Сто лет криминалистики

Около трех часов дня Поммерэ с опущенной головой появился на улице и сообщил собравшимся перед домом, что мадам де Пов только что скончалась от холеры. Он составил свидетельство о смерти и объявил, что позаботится о похоронах.

Никогда мадам де Пов и Поммерэ не стали бы центром всеобщего внимания, если бы шеф парижской полиции Клод не получил 20 ноября анонимное письмо. Неизвестный автор письма посоветовал Клоду заняться вопросом, не был ли доктор заинтересован в смерти вдовы де Пов из материальных соображений.

Клод поручил своему сотруднику навести справки о Поммерэ. Это было сделано чисто формально. Однако результаты проверки заинтересовали Клода. Умершая была застрахована в парижских страховых компаниях на необычно высокую сумму в 550 000 франков. Больше того, де ла Поммерэ только что предъявил страховым компаниям завещание умершей, которое гласило, что в случае ее смерти страховые суммы должны быть выплачены молодому врачу, так как он будет заботиться о ее детях. Что же касается личных дел де ла Поммерэ, то он за короткое время стал владельцем прекрасного врачебного кабинета, хотя слыл очковтирателем, легкомысленным человеком и игроком, который постоянно нуждается в деньгах. «Де ла» перед именем он присвоил себе сам. Его теща, мадам Дюбиши, так мало доверяла ему, что держала под контролем принадлежащую ее дочери часть состояния. Однако через два месяца после женитьбы Поммерэ мадам Дюбиши неожиданно заболела после ужина у зятя и через несколько часов умерла. Вышедшее благодаря смерти мадам Дюбиши из-под контроля состояние его жены спасло Поммерэ от банкротства. Но с середины 1863 года он снова испытывал нужду в деньгах и возобновил связь со своей бывшей любовницей. Через некоторое время были оформлены страховые полисы вдовы де Пов, по которым в случае ее смерти все страховые суммы должны быть выплачены только Поммерэ.

Среди врачей, которые обследовали состояние здоровья мадам де Пов в связи со страхованием, были такие известные специалисты, как Нелатон и Вельпо. Еще в конце лета они засвидетельствовали прекрасное здоровье застрахованной. Но сразу же после оформления страхового полиса соседи услышали ночью, как мадам де Пов упала на лестнице. Утром следующего дня вдова не могла подняться и жаловалась на боли «внутри». Были вызваны Нелатон и Вельпо, но они не смогли обнаружить, как они выразились, «никаких повреждений». Здесь они познакомились с де ла Поммерэ, который обратил внимание Нелатона на то, что следует подготовить страховое общество к тому, что у мадам де Пов развивается тяжелое заболевание внутренних органов. Нелатон отвес эти слова за счет юношеской неопытности Поммерэ. Вскоре мадам де Пов поправилась и была совершенно здорова вплоть до той ночи с 16 на 17 ноября.

Шефа полиции Клода заинтересовал столь странный случай, и он решил взять на себя его дальнейшее расследование. Но прежде чем он принял это решение, его посетила 26 ноября некая мадам Риттер. Она представилась как сестра умершей и заявила, что не может больше скрывать то, что ей известно. После того как мадам Пов упала на лестнице, ее посетила взволнованная сестра. Но к великому удивлению гостьи, больная призналась ей, что она совсем здорова. Ее друг Поммерэ сбросил с лестницы набитый мешок, чтобы соседи могли услышать шум падения. Поммерэ придумал гениальный план, который освободит ее до конца дней от всех денежных забот. Он помог ей заключить несколько крупных страховых договоров. Теперь с его помощью она симулирует серьезные, опасные для жизни болезни. Как только страховые общества убедятся, что она страдает неизлечимой болезнью, они согласятся заменить посмертную выплату страховой суммы пожизненной рентой, которая будет гарантировать ей 500 франков в месяц.

Мадам Риттер заявила, что безуспешно пыталась отговорить свою сестру от подобных действий. А когда она узнала о завещании страховых договоров, то в отчаянии просила свою сестру одуматься: ведь Поммерэ может не только сделать ее больной, но и умертвить ее, чтобы завладеть страховыми суммами. Но сестра находилась под влиянием любовника.

В ноябре 1863 года Клод был еще далек от мысли, что токсикология когда-нибудь станет неотъемлемой помощницей повседневной работы криминалистов, столь важной, что 50 лет спустя в Париже будет создана одна из первых в мире химических лабораторий полиции. Но в деле де ла Поммерэ он оказался, подобно Эжебаеру, предвестником будущего тесного сотрудничества криминалистов и науки. Сразу же после беседы с мадам Риттер он убедил следователя Гонэ в необходимости эксгумировать труп умершей и установить, не умерла ли она от яда (отравления). Исследование поручили Амбруазу Тардьё.

Тардьё и его ассистент Русен приступили к исследованию 30 ноября 1863 года, то есть спустя тринадцать дней после смерти вдовы Пов. Они не обнаружили никаких поражений внутренних органов. Все органы, особенно сердце, были совершенно здоровы. Ни холера, ни другое расстройство желудка не могли привести ее к смерти. И Тардьё принялся за поиски яда. Тем временем Клод неожиданно для Поммерэ приказал его арестовать и обыскать дом. Во время обыска были обнаружены странные любовные письма вдовы к врачу и, прежде всего, необычная для гомеопата богатая коллекция ядов и ядовитых медикаментов: большое количество мышьяка, сублимата, стрихнина, аконитина, атропина и других ядовитых алкалоидов, а также цианистый калий, синильная кислота, дигиталис и превращенные в порошок листья дигиталиса.

