Стеклянный ангел

«Вот тебе еще одна несправедливость, – думал Миша, обходя заледеневшие лужи на асфальте, - нет, чтобы наоборот: отморозка этого в участок, и надолго, лет так на десять, а меня домой, к маме, которая волнуется сейчас, наверное… очень волнуется». Он соображал, как добраться до дома. Автобусы уже не ходят, это факт, двенадцатый час ночи. На такси, - он похлопал себя по карманам, - не наскрести.

И тут со спины его осветили фары. Скользнули по стене тени, и, вихляя, убежали прочь, куда-то за подворотню, в черноту ночи.

Два бугая схватили Мишу за руки, потащили к машине.

– Эй, вы чего? – закричал Миша, но тут его скрутили и втолкнули в открытую дверь.

Бугаи сели по бокам, и теперь вблизи Миша узнал в одном из них бульдога-охранника, того, что наддавал ему у здания суда.

«Понятно, - подумал Миша, – к Сенину везут». И даже не стал ничего спрашивать у парней, а чего спрашивать: из машины они его все равно не выпустят.

Странно, но страха Миша не испытывал. Не посмеет, думал он, сегодня столько свидетелей наблюдало их драку, не посмеет.

Маме, наверное, с ума бедная сходит, позвонить бы, предупредить, успокоить.

– Слушай, друг, - повернулся он бугаю, сидевшему слева, - дай позвонить. Очень нужно.

Бугай кулаком так ткнул Мишу в бок, что он задохнулся и долго приходил в себя, открыв рот и вытаращив глаза.

– Ну, ты, - неожиданно вступился Сенинский бульдог, - ты чего это руки распускаешь? Герман Олегович не велел его и пальцем трогать.

– А че он… – лениво пробасил бугай.

– Да ниче, я тя щас за это из машины выкину.

– Да ладно, Стас, – примирительно сказал бугай, - не буду больше.

Глава восьмая

Ехали долго – в городе пробки, за городом – мокрая дорога, дождь, все сильнее хлеставший по лобовому стеклу – так, что дворники не справлялись.

Миша узнал дом, к воротам которого его привезли. Дом Сенина-старшего, в прошлом году Миша караулил вот за этими березками, ждал своего подопечного, обвинявшегося в изнасиловании, и прятавшегося от правосудия и журналистов в отцовском доме. Через два дня девушка забрала заявление, оскорбление было компенсировано крупной суммой, и Миша злился – опять подонку сошло с рук.

Мишу завели во двор, он шел по выложенной гранитом алее, и думал о том, что во дворе их многоэтажки ночами собираются алкоголики, которые сломали все деревья и качели на детской площадке, которые мочатся в песочницы, и которых бесполезно увещевать, бесполезно им бить морды. Потому что они как птица-феникс возрождаются вновь и вновь, только не из пепла, а из грязи, которая чавкала под ногами и липла на обувь, когда Миша возвращался домой после работы и обходил алкоголиков стороной, потому что один в поле не воин, потому что против лома нет приема, потому что дома ждала мама, и он не имел права рисковать жизнью из-за песочницы. А здесь - Миша вдохнул полной грудью – такой чистый воздух и так волшебно пахнет хвоей. Это запах сосен, что темнеют в глубине участка, отделенного от леса только декоративной решеткой. Вокруг аллеи высажены вечнозеленые кустарники, в темноте белеет беседка, есть даже небольшой ручей с каменным мостом и ажурными перилами.

В огромном доме, больше похожем на замок, стояла тишина. Вслед за охранником, которого Миша про себя называл Бульдогом, он поднялся по лестнице, следом напирал бугай, который врезал ему в машине. Миша чувствовал себя арестантом, но старался не поддаваться страху, который, тем не менее, ледяной иглой покалывал в сердце.

Второй охранник остался у лестницы, Бульдог повел Мишу дальше. Они еще немного попетляли по коридорам, и, наконец, остановились перед высокой дубовой дверью с резными вставками по углам.

«Совсем зажрались, нувориши гребаные! – раздраженно подумал Миша, - только лакеев в ливреях не хватает!» - и спросил у Бульдога, который уже поднял свой кулак размером с маленький арбуз, чтобы постучать в дверь:

– Слушай, брат, ты в каком институте учился?

– А тебе какая забота? – спросил Бульдог с подозрением.

– Да вот узнать хотел, где таких холуев преданных готовят, может тоже надумаю.

– Ну ты, - Бульдог угрожающе развернул арбузный кулак в Мишину сторону, но тут из-за двери раздался спокойный, четко проговаривающий все звуки, голос:

– Это ты, Стас?

– Да, Герман Олегович. Разрешите?

Бульдог распахнул дверь и втолкнул Мишу в комнату. У порога Миша споткнулся о ковер и растянулся во весь рост, при этом пребольно ударившись коленом.

– Вставай, вставай! – зашептал Бульдог, поднимая Мишу за шиворот.

Но Миша вставать отказался наотрез и для пущей убедительности еще и заверещал:

– Ой, больно! Ой, больно, не могу!

– Что там у вас? – спросил голос из глубины комнаты

– Ну, ты, козел, поднимайся! – зашипел Бульдог и, с усилием рванув Мишу вверх, поставил его на ноги.

– Все в порядке, Герман Олегович, - совсем по-другому, вежливо и почти интеллигентно, ответил охранник и подтолкнул Мишу вперед, - вот привел, как вы велели.

– Хорошо, ступай, позову, когда понадобишься, - сказал голос, и Стас ретировался, для верности ткнув Мишу кулаком в лопатку.

– Будьте добры, молодой человек, подойдите к столу, – попросил голос, и Миша сделал несколько шагов вперед.

Из темноты выступило кресло, в котором сидел Герман Олегович Сенин собственной персоной.

Миша узнал это лицо – волевой подбородок, виски с проседью. Сенин-младший, кстати, совсем не похож на отца.

– Мне рассказывали о вас, как о талантливом молодом человеке, но я не подозревал, что у вас ко всему прочему такие недюжинные артистические способности, – сказал Сенин-старший с этакой снисходительной иронией в голосе.

– Да я еще и не так могу. Хотите арию Ленского спою? – сказал Миша и заорал на всю комнату:

– Куда, куда вы удалились?!

Сенин-старший только рассмеялся:

– Я давно за вами наблюдаю, молодой человек, и могу сказать: вы мне нравитесь.

– Звучит угрожающе, - сказал Миша и уселся без приглашения на стул, стоящий чуть наискосок от кресла. По всей видимости, он и был приготовлен для собеседника, но Сенин-старший пригласить Мишу сесть не успел, а может просто выдерживал паузу. Есть такой приемчик давления на психику. Миша это знал, понабрался опыта при общении с разного рода начальничками.

– Да, нравитесь, - повторил человек в кресле. – Вы активны, решительны, не боитесь проигрывать. Удивляюсь, почему вы так долго на таком неприглядном месте работаете? Все-таки после окончания вами института прошло достаточно времени. А у вас не наблюдается никакого подъема по карьерной, так сказать, лестнице.