Степная дорога

Она заплакала. Это были злые слезы, и они скоро высохли.

И тогда Арих приблизился к ней и коротко ударил ее по лицу.

– Молчи! Ты – девчонка и будешь мне подчиняться!

Алаха вскрикнула, потянулась к ножу, который носила на поясе. Арих отступил на шаг и, прищурившись, с нехорошей усмешкой уставился на сестру.

– Ну, что же ты? – поддразрил он. – Давай! Напади на меня с ножом! Я хочу посмотреть, как ты это сделаешь!

– Ты мой брат, – дрожа, вымолвила Алаха.

– Да, да, я твой брат, – продолжал дразнить Арих. – Но я еще и глава нашего племени. Я буду поступать со своими подданными так, как сочту нужным. Я – хаан!

– Кто сказал тебе об этом? Твои лживые друзья?

Она набросилась на него с ножом. Арих едва успел перехватить ее руку и так сильно сжал тонкое запястье девочки, что оружие выпало из ее пальцев. Она боролась молча, как зверек. Несколькими сильными ударами Арих оглушил ее и отбросил на землю.

– Хватит, – сказал Салих, неожиданно выступив из темноты.

Арих подскочил, как ужаленный, и приготовился к схватке с новым, теперь уже нешуточным врагом. Но увидев, что перед ним всего-навсего безоружный раб Алахи, рассмеялся.

– Я не дерусь с рабами.

– Но ты дерешься с детьми, – возразил Салих.

– Я не дрался с ней, – высокомерно ответил Арих. – Я ее побил за дерзость и неповиновение.

Однако Салих видел, что молодой вождь смущен.

– Нет, – продолжал настаивать невольник Алахи, – ты не погнушался начать драку с девочкой. Конечно, тебе легко удалось повалить ее на землю. Ведь она почти ребенок!

– Ступай на свое место, – сквозь зубы процедил Арих. – Не серди меня, раб!

Алаха села на земле, провела ладонями по грязному, заплаканному лицу. Салих увидел, что Арих разбил ей губу. Девочка слизнула кровь и тихо всхлипнула. От этого что-то перевернулось в груди саккаремца. Он пригнул голову и молча набросился на молодого хаана.

Арих, не ожидавший подобной дерзости со стороны жалкого, засаженного за женскую работу пленника, не устоял на ногах. Оба покатились по земле. Алаха выпрямившись и сжав кулаки, следила за дракой. То и дело она вытирала кровь, бегущую из носа.

Конечно, Салиху, наголодавшемуся, не раз битому, трудно было состязаться в воинском искусстве со степняком, который все свои мальчишеские и юношеские годы только и делал, что скакал верхом и бился на саблях с такими же, как он, удальцами. Оба противника это хорошо понимали. Однако Арих не учел, что имеет дело с человеком, который больше года вгрызался тяжелым кайлом в упрямую горную породу. И если ловкости и умения Салиху явно не хватало, то тяжкой звериной мощи ему было не занимать. Да и ростом он вышел куда повыше своего недруга.

И еще одно обстоятельство, в котором Салих не признался бы даже самому себе: Алаха. Увидев ее несчастное, разбитое в кровь лицо, он утратил старый, годами воспитанный страх перед вооруженным – свободным! – человеком. Маленькая госпожа обижена, она чувствует себя несчастной, униженной. Больше ничто значения не имело.

Поэтому ничего удивительного в том, что Арих в конце концов оказался побежденным, не было. Неумелые, беспорядочные, но сильные, порожденные яростью удары в конце концов попали в цель. Странно всхрапнув, Арих вдруг обездвижел под кулаками своего разъяренного врага.

"Праматерь Богов! – подумал Салих в ужасе. – Уж не убил ли я его?"

Он приник ухом к груди поверженного соперника. И с облегчением услышал, как тихо, словно бы очень далеко, бьется его сердце.

Вот и все, пронеслось в голове. Вот и кончилась жизнь, о которой столько мечталось: крыша над головой, домашний очаг… Пусть невольником, пусть посмешищем – но дома, рядом с той, что не выходит из мыслей уже который день…

Он не знал, какое наказание ему определят. Скорее всего, самое обычное в подобных случаях: смерть. Что ж, Самоцветные Горы уже были. Вряд ли смерть страшнее.