Клод передал Тардьё 10 декабря личную коллекцию ядов Поммерэ и конфискованные письма. Десять дней он уже ждал результатов по обнаружению яда — и напрасно. Он стал беспокоиться и отправился в лабораторию Парижского университета, где застал Тардьё и его ассистентов среди дымящихся сосудов и колб. Они были в удрученном состоянии, так как применили все методы определения минеральных и металлических ядов, и все безуспешно. Уже несколько дней они занимались поисками растительных алкалоидов. Тардьё изготовил множество экстрактов по методу Стаса и подверг их всем известным реакциям на цвет. Вытяжки были подозрительно горькими на вкус. Но реакции не указывали на какой-то определенный растительный яд. Только горечь была столь явной, что Тардьё не оставляла мысль, что он имеет дело с растительным ядом, может быть с таким, для которого еще не найден реагент. Тардьё высказал Клоду недовольство тем, что уголовная полиция, не говоря уже о полиции вообще, не имеет ни малейшего представления о токсикологии. Иначе она не ограничивалась бы передачей токсикологам только трупов и не ждала бы от них чуда. Необходимо тщательнее осматривать место преступления в поисках следов, необходимых для токсикологических исследований. Работа эксперта была бы в тысячу раз легче, если бы в его распоряжении всегда были рвотные массы пострадавших или их следы на полу. Они содержат всегда больше яда, чем можно экстрагировать из трупа.

Когда Клод, еще больше расстроившись из-за безрезультатности всех анализов, покидал лабораторию, Тардьё еще не знал, что ему предпринять. Первое обследование коллекции ядов де ла Поммерэ ему не особенно помогло. В ней было так много алкалоидов, что это вызывало определенные затруднения. Любовные письма вначале не заинтересовали Тардьё, потому что он считал их маловажными для своей работы, а удрученный неудачами Клод забыл обратить его внимание на некоторые имеющиеся там места, которые могли бы вызвать интерес токсиколога.

После всех неудач Тардьё решил полученные экстракты различных органов трупа ввести, как он после выразился, «прямо в кровь подопытной собаки и посмотреть, произойдет ли вообще какое-нибудь отравление».

Тардьё вспомнил, что еще Стас производил подобные эксперименты, правда только для подтверждения идентификации алкалоидов, установленных уже другим способом. Смешав различные экстракты, он сделал из пяти гран этой смеси инъекцию собаке, у которой вскоре открылась рвота, и, обессиленная, она свалилась на пол. Сердце билось неровно и временами останавливалось. Через шесть с половиной часов число ударов пульса дошло до сорока пяти. Дыхание стало неглубоким и затрудненным. Это состояние длилось двенадцать часов. Затем собака стала приходить в себя.

Итак, действие экстракта не было смертельным. Но Тардьё не сомневался, что здесь был яд — яд, действующий на сердце. Что его больше всего взволновало, так это совпадение симптомов болезни, от которой скончалась вдова Пов.

Тардьё вновь проверил аптеку де ла Поммерэ. Перечитывая список содержимого аптеки, он обратил внимание на дигиталис. Речь шла здесь об экстракте из листьев красной наперстянки, лекарственное действие которой было открыто английским врачом Уитрингом в 1775 году. Использование лекарства допускалось в очень малых дозах. При употреблении завышенных доз дигиталиса после небольшого возбуждения сердечной деятельности наступал паралич сердечной мышцы и смерть. Снова наблюдалась параллель с явлениями болезни умершей вдовы. К этому времени было установлено, что Поммерэ приобрел 11 июня 1863 года целый грамм, а 19 июня — еще два грамма дигиталиса. В день обыска были обнаружены лишь пятнадцать сантиграммов, то есть одна двадцатая часть. Когда Тардьё прочитал письма, у него появилась уверенность. Он понял, почему Клод передал их ему. В письмах шла речь о дигиталисе. В последние недели перед смертью вдова де Пов как бы между прочим сообщала своему возлюбленному, что по советам своих знакомых она принимает дигиталис, чтобы «возбудить» себя. Это звучало странно.

Тардьё решил сделать из оставшегося в аптеке дигиталиса инъекцию второй собаке. После инъекции примерно через двенадцать часов собака сдохла. Симптомы: рвота, возбуждение, слабость, неритмичность и полный паралич сердца. Теперь Тардьё был уверен, что вдова де Пов скончалась от отравления дигиталисом. Де ла Поммерэ, видимо, знал, что обнаружить дигиталис невозможно, и поэтому выбрал именно его. Кроме того, Тардьё заподозрил, что Поммерэ сам побудил свою любовницу написать ему под каким-либо предлогом о принимаемом ею дигиталисе. Возможно, он решил на всякий случай подстраховаться. Письма должны были доказать, что мадам де Пов легкомысленно и без его ведома принимала ядовитые медикаменты.