Старый год

Домашний телефон Тамары был занят два с половиной часа подряд. Егор лежал на диване и читал книгу Шноля «Герои и злодеи российской науки» и через каждые полчаса набирал номер.

Наконец дозвонился.

– Вы долго разговариваете, – упрекнул Егор девушку, которая призналась, что она и есть Тамара.

– Вы ошибаетесь, – ответила Тамара, – я многостаночница. Я провела шесть разговоров, и все короткие, как летний дождь.

Так Егор познакомился с оригинальной манерой изъясняться, свойственной Тамаре.

Тамара отказалась выслушивать проблему Егора до конца, а спросила:

– С вашей точки зрения, нашему институту это по плечу?

Егор спросил, может ли он встретиться с кем-то из научных сотрудников. Он просит помощи в решении сложной проблемы.

– Надеюсь, у вас не сексуальные проблемы? – спросила Тамара. – Мы на них махнули рукой.

– Не бойтесь.

– Тогда встретимся завтра у метро, – сказала Тамара. – В девять тридцать. И вместе опоздаем на работу.

Тамара выговаривала слова значительным, почти дикторским голосом, но неправильно ставила ударения в словах «понять» и «звонить». Видно, приехала в Москву с юга. Все проблемы она была готова решить разом, ей очень хотелось показаться важнее, чем она была на самом деле. Но при том в голосе ее звучало сочувствие ко всем страдающим мужчинам.

К месту свидания у метро Тамара опоздала на двадцать минут. Егор угадал ее издали по умопомрачительной фигуре и походке, которой может позавидовать любая итальянская модель. Простое и милое лицо Тамары было загублено толстым слоем косметики, а ногти были такого цвета, будто их только что сорвали.

– Вот именно таким тебя рисовало мое воображение, – сказала она Егору. – Интеллектуал с гуманитарным уклоном. Такие люди, как ты, одиноки, как паруса в море голубом, читал?

Егор не знал, что Тамара имела обыкновение влюбляться в каждого второго из новых знакомых.

– Вы вернулись из поездки? – спросила она Егора и взяла его под руку.

Он не стал объяснять ей, что вернулся из поездки уже шесть лет назад.

Тамара повлекла Егора к институту, прижимая его руку к своей груди. Она потащила его в парадный подъезд бывшего особняка Гиреевых, а ныне Института экспертизы РАН, мимо проспавшего их появление вахтера Матвеича, по кривым коридорам в нашу лабораторию. Разумеется, сцену встречи Егора с Тамарой я домыслил, но ручаюсь за близость к жизни.

Тамара втолкнула Егора в нашу комнату. Там было тесно – на десяти метрах не разгуляешься – и почти пусто, если не считать приятного вида молодого мужчины с волосами странного, почти платинового цвета, из-за чего этот мужчина везде, от детского дома до мотострелковой роты, получал прозвище Седой.

Этим мужчиной был я, младший научный сотрудник без степени Георгий Гагарин, подкидыш, названный так в детском приемнике в честь первого покорителя космоса.

– Гарик, – сказала мне Тамара, – познакомься с Егором. Это наша морская свинка, потому что на нем мы, наверное, будем ставить опыты, как Дарвин на собаке.

Высказывание говорило о том, что Тамара стремится к знаниям, но еще не добралась до их сути.

Егор мне приглянулся настолько, что я не стал задавать ему вопросов, а предложил кофе.

Мы не успели толком познакомиться и разговориться, как распахнулась дверь и ворвалась Калерия Петровна.

Слово «ворвалась» к ней не подходит, очевидно, вежливей сказать «впорхнула» или «влетела». Но Калерия – человек размашистый. Она широко шагает, резкими жестами помогает себе в споре, но остается при том человеком крайне сдержанным, воспитанным и располагающим к себе даже самых недоверчивых клиентов.

А если добавить к тому, что Калерия благородно красива, у нее звучный низкий голос и слишком яркие глаза, то неудивительно, что Егор был счастлив излить перед ней свою душу.

После первых же фраз Калерия попросила его остановиться, включила видео, и начался допрос Егора, который продолжался до вечера и занял еще два дня.

Когда Егор, выпотрошенный и даже похудевший, ушел от нас по завершении третьего дня работы, мы начали анализировать услышанное.

Мы с Калерией сидели, обставленные чашками с кофе. Чашками у нас служат пластиковые стаканчики. Тамара где-то раздобыла тысячу штук, и поэтому их не экономили, жили, как американцы.

– Я знаю, с чего начну завтра, – сказал я.

– Правильно, – согласилась Калерия. И я не стал ставить под сомнение, что она правильно прочла мои мысли. Она умела это делать, хотя, что любопытно, начисто не верила в телепатию, телекинез и прочие необъяснимые явления. Она была земной, как патологоанатом.

Но я все равно высказался вслух, потому что надо было проверить на коллегах, правильно ли я все спланировал.

– Лучше всего начинать с «Мерседеса», – решил я. – То, что не удалось сделать Егору, нам нетрудно, правда, Калерия Петровна?

– Я позвоню, – сказала Калерия. – Машина нестандартная. Синий «Мерседес» и три первые цифры номера известны.

– А я пойду в Музыкальный театр, – заявила Тамара, – завтра с утра.

– Ты думаешь, что отверстие в заднике тебя ждет?

– Она права, – сказала Калерия. – Надо поговорить с людьми, узнать, что необычного они замечали там в последние месяцы. А Тамарочка у нас обаятельная.

Калерия тоже была права. Тамарку надо было употреблять на дела, в которых она могла принести как можно меньше вреда.

– Но сначала, – сказала Калерия, – ты, Гарик, зайдешь к Евдокии, то есть к Елене Павловне.

– Ничего она Гарику не скажет, – заявила Тамара. – Но если хотите, я с ней поговорю.

Вулкан извергался прямо у нас в комнате. Глаза Тамары сверкали, ноги кобылицы отбивали чечетку.

Калерия делала вид, что не замечает опасности. Она повернулась к Тамаре и ангельским голосом сообщила ей, что в Детском музыкальном театре ей следует деликатно выяснить, не было ли там замечено странных явлений или людей.

– А ты, – сказала она мне, – попытайся воздействовать на Евдокию с помощью своих методов.

Закончила она так:

– Я с утра отправляюсь на растерзание ученого совета, а Саша Добряк держит оборону в лавке, чтобы никто не утащил у нас стаканчики для кофе.

Я знал, что застану мать Людмилы дома. И, вернее всего, уже восставшей ото сна, так как перед этим я провел целый час, сидя на лавочке рядом с двумя бабушками из того же подъезда. Бабушки были очень разными, одна демократических взглядов, другая хранила партбилет, но в одном бабушки сходились – таким, как Ленка, доверять воспитание ребенка нельзя. Про Люську ничего такого сказать не могут, но она, без сомнения, пойдет по неверному пути матери, потому что носит во-от такие короткие юбки, за ней приезжают на «Мерседесах», и вообще она дома не ночевала.