Старый год

– И что было дальше с Пронькиным?

– Его убрал Барби.

– За дело, – сказал Веня. – Я всегда этой мрази не доверял.

– Барби тоже покинул этот свет. Была заварушка в загородном ресторане. Всех твоих мальчиков положили.

– Менты?

– Нет.

– Твои люди?

– Нет. Хотя теперь мы контролируем вход и выход.

– Ты врешь.

– Разумеется, – сказал я. – Но Егора не трожь. И отдай ему Люську.

– Это мой козырь. Как тебя зовут?

– Гарик.

– Гарик, это мой козырь, понял?

– Будешь играть без козырей.

Хорош я, если посмотреть со стороны. Младший научный сотрудник Института экспертизы, находясь в экспедиции, проводит сложную дипломатическую беседу с соотечественником, который попал в драматическую ситуацию.

Еще не хватало сцепиться с ним врукопашную.

– Где Люся? – спросил я.

– У меня на базе.

– А твоя база?

– Не твоего ума дело.

– Не груби, Веня, я этого не люблю. И если будешь себя плохо вести, никогда не вернешься домой.

– А может, я и не хочу, – сказал Веня. – Может, мне лучше быть первым парнем в большой деревне по имени Земля.

Я кивнул. У него к этому были данные.

Тут дверь распахнулась, и влетели друзья Вени Малкина. Они специально одевались и старались выглядеть как бандиты, но не сегодняшние, крутоголовые, в широких пиджаках, а какие-то романтические, из книжек про пиратов.

– Капитан! – крикнул первый из них от двери. – На нас ветераны идут.

– Так гоните их к чертовой матери, – заявил Веня.

– Нет, ты не понимаешь, капитан, – сказал бандит. – Уходить надо. Так уже было.

Заволновался, стал выбираться из-за трона человек с гитарой.

– У ветеранов есть тайное оружие.

– Вот к этому я не привык, – сказал Веня. Он поднялся, взял шест с головой императора и, театрально шагая, словно выходя на сцену на фестивале в Сан-Ремо, пошел к двери.

Проходя мимо, он кинул мне:

– После боя поговорим обо всем, Георгий. Много проблем.

Бандит последовал за ним, но человек с бородкой и гитарой остановился:

– На вашем месте я бы куда-нибудь спрятался, пока все не кончится. Ветераны не любят пришельцев. Никаких. Если будет возможность, они убьют и господина Малкина, и вас. Лично я предпочитаю сейчас отсидеться на том берегу.

– Я бы предпочел отыскать Кюхельбекера, – сказал я.

– Может быть, – согласился человек с гитарой. – Если ветераны оставят его в живых.

В любом случае отсиживаться в императорской комнате не было смысла.

Мы вышли в зал. Откуда-то издалека доносились крики, удары, гул. Два бандита с саблями пробежали мимо нас к выходу.

– Пошли к доктору, – сказал Егор. – Леонид Моисеевич нам расскажет. Он должен знать.

Егор повел меня к комнате, на которой была табличка «Медпункт».

Дверь туда была приоткрыта.

Егор заглянул внутрь и позвал:

– Леонид Моисеевич!

Ответа не последовало.

– Леонид Моисеевич! – Егор зашел в комнату. Я подошел к двери. Внутри был самый обыкновенный медпункт, правда, какой-то запущенный и бедный.

Егор заглянул за занавеску – там стояла пустая койка.

– Нет его, – сказал Егор. – Наверное, тоже убили.

– Жалко, – расстроился я. – Доктор мне очень нужен. К сожалению, наш опыт поставлен настолько любительски, что я ничего не успел с собой взять. Даже камеру.

– Никто не просил вас прыгать за мной, – сказал Егор.

Я понимал – он сказал так, чтобы оставить за собой последнее слово. Не такой уж он дурак, чтобы не понимать – у нас двоих есть хоть какие-то шансы выбраться, по крайней мере, мы можем стать у мачты спина к спине, тогда как один человек в этой заварушке погибнет. Впрочем, Егор один погиб бы и без заварушки. Императору могло не понравиться, что он добивается возвращения Люськи.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда нам лучше оказаться в стороне от войны. К сожалению, мы не знаем с тобой ни расстановки сил, ни возможного исхода конфликта. Куда лучше выйти на сцену после того, как лимит по казням исчерпан.

– Вы всегда так стараетесь шутить?

– Как? – не понял я.

– Натужно. Несмотря ни на что.

– Честно говоря, не всегда. Но ты меня поставил, Егор, в сложное положение. Ты разыгрываешь роль безумца Меджнуна, и я единственный здесь, кто склонен понимать. Честно говоря, такого я от тебя не ждал.

Он открыл рот, чтобы спросить, кто такой Меджнун, но не спросил, гордыня не позволила.

– Меджнун, – сказал я, первым выходя из медпункта, – восточный средневековый безумец, который рассказывал в пустыне о своей любви к Лейле оленям и ящерицам.

Мы не успели никуда отойти и спрятаться, потому что через зал, как по сцене костюмного спектакля, побежали разодетые разбойники.

– Этих, – закричал Веня Малкин, также выбегая в зал, – этих взять!

Он прихрамывал и держался за бедро. Между пальцами текла кровь. За ним бежал его соратник с гитарой и волок шест. Голова императора билась о пол, она сорвалась и покатилась под соединенные по дюжине стулья с пластиковыми сиденьями, на которых положено сидеть ожидающим поезда.

– Хватайте же их!

Подраться с ними, попытаться сбежать? Куда – к ветеранам, которые, видимо, наступали со стороны платформы?

Один из разбойников ткнул меня в спину концом сабли.

– Больно же! – крикнул Егор, которому тоже досталось.

– Голову не забудьте! – приказал Веня, но за головой никто не полез.

Мы выскочили на пустую площадь и через нее побежали к реке.

– Может, рванем в сторону? – спросил я Егора.

– Конечно! – Егор откликнулся сразу, но в этот момент нас догнало облако желтого дыма, которое быстро скатывалось по площади от вокзала. Облако было зловещим на вид, и я понимал, что если оно настигнет меня, то случится что-то страшное.

Перед облаком бежали не только разбойники и хромающий Веня, но я увидел, как из него выскочил и побежал, прибавляя скорость, сам Кюхельбекер и еще какие-то незнакомые мне люди. Странным было то, что по мере приближения к реке число людей, которых облако гнало перед собой, все увеличивалось.

Может, нас кто-то пугает? Или это природное явление, в нашем мире незнакомое?

Хорош исследователь, думал я, хотя совершенно непонятно, как я успевал думать на таком бегу. Хорош исследователь, представитель передовой российской науки, без единого фиксирующего прибора, бегает по неизведанному миру, совершенно не представляя, что с ним случится в следующую минуту и вообще что он намерен делать дальше.