Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

В экипаже подводного крейсера около полутора сотен душ. Примерно 40 офицеров, примерно столько же мичманов и остальные матросы. У каждого из них на Большой земле есть родственники, причем разные. У кого сапожник, а у кого, к примеру, директор мебельной фабрики или председатель колхоза. Это сейчас на срочную службу идут только те, у кого нет денег откупиться или отдельные фанатики, а даже на закате советской власти шли все или практически все. На нашем корабле, к примеру, служил матрос Гафт. Известная фамилия. Племянник. И дядя его приезжал навестить во время гастролей на Кольском полуострове. И с командиром душевно говорил о разном. А тот, говорят, все время, будучи в Москве, находил невероятным образом дефицитные билеты на самые громкие спектакли «Современника». И это все же не самый показательный пример. Это просто пример повышения духовного и интеллектуального уровня командира корабля.

А есть и нечто посущественнее. Приходит, допустим, к командиру мичман Пупкин и говорит: тащ командир, отпусти, ради бога, на недельку домой, под Ростов. Деньги платят нерегулярно, редко, скажем прямо, трех детишек и жену кормить надо, а я там у брата в станице овощей, мясца копченого и прочей снеди себе и семейству на зиму обеспечу. Все равно, тащ командир, сидим в казарме, корабль не держим. Сведет командир брови сурово, поиграет желваками, подумает. Вздохнет и махнет рукой: езжай Пупкин, понимаю тебя, время ныне трудное, надо личный состав беречь и помогать ему пережить этот бардак, езжай. Беру на себя ответственность! А не сможешь ли, Пупкин, и мне прихватить того же самого и столько же? Я ж с тобой из одного котелка жую, из одного кошелька деньги получаю, в той же грязи барахтаюсь. Денег у меня сейчас нет. Ты езжай, а я потом расплачусь. Наверное.

Пупкин намек понимает и с утра стартует на своей колченогой «шестерке» через всю страну. А дома его родня, благо все свое, домашнее, на своих огородах выращенное, снабжает по полной, и несется через недельку Пупкин обратно с доверху забитым прицепом и салоном в родную базу, где его уже ждет командир, грудью все это время прикрывавший ушедшего на «боевое» задание мичмана. И все довольны. И Пупкин, которому теперь есть что положить в тарелки своим детям, и командир, все же «забывший» отдать денежки за полтонны груза. А сколько можно такого провернуть с теми офицерами и мичманами, у кого родня может что-то достать или очень дешево отдать: мебель, одежда, машины, путевки и прочее. Тут, конечно, деньги отдавать придется, но очень и очень небольшие. Родня ведь своих всегда помнит, любит и заботится, а потому «обиженным жизнью» служакам всегда готова помочь.

А есть варианты еще интереснее. На каждом корабле всегда есть «мертвые души». Всякие списанные, штабные и прочая накипь. Получают денежки они по-морскому, стоят на довольствии и все прочие блага плавсостава имеют на бумаге в полном объеме. А вот реально-то все не так просто. Они ведь и в море «ходят». Вот сидят в штабе пара мичманов и один списанный офицер, бумагами шуршат в строевой части. Они-то по уму понимают, что, если надо, их в море вытащат, несмотря ни на что. А тут прибегает помощник командира и говорит: мы в море на контрольный выход, давайте-ка ваши продаттестаты, штаба много идет, их кормить надо. У ребяток выбор невелик. Не отдашь — можешь и сам в моря загреметь или с командиром отношения испортить, а он, кстати, денежные ведомости подписывает, да и после размеренной штабной работы в моря ох как не хочется. Потом помощник таким образом еще пару-тройку не очень нужных в море матросов прикомандировывает… приказом по дивизии, берет у них продаттестаты, а самих оставляет на берегу. И вот идет крейсер в море, суток эдак на 20, а на борту «мертвых душ» человек 5–7, а это сколько продовольствия лишнего-то! Штаб все равно кормится за счет экипажа. А вот излишки эти, очень даже немалые, потом куда идут? Правильно! В холодильник командира и в холодильник интенданта, а кое-что и на корабле остается, в виде НЗ. И поэтому получается, что очень часто на кораблях самые доверенные лица командира не старпом, не помощник командира, а именно интендант и финансист. Один командира кормит и поит. Другой — «финансирует» и «кредитует». А морское денежное довольствие, которое нарабатывается «мертвыми душами», как правило, им не дается. Они же в море не ходили. Но выписывается всегда, ведь согласно приказу они в море были. Потом получается финансистом, и. Дальнейшая судьба этих денег, надеюсь, ясна и без подробных объяснений.

