Старый год

Воздух не был совершенно прозрачным – в нем таилась дымка напоминанием о ночном тумане. Мне вдруг захотелось запустить в небо камень, чтобы он пробил облака и показал мне, твердое ли здесь небо.

Но главное Егор заметил правильно – я не мог сказать, холодно здесь или тепло, будто все рецепторы в моем теле отключились. И еще: здесь останавливалось время. Вернее, становилось все равно, движется оно или нет.

За Егором мне приходилось приглядывать. Он был почти невменяем. Словно уже прыгнул с высокой горы в море, вынырнул, а теперь крутит головой – где же заветная жемчужина?

– Теперь слушай, – начал я, когда мы оказались на улице.

Он сразу меня перебил:

– А вы зачем сюда полезли?

– Потому что я ученый – раз, – ответил я по мере сил спокойно. – Потому что испугался оставлять тебя здесь одного – два. Потому что я успел подумать – после твоего неправильного поступка они закроют дверь навсегда. И мы ничего не узнаем.

– А я? – спросил он. – А Люся?

– А вы навсегда сгинете здесь, – ответил я и тут же получил весомую поддержку министра:

– В принципе ваш друг прав. Вас зовут Егором, если я правильно помню? – Он не получил ответа и продолжал, обращаясь ко мне: – Как же мне вас прикажете величать и кто вы в самом деле такой?

– Можете называть меня Георгием, Юрием Гагариным.

– Из князей?

– Из детского дома. Фамилию получил в честь первого космонавта. Слышали о таком?

– Мне рассказывали. И почему же вы оказались в театре?

– Вы хотите спросить, какое отношение я имею к Малкину и всей его компании?

– Считайте, что так.

Но закончить разговор мы не смогли, потому что Соня решительно покатила коляску налево, по асфальтовой дорожке, я ринулся было за ней, и Кюхельбекер остановил меня.

– Мы ее найдем, – сказал он. – Когда надо будет, найдем.

– Они меня найдут, – откликнулась Соня.

– А теперь скажите мне, где Люся, – потребовал Егор.

Кюхельбекер сдержанно улыбнулся, и мне в его улыбке почудилась издевка.

– Люси теперь нет, – сказал он, – а есть императрица всея Руси, ее величество императрица Людмила.

– Да ладно... – И Егор замолчал, потому что такого ответа он боялся.

За театром стоял экипаж. Я о нем тоже уже слышал. Это была телега, запряженная двумя старыми велосипедами, на них сидели мужики в длинных черных плащах и пожарных касках – самокатчики. Еще один стоял в стороне, держа велосипед.

– Раз уж вы приехали... – сказал Кюхельбекер, – занимайте места, мы поедем во дворец и там поговорим не спеша.

– А Люся там? – спросил Егор.

– Молодой человек, – поморщился Кюхельбекер. – Почему я вообще должен с вами разговаривать? Вы ворвались к нам без разрешения и без приглашения. И сразу стали выдвигать требования. По мне, так лучше вас сейчас потерять. И мои самокатчики с удовольствием это сделают.

– Ты спрашивал, – сказал я, обращаясь к Егору, – зачем я полез сюда следом за тобой? А потому и полез, что хочется, чтобы ты еще немного пожил.

– Он только пугает, – сказал Егор.

– Так мы едем? – спросил Кюхельбекер.

– Конечно, едем, – ответил я за всех.

Мы забрались в телегу и уселись на лежащую поперек доску. Кюхельбекер поместился спереди, за кучера. Я оглянулся. Но Соня уже исчезла.

Мне не терпелось увидеть то, о чем рассказывал Егор. И привидений, и Пыркина, и императора Киевского вокзала. Я ощущал себя туристом в Венеции – сейчас мне покажут каналы и соборы!

– Глупо получилось, – сказал Егор. – Вы, наверное, готовились к этому. Приборы всякие налаживали... А тут пришлось за мной прыгать. Извините. Зато теперь вы видите, что я вам не врал.

– Какие приборы? – обернулся Кюхельбекер.

Егор словно не слышал его.

– Если вы что-нибудь с ней плохое сделали, – его голос поднялся до крика, – я вас всех уничтожу!

– Любопытно, что вы считаете плохим? – спросил Кюхельбекер. – Если ваша знакомая удачно вышла замуж и счастлива, это плохо?

Велосипедисты услышали и засмеялись.

– Она не может быть счастлива! – выкрикнул Егор. – Я же знаю вашего императора... Это же...

– Молодой человек, помолчите! – строго приказал Кюхельбекер. – Вы находитесь в чужом монастыре и спрячьте ваш устав в карман.

Я положил руку Егору на плечо. Он повел плечом, чтобы сбросить мою руку.

– Я с ней поговорю, – пригрозил Егор. – Сейчас же поговорю. Вы же все врете! Она не могла согласиться!

– А что ей оставалось? – заметил Кюхельбекер. – Уж лучше быть императрицей, чем стать солдатской шлюхой.

Мне пришлось держать Егора как следует. Он был худой, но жилистый и боролся отчаянно.

– Чего ты добиваешься? – спросил я, переводя дух.

– Я его убью!

– Тогда уж точно Люся не дождется твоей помощи, – сказал я.

– Какое точное наблюдение! – произнес Кюхельбекер не без иронии.

Третий, свободный, велосипедист уехал довольно далеко вперед и увидел, что дорога как раз перед мостом Окружной железной дороги перегорожена длинной, провисшей почти до асфальта цепью.

– Эй! – крикнул он, беря вправо к речке, чтобы посмотреть, кто так неудачно пошутил. – Осторожно! Смотрите! Бандиты!

А бандиты выскочили из-за устоя моста, но к их появлению были готовы и те велосипедисты, которые тянули телегу, и сам Кюхельбекер, и даже тот велосипедист, который отклонился в сторону.

Я полагаю, что нападавшие рассчитывали, что телега остановится и они на нее накинутся. Поэтому они не закрепили конец цепи со стороны реки, а его держал в руках один из них. Именно его успел рубануть саблей велосипедист, прежде чем его стали колотить дубинками.

Но цепь упала на асфальт, и Кюхельбекер отчаянно завопил:

– Гони! Скорее!

Велосипедисты, подчиняясь этому крику, нажали сильнее на педали, и наша телега, почти свободно катившаяся с горы, пролетела мимо разбойников, прежде чем они смогли нас остановить и одолеть.

Разбойники бежали сзади, махали саблями и дубинками, один из них выпустил камень из пращи.

– А что, – спросил я неожиданно для самого себя, – огнестрельное оружие здесь не в ходу?

– Не в ходу, – ответил Кюхельбекер.