кира не спорит, но по ее напряженному телу, по бегающему взгляду, который выдает ее с головой, понимаю, что боится.

— Егора в доме нет. А если бы и был, это ничего не изменило.

— Кроме того, что он уверился бы окончательно, что я прыгаю от одного брата к другому, — бурчит, когда веду ее за собой в дом.

— Его проблемы. Вот еще, — передергиваю плечами и в пяти шагах от входа сжимаю в пальцах ее подбородок и приподнимаю голову, ловлю взгляд. — Мы с тобой не делаем ничего, за что нам стоит прятаться в углу. У Егора своя мука в голове.

Кира дышит поверхностно, рвано, а я смотрю в ее глаза и не насмотреться. Хочется целовать ее, нежить, сделать все, чтобы она выбросила все до единой глупости из головы.

И она, словно чувствует все мои желания, хоть и наверняка боится их до дрожи. Тянется ко мне губами, руками, кожей, всем своим естеством, а я напрочь забываю, что нужно бы для начала дверь в дом открыть. Не до этого сейчас.

Целую жадно, проникаю языком в приоткрытый влажный рот, пью сладкое дыхание и тихие вздохи, будто астматик воздух солевых шахт. Смыкаю руки на ее спине — крепко, не задумываясь о последствиях, — и прижимаю стройное тело к себе. Мне жарко и холодно одновременно, меня сжигает внутренний жар, и озноб зимним ветром по коже гуляет.

— Я никогда так много не целовался, — говорю, насилу оторвавшись от самых сладких в этом мире губ.

Кира касается нижней дрожащим пальцем, обводит по контуру, дотрагивается до верхней, а взгляд манящий, искренний. В нем нет порочности, нет призыва самки — то, что так часто видел в своей жизни, и мне это нравилось. Но с Кирой… с ней все иначе, потому что она — девочка с совершенно другой планеты. Девочка, убивающая меня наповал своей искренностью, непосредственностью мыслей, даже глупыми страхами. Ее оберегать хочется, как трогательную бабочку, цветок со сломанным стебельком.