Много чего могут командиры. Много чего могут рассказать об этом офицеры. В советское время, надо отдать ему должное, их даже и сажали за это. Редко, но сажали и адмиралов. Но, как правило, все же мусор из избы не выносился. Гаджиевцы, наверное, помнят командира «Ленинца» с его гаражом консервов и прочими радостями жизни. Так и остался пенсионером, правда, с определенными ущемлениями, но не в виде тюремного заключения. А сейчас никому и этого не надо. Время такое, хватай, пока не кончилось. Да бог с ними, командирами да адмиралами, они же не с пеленок начальники, они тоже из младшего офицерства вырастают.

А вот тема рядовых офицеров и мичманов — тонкая и деликатная. Откинем тыловиков и штабных, которые рвут и будут рвать во все времена все, что под руки попадается. Служба у них такая, ничего не попишешь. А вот кем был плавсостав в 90-е годы? Обиженные, униженные, разоренные, безденежные и брошенные государством люди. Мужчины, уходившие служить великому государству, оказались никому не нужными, кроме своих начальников. А начальники-то, в большинстве своем, пошли уже не те. Им же с высоты своих звезд гораздо лучше было видно, что катится флот в тартарары, и будет катиться до тех пор, пока кто-то на самом верху вдруг не осознает, что его почти и не осталось. И видно им было, что сейчас самое время для того, чтобы вопреки всем правилам навертеть себе на погоны лишние звезды, не считаясь ни с чем. Это раньше надо было о личном составе думать, когда с ним годами в море ходить приходилось. А ныне настал период временщиков, одна автономка, и поехал в Питер, в академию. Вернулся, еще одна автономка… и бац! Уже адмиральская должность. А там уже и «паук» на погон упал. Зачем такому орлу о личном составе думать? Самое главное — один поход осилить, без замечаний, без происшествий, без негатива, а там дальше. Да хоть потоп!

Командиры перестали держаться за свои экипажи, и не стало экипажей. Командиры стали меньше думать о своих офицерах и мичманах, а больше о себе, и стало понятно, что ты никому не нужен. А при чем тут воровство? Да вроде и ни при чем, но и они воруют. Хотя, как можно обвинять человека в том, что он, не получая уже третий месяц зарплату в Заполярье, прет домой консервированный картофель и базовский полусырой хлеб, чтобы накормить семью, в то время когда его командир корабля покупает новый автомобиль, командир дивизии требует в море цыпленка табака, когда весь экипаж давится перловкой, а командующий флотилией каждые пару месяцев отправляет на Большую землю парочку контейнеров неизвестно с чем. А безнаказанность расслабляет всех. Раз не поймали, два не поймали, глядит офицер или мичман на старших товарищей и уже тащит на рынок химические фильтры с ценными металлами или еще какие-нибудь корабельные штучки, за которые деньги можно выручить. Или что-нибудь покруче. Слава богу, что хоть стрелкового оружия на лодках маловато, не сопрешь без шума великого. Зато можно спереть такое, что корабль в море через пару суток такую аварийную тревогу с добавлением слова «фактическая» отработает, что всем мало не покажется. А сколько всего еще на бумагу просится, тут просто отдельная книга может получиться.

