Стоит Попробовать

Зина медленно повернулась. Она стояла посреди комнаты вызывающе обнаженная и совершенно взбешенная, а потому ничуть не стеснявшаяся своей наготы.

Олег же, бесстыдно лаская ее взглядом, продолжал объясняться с другой женщиной:

– Когда-то мы с ней расстались из-за недоразумения, но теперь, когда мы снова встретились, я собираюсь предложить ей руку и сердце...

Зина застыла, а глаза ее округлились от изумления.

– Весьма своеобразный способ делать предложение, - вполголоса прокомментировала она заявление Олега, которое можно было назвать не иначе как абсурдным, но тут же лицо ее просветлело, а во взгляде отразилось понимание.

– Как же я сразу не сообразила?
– сама себе удивилась Зина.
– Вероятно, это просто эффективный и к тому же эффектный способ отделаться от чересчур настойчивой подруги, которая уж слишком досаждает.
– В словах ее прозвучала смесь сарказма и вполне искреннего сочувствия, если, конечно, можно вообразить такое сочетание.

– ...и очень надеюсь уговорить ее выйти за меня замуж.
– Не столько в голосе Олега, сколько в его взгляде читался откровенный вызов.

Это было уж слишком! Зина стряхнула с себя оцепенение и твердо сказала:

– Мне надо домой, боюсь, дочка уже заждалась меня.
– Резко повернувшись, она быстро вышла из комнаты.

***

Направив на себя душ, она стояла под тугими струями воды, совершенно безуспешно пытаясь взять себя в руки.

Больше никогда она не собиралась ставить свою жизнь в зависимость от отношений с мужчиной. Больше никогда она не собиралась выходить замуж. Не говоря уж о том, что еще неизвестно, как воспримет идею о ее замужестве Александра. И как Сашенька воспримет Олега в качестве отчима тоже неизвестно. Господи! О чем это она? Ведь она не собирается больше замуж! Ни за Олега, ни за кого другого, вообще ни за кого!

Зиночка закрутила воду и чуть не сорвала с кронштейна полиэтиленовую занавеску, намереваясь всего лишь отодвинуть ее.

Правда, отказываться от Олега она тоже не собиралась. Сколько бы ни продлилась их связь на этот раз, она будет просто получать удовольствие от общения с ним и, естественно, от секса с ним. Потому что секс с ним был прекрасен, это было действительно здорово. Задумываться о том, что эмоции ее затронуты гораздо глубже, чем ей хочется это признать, Зиночка тоже не собиралась. Равно как и о том, что чувство, которое она испытала, когда позвонила неведомая ей Таня, называется ревностью.

Одеваясь и ожесточенно расчесывая волосы перед зеркалом, Зиночка все еще пыталась обрести хоть какое-то душевное равновесие.

Может быть, она и не создана быть любовницей, но с момента ее создания прошло слишком много времени, и теперь это не суть важно. По крайней мере ей самой теперь больше всего подходит именно эта роль. Отношения между любовниками не предполагают каких-либо долгосрочных обязательств, и ее это устраивает. Во всяком случае, она не будет чувствовать, что ее предали, когда ее сменит другая любовница. Или будет? А если другая любовница будет существовать одновременно с ней?

Последняя мысль вызвала у Зиночки яростный протест. Это привело к тому, что расческа вырвалась из рук и отлетела в угол ванной.

С другой стороны, она на собственном опыте знает, что если любви нет, никакие узы брака не предотвратят появления другой женщины. И в то же время без всяких официальных обязательств любовники могут хранить верность друг другу. Такое бывает. По крайней мере, может быть.

Вот на этой идеалистически-оптимистической мысли Зиночка и покинула свое убежище в ванной, попав при этом прямо в объятия Олега, который как раз проходил мимо. Он был полностью одет, а в руках держал упакованные в целлофан хризантемы.

– Я не выйду за тебя замуж!
– выпалила Зина, когда, шурша целлофаном, он привлек ее к себе.

Левая бровь Олега поползла вверх, однако он не проронил ни слова, пока не избавился от мешавшего ему букета. Правда, для этого ему пришлось оторвать Зиночку от пола и перенести ее поближе к столику с телефоном. Теперь, когда руки его были свободны, Олег крепко прижал Зиночку к себе и, глядя ей прямо в глаза, задал вопрос:

– Почему?

Она, удобно и уже так привычно расположилась в кольце его рук.

– Потому, что я вообще больше не собираюсь выходить замуж. Ни за тебя, ни за кого-либо еще. Никогда.

– Никогда не говори никогда, - назидательно сказал Олег.
– Вспомни, Зиночка, как нам было хорошо в постели еще каких-то пятнадцать минут назад.

– Это был только секс, - возразила она, едва сумев подавить стон, когда губы Олега, коснувшись ее шеи, стали прокладывать дорожку из поцелуев, спускаясь все ниже к пульсирующей жилке около ключицы.
– Секс ничего не решает.

– Во-первых, - его губы заскользили теперь уже вверх по ее шее - это не только секс, во-вторых, - он слегка прикусил ей мочку уха, - очень даже решает...

В этом он был прав, но не могла же она так легко признать его правоту, поэтому, собрав всю свою волю в кулак, Зиночка постаралась говорить легко и даже беззаботно:

– Вряд ли, Олежек, тебе приходило в голову жениться на всех тех женщинах, с которыми ты спал.
– Она едва не задохнулась, почувствовав его руку на своей груди.

– Тут ты права, дорогая, - охрипшим голосом согласился Олег и быстро отстранился от нее.

Казалось, он сам боялся потерять над собой контроль, это, видимо, не входило в его планы, поэтому, отпустив ее, он направился прямо к вешалке. Повернувшись к Зине с ее дубленкой в руках, Олег сказал:

– Ты, Зиночка, - единственная, на ком, несмотря на свой неудачный опыт, я собирался жениться еще семнадцать лет назад.
– Он спокойно выдержал ее недоверчивый взгляд.
– И собираюсь жениться сейчас, несмотря на то что столько лет успешно избегал уз брака.

– Почему?

– Почему собираюсь на тебе жениться? Во-первых, - начал перечислять Олег, - я тебя люблю, во-вторых... Вообще-то достаточно было бы и "во-первых", но я готов сообщить тебе, что, во-вторых, я не люблю спать один...

– Это что шантаж?

– Ни в коем случае!
– деланно возмутился Олег.
– Всего-навсего веский аргумент.
– Он помог ей надеть дубленку.
– Зиночка, неужели ты не хочешь каждую ночь засыпать и каждое утро просыпаться в моих объятиях? Ведь если ты не выйдешь за меня замуж, то из-за Александры просто не сможешь открыто жить со мной, так сказать, во грехе.