Старый год

Велосипедисты спешили отдать свое оружие, Кюхельбекера повели куда-то, с Веней остались лишь мы с Егором.

– Ну вот, – сказал Веня. – Теперь у нас остались только свои. И мы можем поговорить как мужчина с мужчиной.

– Послушайте, – я постарался предвосхитить резкую реакцию Егора. – Уберите декорации. Мы не на сцене.

– Ты посмотри! – Веня изобразил удивление. – Ему не нравится. А он и не знает, что мы здесь не играем в войну. Мы боремся за существование.

Кровь капала из отрезанной головы, некоторые капли попадали на куртку певца. Он этого не замечал.

– Это и есть настоящая жизнь, – сказал он.

– Тогда мы уйдем, – сказал я.

– Никуда вы не уйдете. Всякий, кто встанет против нас, будет растоптан сапогами – где-то я слышал такую песню. Кто не сдается, его уничтожают.

Я совершенно не представлял, чем я смог бы запугать этого мерзавца. Я не знал ни его страхов, ни авторитетов.

– Уберите голову, будем разговаривать, – сказал я. – И учтите, нам есть о чем поговорить.

Егор хотел одного – узнать, где Люся, но что-то, к счастью, сдерживало его. Полагаю, что страх. Задашь вопрос, а окажется, что лучше было бы не задавать.

– Ты кто? – спросил Веня. – Ты не здешний.

– Вам не сказали, что я приеду сегодня?

– Меня здесь не было. Я был в своих владениях. На том берегу.

– Вот я и приехал.

– Мы никого не ждали, – сказал Веня. – Обмен культурными ценностями, как всегда. Только, честно говоря, я тут в политику ушел и забыл, какой сегодня день. Даже не знаю, давно ли я ушел из дома. Скажи, я давно ушел из дома?

– Почти месяц, – сказал я.

И тут его головку посетило подозрение.

– Повтори!

– Убери палку, – сказал я. – Ты весь в крови. Противно смотреть.

– В какой крови? – Он посмотрел на куртку, на колени, запачканные кровью, отшвырнул шест с головой, его сподвижник в черном платке, завязанном как их носили ударницы – комсомолки тридцатых годов, подхватил шест и поставил его в угол, лицом к стене. А раз лица не было, можно было вообразить, что это что-то неодушевленное... – Дай мне платок какой-нибудь! Полотенце!

Человек с козлиной бородкой не двинулся, он так и стоял с гитарой через плечо, а второй снял с головы платок, под которым оказались смятые черные волосы, и передал Вене. Веня принялся возить платком, вытирая кровь.

– Бред какой-то, – сказал он, словно начал приходить в себя.

– И людоедством тут тоже балуетесь? – спросил я.

Веня яростно сверкнул глазами, но сдержался. Егор шепнул мне на ухо:

– Можно, я спрошу?

Я покачал головой, и Веня заметил это движение:

– В чем проблемы?

– Я полагаю, – сказал я, – что нам надо серьезно поговорить. Пускай все твои друзья уйдут. У нас важные новости. Я серьезно говорю, Веня.

– Нет, – сказал Веня. – Я никому не доверяю, кроме своих ребят. Мы с ними кровью повязаны.

– А что в Москве осталось?

– В Москве? В Москве меня народ ждет.

– Вообще народ? – спросил я. – Или конкретно?

– Ты что имеешь в виду? – насторожился Веня.

– А ты?

– Слушателей, поклонников...

– А я имею в виду Барби и Пронькина.

– Откуда ты знаешь? – Веня вскочил, но гора ковров поползла, не удержала его, и он сел – ноги в сторону, – неубедительно сел.

– Их нет, – сказал я. – Попрощайся.

– Как ты смеешь! Ты кто такой!

– Слишком много вопросов.

– Тогда пускай все катятся отсюда, – сказал Веня. – Все, все, все!

– Сначала ты скажешь мне, где Люся, – не сдержался Егор.

– Ничего с твоей Люсей не случилось, – отмахнулся Веня.

– Где Люся?! – Егор рванулся к нему. Один из разбойников быстро сделал движение вперед и завернул руку Егору за спину.

Я не выношу грубости и хамства. Не оборачиваясь, ударил ребром ладони разбойника по горлу. Нет, не до смерти, скоро он придет в себя.

Веня уже выхватил пистолет.

Я знал, что с огнестрельным оружием здесь нелады, что его вроде бы и быть не должно. Но когда я вижу пистолет, я предпочитаю думать, что он настоящий.

– Спокойно, Веня, – сказал я, – никто тебя не собирается трогать. Но предупреждаю – моего друга не трогать. И скажи своим мордоворотам, что это условие нерушимо. Спрячь пушку, спрячь. Тебе сейчас важнее со мной поговорить.

– Пускай они выйдут, – сказал Веня.

– Сначала ответь на вопрос о Люсе. Этот вопрос волнует моего друга.

– Люся была императрицей и осталась императрицей. Только живет она пока в моей койке. Ты доволен?

Егор кинулся было снова к Вене, мне пришлось остановить его на лету и выдать конфиденциальную информацию, которую, честно говоря, я хотел приберечь для более удобного момента.

– Егор! – почти крикнул я ему в ухо – чтобы дошло до сознания. – Ничего твоей Люсе не грозит. Даже если она месяц не вылезет из его койки. Понял?

– Нет, – растерянно ответил Егор.

– Ну не по этой он части! Видишь, он СПИД подцепил. А знаешь, кто обычно СПИД подцепляет?

– Молчи, убью! – крикнул Веня.

Вдруг до Егора дошло.

– Так ты голубой, да? – спросил он почти дружелюбно.

– Вали отсюда! – сказал Веня, сжимая пистолет.

И Егор не стал спорить.

– Ну и сволочь ты, – сообщил мне Веня.

– С тобой иначе нельзя, – ответил я. – Так чего ты тут натворил?

– Я сразу понял, что это болото не для меня. Я человек, понимаешь? И это звучит гордо! В этой опереточной империи они решили, что им все можно, что я для них – оркестр балалаечников на юбилее артели. Но я быстро наладил связи – через лабухов – на тот берег. Ты не поверишь – их можно одной ротой раздавить – ну всех, все их государство, понял?

– Что ты и намерен сделать? – спросил я.

– Вот именно, – сказал певец. – Дай мне время.

Он смотрел упорно и пронзительно. И я понимал, что он не шутит, что для всего этого налаженного мирка он – страшный волк.

– А теперь – что с моими корешами? Только честно.

– Пронькин решил взять твой сейф.

– Ах ты, гад!

– Он брал деньги. А я пришел потом и взял твои медицинские карты. И как ты понимаешь, Венечка, я не человек-одиночка, так что спрячь свой пистолетик подальше.