Алаха, утирая слезы, подошла ближе, глянула на поверженного брата с тревогой, а на своего непрошеного заступника – с настоящим ужасом.

– Ты… – выдохнула она.

– Жив он, жив, – успокоил ее Салих. – Видать, головой приложился и… как это говорится? Заснул. На какое-то время.

– Кто просил тебя вмешиваться? – неожиданно напустилась на него Алаха. – Почему ты влез в мой разговор с братом? Какое тебе дело до этого? Твое место – там, в юрте, среди девушек!

– Мое место – рядом с тобой, госпожа, – тихо сказал Салих.

– Это не тебе решать, раб!

– Ты все решила за меня, госпожа, когда отдала шесть монет со своего убора брату Соллию…

Она помолчала, кусая губу. Потом вздохнула:

– Теперь ты умрешь.

– Я был счастлив, – отозвался Салих. – Какое после этого имеет значение,когда мне умереть, раньше или позже?

Быстро взглянув ему в глаза, Алаха отвернулась. Обычно она быстро принимала решения. И никогда не отступала. И все же ей было очень тяжело… Так тяжело, как еще ни разу в жизни.

– Я приведу двух лошадей, – сказала она. – А ты ступай в юрту и возьми там самое необходимое: колчан и лук, пилку для острения стрел, иглы, какой-нибудь горшок для варки, баклагу с водой, сушеное мясо и сухое молоко. Да, и еще два одеяла. Все запомнил?

Салих кивнул. Молоко он сушил сам: долго кипятил кислое молоко, пока оно не стало густым, затем процедил сквозь тонкую ткань и, порезав кубиками, разложил в тени. А мясо сушила одна толстушка с выкрашенной черной краской переносицей – она уже не раз стреляла глазками в сторону Салиха, явно намекая на то, что новая "подруга" ей нравится… Даже слишком нравится. При воспоминании об этом взгляде Салиха вдруг окатило жаркой волной. Он не помнил, чтобы какая-нибудь женщина столь откровенно давала ему понять, что ждет его к себе ночью. Тогда он пренебрег приглашением служанки. И теперь, когда понял, что Алаха решилась бежать из становища – на этот раз окончательно – и берет его спутником, возблагодарил Вечно Синее Небо, Мать Кан, Праматерь Слез и даже Богов-Близнецов за принятое несколько дней назад решение.

Они справились в считаные минуты. Умение быстро собираться в дорогу так, чтобы потом не испытывать нужды ни в чем необходимом, было одним из драгоценных свойств любого кочевника. Каждый из них с детства знал, какие вещи в пути нужны, а без каких умелый человек с легкостью может обходиться. И Алаха отнюдь не была исключением.

Салих ни о чем не спрашивал. Оба спешили: нужно было успеть исчезнуть в бескрайней степной ночи прежде, чем Арих очнется и решится на какие-либо действия. А что именно он задумает – в этом вряд ли могли быть сомнения. Его, сына вождя, молодого хаана, на глазах у девчонки поколотил какой-то колодник! Найти и убить. И дерзеца, и ту, что стала свидетельницей арихова позора.

– Он выследит нас, – сказала Алаха, когда огни становища остались позади.

– Нет, если мы направимся в сторону города, – возразил Салих. – До рассвета мы успеем оказаться в предгорьях. Там можно будет спешиться и…

– Поменьше болтай, – хмуро оборвала Алаха, забыв о том, что первая начала разговор.

Взглянув на свою маленькую хозяйку, Салих понял, что она вот-вот расплачется, и замолчал.

***

Но погони, как ни странно, за ними не было. Алаха молча гнала коня в сторону Самоцветных Гор. Салих еле поспевал за ней. О чем она сейчас думает? О чем горюет? О том, что потеряла – и, вероятно, навсегда – свой род, свою семью, некогда любимого брата? Но если та судьба, о которой она говорила Ариху, когда они только начали ссориться, действительно ожидает маленькую Алаху в самом ближайшем будущем, то не стоит и печалиться. Невелика потеря!