Старый год

– За всем должен скрываться какой-то дьявольский умысел, – сообщил нам Григорий Михайлович.

– Я слышал, – неожиданно подтвердил мои слова бандит. – У нас говорили. Император давно ее выбрал и отпустил к вам, на травку пастись, пока вымя не отрастет.

Он весело засмеялся. Он был из тех толстомордых идиотов, что составляют большинство любой банды.

– Хорошо, – согласился Григорий Михайлович, – вы мне все расскажете потом. Даете слово?

– Даю. А вы продолжайте.

– Я был среди тех, кто встретил Веню, – сказал гитарист. – Мы тут создали группу, самодеятельную, пели в основном баллады и туристские песни, вы знаете творчество бардов?

– Мы знаем творчество бардов, – мрачно ответил Егор.

– Они в самом деле приехали вместе. Их привез вот этот... – Григорий Михайлович показал на Кюхельбекера, который неподвижно лежал на дне лодки. – А наша группа приветствовала Веню. Честно говоря, мы тогда удивлялись приезду такого выдающегося певца современности. Девушка показалась нам милой. А Вене мы были рады. Девушку увели к императору. А потом начались конфликты. Вы не представляете, какие унижения пришлось пережить Вениамину Борисовичу при дворе.

Когда же Егор догадается сменить меня на веслах?

– И Веня начал искать способ вырваться из так называемой империи. В частности, он обратился и ко мне – что делать? Куда идти? Веня – человек энергичный и смелый. А у нас, у одной нашей певицы... я надеюсь, что не открываю особых секретов, есть связи на том берегу. И мы смогли организовать Вениамину Борисовичу встречу с людьми...

– С нами, – сказал бандит с носа лодки.

– Теперь ваша очередь грести, – сказал я ему.

– Не могу, – ответил бандит. – У меня грыжа. Сто лет терплю.

Ему было весело.

– Ну и черт с вами. – Я отпустил весла и пересел на другую банку. Лодка закачалась, а так как она была перегружена, то через борт плеснуло немного воды.

– Ты что! – закричал бандит. – Оборзел? Утопишь всех!

Вода попала на лицо Кюхельбекеру, и тот отвернулся, почувствовав холод. Он был жив, без всякого сомнения, он был совершенно жив.

Лодка медленно разворачивалась, ее несло течением.

– Я возьму весла, – сказал Егор.

Он осторожно перешел на мое место. Я не стал возражать. Если у пирата грыжа, мы должны беречь пирата.

– Продолжайте, Григорий Михайлович, – сказал я замолкшему гитаристу.

– Веня нашел друзей на том берегу, – сказал гитарист нехотя. – И перешел на нашу сторону.

– Ты скажи, – откликнулся с носа лодки разбойник, – ты скажи, как под славным руководством Вени мы перешли в решительное наступление на придурков с площади.

– Это правда, – сказал гитарист, – Веня оказался как бы свежей струей крови. Он смог объединить несколько групп – вы не представляете, какой это организационный талант!

Мне был виден организационный талант – теперь, когда я повернулся лицом по движению лодки, то видел, как его голова торчала среди прочих голов на лодке, что плыла впереди.

– Нам нужны диктаторы, – сказал разбойник. – Пришло время диктаторов. Хватит нам этой анархии!

И он фальшиво, но громко запел:

Любо, Веня, любо,

Любо, Веня, жить!

С нашим атаманом не приходится тужить!

С передних лодок донесся недружный ответ. Веня поднял худую руку, сжатую в кулак.

– А что же случилось с Люсей? – спросил я.

Егор едва смог кивнуть – лодка была перегружена, ее борта были почти вровень с водой.

– Людмила сначала вышла замуж за императора, – сказал Григорий Михайлович. – За покойного императора.

Кюхельбекер застонал. Он поднял руку и закрыл ею глаза, словно его раздражал яркий свет.

– Как так вышло? – спросил Егор.

– Но вы же знаете, – ответил Григорий Михайлович. – Вы же были здесь в прошлый раз, когда император поклялся, что женится на ней. И сдержал свое слово. Вот на этой свадьбе и произошел конфликт между императором и Веней.

– Не то слово, – поддержал гитариста бандит.

– Значит, она была там, на вокзале? – спросил Егор.

– Была, да сплыла, – сказал бандит.

– Не волнуйтесь, она в безопасности, – повторил гитарист. – Я вам это гарантирую.

– Мне надо ее увидеть, – сказал Егор.

Первая из лодок, пройдя под устоями железнодорожного моста, свернула налево, туда, где тупо поднимались строения стадиона в Лужниках.

– Забирай левее! – сказал бандит. – Левым греби, правым табань.

Егор подчинился. Наша лодка начала следом за прочими поворачивать к берегу.

И тут послышался гул.

Совершенно чуждый этому миру, механический, даже какой-то грозный, гул приближался, и я увидел, как со стороны Метромоста на прямой отрезок реки вырвался большой катер с закрытой каютой и рубкой, поднимающейся над ней. Он шел со скоростью морского катера – на реке это было делать опасно, потому что разбрасываемые им длинные крутые волны разбегались под углом и ударяли в берега, как волны морского прибоя.

– Скорее! – крикнул я Егору. – Навались!

Катер не должен был врезаться в нас, но он пройдет так близко, что нашу перегруженную лодку он наверняка перевернет.

Я замолчал, не в силах оторвать взгляда от этого чудовища, будто заглянувшего невзначай из нашего мира.

Мне хотелось понять, есть ли кто-нибудь в его каюте, в рубке, на небольшой палубе, открытой сзади. Ни одного человека я не увидел. В рубке кто-то стоял у штурвала. Но, конечно же, я не разобрал ничего, кроме силуэта. За круглыми иллюминаторами каюты было пусто.

А может, и рулевой мне привиделся. Я старался развернуть лодку поперек волны, но не успевал.

– Сейчас опрокинет! – крикнул я. – Егор, плавать умеешь?

– Что? – Он не понял, но увидел, как мимо проносится катер, и сообразил: – Умею!

Григорий Михайлович прижал к груди гитару. Он тоже почувствовал опасность.

Я привстал, подхватывая под мышки Кюхельбекера. Его положение было хуже прочих – в таком состоянии он точно бы не выплыл.

Мне было видно все, что происходило впереди нас.