Стокгольм. История. Легенды. Предания

Из Петербурга Свен Гедин отправился в Оренбург. В этом городе в ноябре 1893 года он, по собственному выражению, расстался с цивилизацией. Дальше на его пути были Каракумы, Ташкент, Ферганская долина, Алайский хребет, перевал Тенгиз-бай...

Трудно перечислить все географические объекты и точки маршрута Свена. Многому он учился в своих странствиях. Так, за время пути от Оренбурга до Ферганской долины Гедин стал хорошим наездником и теперь мог совладать и с горячим скакуном, и со своенравным беговым верблюдом.

Среди царства смерти и холода

Зимой 1893 года Гедин добрался до Алайского хребта, расположенного в Киргизии и в Таджикистане, а восточной частью доходит до китайской границы.

Об этом путешествии Свен писал: «... В ночь на 26 февраля мы послали 8 киргизов с заступами, топорами и кирками вперед проложить дорогу, а затем рано утром выступил и караван.

Около Кара-или встретилось первое трудное место, где все еще возились наши киргизы, вырубая ступеньки во льду...

Поднялись мы на высоту 2850 м. Ночью дала себя знать «горная болезнь»; страшная головная боль и сердцебиение продолжались и весь следующий день...

В сугробах была протоптана узкая глубокая тропа; идти по ней — все равно что по узкой перекладине через трясину».

После спуска с гор в долину экспедицию Гедина подстерегали другие трудности.

«... мы сделали привал среди царства смерти и холода, где не видно ни былинки, ни следа жизни...

Поздно вечером была наконец разбита юрта... Только в час утра в лагере водворилась тишина. Термометр показывал 32 градуса... Набилось нас... как сельди в бочонок, и все-таки температура в юрте понизилась к утру до -24 градуса...»

Случается, что человек отправляется в дальние странствия лишь для того, чтобы испытать себя, научиться преодолевать трудности, побороть слабость.

Но Свен Гедин в опасных переходах в первую очередь познавал мир, проводил научные измерения, анализировал, вел постоянные записи. Ему не надо было искать трудности для испытания своей воли и физических возможностей, они сами находили его.

Очередная запись Свена в дни подъема на Заалайский хребет: «Утром 9 марта все мои киргизы пали на колени в снег, вознося Аллаху мольбы о счастливом перевале через опасный Кызыл-арт...

Но мы счастливо достигли гребня (4271 м)... На самом перевале... киргизы мои опять упали на колени и возблагодарили Аллаха...»

Несмотря на трудный переход, через двое суток Гедин уже приступил к изучению Памирского бессточного соленого озера Кара-Куль, расположенного на высоте 3910 метров над уровнем моря. Эти исследования проводились, когда температура воздуха опускалась ночью до -30 градусов.

И радушный прием, и недоверие

Через несколько дней экспедиция Гедина спустилась в долину Мургаба и прибыла на русский погранпост Памирский.

«160 солдат и казаков выстроились на стене и приветствовали нас громким «ура», — писал Свен. — Около ворот меня сердечно встретил комендант, капитан Зайцев, с шестью офицерами...

Потом было подано горчащее туркестанское вино, и комендант торжественно провозгласил тост за короля Оскара.

И если где был выпит от души благодарный бокал, и где-либо радость была так через край, так это именно здесь, на «Крыше мира», на высоте 3610 м, вдали от шумного света, в сердце Азии!..».

Радушная обстановка и прием на погранпосту навсегда запомнились Гедину. Он отмечал доброе отношение русских и к участникам его экспедиции, и между офицерами и рядовыми: «Тридцать человек солдат за отбытием срока службы должны были вернуться в Ош, и трогательно было видеть, как при прощании офицеры по русскому обычаю трижды целовались с каждым из уходивших нижних чинов.

С ружьями на плече, с ранцами за спиною солдаты бодро отправились пешком в 45-мильный путь, через плато Памира, в теплую желанную Фергану».

Пребывание на русском погранпосту, исследовательские вылазки в окрестности, помощь, оказанная офицерами и рядовыми, особенно вспоминались Гедину, когда его экспедиция достигла китайских поселений.

К шведскому путешественнику местные власти отнеслись с недоверием. Видимо, опасались, что он — русский разведчик. После долгой волокиты и переговоров ему все же позволили отправиться дальше, в Кашгар.

Китайские власти установили надзор за передвижением экспедиции. Как отмечал Свен:«... они давали мне знать о себе весь путь, запретив киргизам в этой области снабжать меня бараниной, топливом и другими необходимыми предметами».

Подобное отношение не обескураживало Гедина.

После возвращения в Стокгольм он рассказывал друзьям:

— Прекрасный вид китайского Памира прогонял все обиды, нанесенные людьми. Достаточно было, стоя на вершине, оглянуться по сторонам, как душа переполнялась восторгом, мечтой, желанием продолжить путь в неизведанное!..

Четыре попытки

В ту экспедицию Свен мечтал покорить высочайшую вершину Памира — гору Музтагата. За всю историю немногим альпинистам удалось подняться на ее 7546-метровую высоту.

«Моим намерением было, если возможно, добраться до самой вершины горы и исследовать ее геологическое строение, ее ледяной покров и гигантские ледники... — писал Свен. — Поэтому мы снарядились, как в настоящий поход, решившись во что бы то ни стало одолеть великана.

Мы решили подстерегать минуту, т.е. благоприятной погоды, в каком-нибудь укромном местечке и тогда сразу взять его приступом. Решено было разбить третий лагерь на возможно большей высоте, а оттуда уже производить рекогносцировки и наступление... Что же касается киргизов в Субаши, то они менее пессимистически отнеслись к подъему на Музтаг-Ату, нежели их соплеменники на Памире.

Все соглашались сопровождать меня и стараться до последнего, но думали все-таки, что экспедиция не удастся».

Недостаточное снаряжение, погодные условия, болезнь помешали покорить заветную вершину. Гедин со своим отрядом отступил, но вскоре предпринял новую попытку покорить гору.

Экспедиции удалось взобраться на 6300-метровую высоту.

«Достали хлеб, чай, топливо, чтобы развести костер, но стоило нам взглянуть на еду, чтобы нас затошнило; так никто ничего и не взял в рот. Нас только мучила жажда, и мы все глотали снег; даже яки проглатывали большие комки.