Степная дорога
Шрифт:
Впрочем, никого на пирушке это не смущало. То ли вовсе не слушали певца, то ли не обращали внимания на странное его пение. А может быть, именно такая манера исполнения и была самой привычной в степи?
Как бы то ни было, именно этого музыканта, сунув ему серебряный браслет, подговорили молодые шутники. Музыкант, хмурый старик с отвисшими тонкими усами сивого цвета, молча кивнул и снова заиграл. Его пальцы, казавшиеся твердокаменными, немилосердно рвали струны, и те плакали почти человечьими голосами.
– А! А! А!
Старик начал подвывать им в тон.
Остальные
Но сбежать ему не удалось. Венуты окружили его, смеясь. Один подскочил к Соллию и схватил его за уши, сильно потянув вперед; другой же, поднеся чашу с хмельным напитком, заставил Соллия выпить. Он буквально влил "черный" напиток в горло сопротивляющегося Ученика Богов. Остальные, хохоча и крича, танцевали вокруг, словно одержимые демонами. Шум рукоплесканий и топот ног оглушали Соллия. Последнее, что он помнил, – старый музыкант с темным, словно бы пергаментным лицом, свирепо рвущий струны на рыдающем музыкальном инструменте.
– Господин! – Кто-то тряс Соллия за плечо.
Соллий застонал, повернулся на спину. Он заснул на голой земле и за ночь – а ночи в степях холодные – сильно продрог. Руки и ноги окоченели и не слушались, голова гудела, во рту пересохло. Но горше всего было у него на душе. Вот так, значит, заканчиваются все мечты о торжестве! И поделом ему, поделом! Нельзя было заноситься так высоко. Разве этому учат Братья?
Хорошо еще, что цел остался…
– Господин, – повторил тот же голос.
Соллий с трудом сел, поморгал, тряхнул головой, чтобы прийти в себя. Солнце уже взошло. Кругом не было ни души: женщины занимались домашней работой, мужчины либо ушли на охоту, либо ускакали в степь, чтобы там тренироваться в стрельбе из лука или в конной схватке на мечах.
Никого. Кроме этого хмурого человека, не поймешь – молодого или старого. Стоит рядом и протягивает ему миску с мутной желтоватой жидкостью.
– Что это? – спросил Соллий, подозрительно отшатываясь от миски.
– Вода.
Соллий молча уставился на человека, но миски не взял.
– Что тебе нужно? Зачем ты принес мне эту гадость?
– Это не гадость, господин, – терпеливо повторил человек, – это вода. Выпей. Тебе станет легче.
– Кто ты? – в третий раз спросил Соллий.
Он взял миску, нахмурился. Обнюхал жидкость. Никакого доверия к ней он не испытывал.
Тогда назойливый тип обмакнул в эту воду свой грязный черный палец и облизал его.
– Выпей, – настойчиво сказал он. – Видишь, я отпил. Она не отравлена. Ее можно пить.
Соллий зажмурился, пробормотал про себя "святы Близнецы…" – и одним духом осушил миску.
Ему действительно стало легче. Теперь, по крайней мере, язык во рту ворочался без усилий.
– Садись, – сказал он этому человеку. – Спасибо тебе. Поговори со мной немного.
Человек удивленно поглядел на Соллия, однако странную, с его точки зрения, просьбу чужака
уважил. Уселся рядом. Степняки, как приметил уже Соллий, сидели на земле, скрестив ноги. В такой позе они могли находиться часами, и никогда у них ноги не затекали. Однако этот человек сел, вытянув ноги вперед.Соллий пристальней посмотрел на него. Такой же чужак, как и он сам, Соллий? Непохоже. Узкие глаза, широкоскулое смуглое лицо, черные волосы, заплетенные в косицы… Нет, этот человек родился здесь, в Вечной Степи. Присмотревшись внимательнее к неловкой позе своего странного знакомца, Соллий вдруг понял, кого он напоминает: большую хищную птицу с перебитым крылом. У него больное колено, вот и мостится на земле, как получается. Неудобно ему так сидеть. Спина устает и ноги затекают.
– Ложись на спину, – сказал вдруг Соллий. Он сам от себя такого не ожидал. – Я посмотрю твое колено. Ты давно повредил его?
Человек молчал. Его темные глаза уставились на Соллия, и в них молодой ученик явственно читал глубочайшее изумление.
– Я лекарь, – пояснил Соллий. – Сдается мне, тебе можно помочь.
Человек покачал головой.
– Странный ты человек, господин.
– Почему ты называешь меня "господином"? – рассердился на упрямца Соллий. – Есть такое человеческое имя – Соллий, если ты его еще не слышал. Так называли меня мои собратья в Доме Близнецов, и я не вижу причины, которая помешала бы тебе называть меня точно так же.
– Причина есть, господин, – тусклым голосом отозвался пришелец.
– Назови ее.
– Я – раб. Мой хозяин велел мне присмотреть за тобой, когда ты проснешься. Дать тебе воды и всего, о чем ты попросишь.
Соллий прикусил губу, браня в душе себя за ненаблюдательность. Впрочем, трудно было винить его в этом: голова болела, и перед глазами до сих пор плавали круги. Однако теперь он разглядел на шее у своего собеседника широкий железный ошейник с выцарапанными на нем какими-то знаками.
– И все же позволь посмотреть твою ногу, – настойчиво сказал Соллий. – Можешь называть меня господином, если тебе так удобнее.
– Ногу мне сломали ОНИ, – раб кивнул в сторону шатров. – Не знаю, в бою или после боя. В битве не чувствуешь боли, а после битвы я потерял сознание. Меня вытащили бесчувственного из кучи мертвых тел. Иначе я не дался бы им в руки живым…
– Так ты – воин?
Раб засмеялся. Нехороший это был смех, тяжелый. Так смеются только отчаявшиеся люди, для которых давным-давно умерла всякая надежда.
– Я был ВОЖДЕМ, ХААНОМ, господин. А теперь я никто.
– Как тебя называют?
– "Эй ты", "пойди сюда", "пес вонючий", "бездельник", "ленивая свинья"… – перечислил раб равнодушно.
– В таком случае, – терпеливо молвил Соллий, – не мог бы ты сказать мне, как называли прежде хаана?
– Хаана называли Арихом, – проворчал раб. – Дивно мне слышать это имя. Как только язык мой не отсохнет? Не ему поганить это славное имя!
– Если ты позволишь, я буду употреблять в разговоре с тобой именно это имя, Арих, – настаивал Соллий. – Так покажи мне ногу.