«А при чем же здесь христианство-то?» — спросите вы. Несвязно вроде как получается. А вот и нет! Заметили, что пошла в последние годы мода (по-другому, к величайшему сожалению, сказать не могу) строить в военно-морских базах часовни и церкви? Мол, возвращаемся к истокам. Возьмем перед походом и поставим по свечечке Николаю-угоднику, покровителю мореходов, и душа очистится от скверны, и грехи простятся, и море примет как родного. Так-то оно так. Но кто-нибудь задумывался, на какие-такие средства все это строится? У флота на это денег нет. У него на самое важное-то не хватает. Пожертвования? Это чьи же? Так и рисуется картина со стоящим в метро седовласым адмиралом с табличкой на груди и ящичком у ног. А на табличке слезу вышибающие строки: «Люди добрые! Православные! Помогите, кто чем может, на постройку храма Николая-угодника в г. Н-ске-199, Мурманской области!» А ящичек опечатан печатью местного прихода и гербовой печатью флотилии. Самим-то не смешно? А думаю, что все происходит так. Церковь-то немного денег все равно дает: ей позиции, за 70 лет утраченные, восстанавливать надо. Еще спонсоры дают. Есть сейчас такое «боевое» образование на флоте. РПК СН «Рязань» — а спонсор губернатор Рязанской области, крейсер «Москва» — читай, сам Лужков и так далее. Вот и они деньжат отсыпали. А дальше начинает истинно флотская смекалка работать. Может, кто слышал, есть такой интересный способ строительства, как «хап»-метод? Военные уж точно в курсе. Но на всякий случай поясняю. Вызывает адмирал начальника тыла и приказывает ему в 3-месячный срок построить… пусть церковь для матросов. И при этом поясняет, что денег на это нет, есть кирпича немного и цемента, как раз на фундамент, ящик гвоздей и 3 рулона обоев… веселеньких. Но Родина приказывает — построить! Адмирал всемерную помощь в рамках гарнизона обещает. И начинается строительство! Хап — от каждого экипажа по 3–5 морячков откомандировывают в этот стройбат. Хап — приказ от всех кораблей выделить из собственных запасов по 5 банок краски корабельной и еще всякой всячинки по мелочи. Хап — флотский стройбат отправлен брошенные казармы и дома на кирпичики разбирать. Целые брать — колотые откладывать. Хап — послали пару «КамАЗов» с бойцами для сбора брошенных досок и бревен по дорогам. Причем если можно попросту спереть — хватайте, чем больше соберете, товарищи матросы, тем на больший срок в отпуск уедете. Лежит около камбуза стройматериал для его ремонта, еще полгода назад выделенный, — все отдать на церковь! Духовность поважнее желудка-то будет. А камбуз будет дан приказ тоже подремонтировать… потом… таким же методом. И смотришь, церковь не по дням, а по часам растет. А тут и спонсоры кто денежками, а кто и стройматериальчиком помогать начинают. Денежки пока в сторону, материал тоже, по большей части на задний двор откладываем. Вот проходит 3 месяца. И встает церковь посередь базы военно-морской с крестом (дарован спонсорами) на куполе золоченом (дарован патриархией). Ничего, что немного неказиста, на то он и флот, чтобы в море ходить, а не строительством заниматься. И начинается действо. Освящение, речи, моряки в парадных мундирах, хор, оркестр медью сверкает, бакланы перепуганные вокруг носятся. И все довольны. РПЦ — новым приходом. Население — хоть каким-то развлечением. Матросы, храм воздвигавшие, радуются отпуску будущему. Спонсоры — зримому воплощению их благотворительности. А более всего рады начальнички. Построен-то храм «хап»-методом, как говорится, с бору по сосенке. Ну пришлось немного денег из спонсорской кассы на внешнюю отделку выделить, так то ж копейки, да и спонсоры сами парни не промах, они под эту помощь флоту бог весть сколько денег прикарманили, да и нас не обидели. И вот поехали стройматериалы сэкономленные в контейнерах, какой под Питер, какой под Москву, на коттеджи, не доделанные для офицерства верховного, а деньги уже давно обналичены под ту же фиктивную закупку таких же стройматериалов. Под ту же церковь. Вот тебе и вся христианская благодать.

Флот — частица Вооруженных сил. Вооруженные силы, как известно из современной периодической печати, — это зеркало государства. Вывод напрашивается сам: флот — зеркало государства, но, принимая в расчет специфику флотской жизни, это зеркало искривленное. Своеобразное такое. Но внешне очень красивое. А теперь еще и православное.

У нас воруют все. Кто не согласен — покопайтесь в своей собственной голове, напрягите мозги. Извлеките из кладовых памяти моменты, которые воспринимали как само собой разумеющиеся, и вы будете вынуждены признать, что грех присваивания чужого висит и на вас. И может быть, устыдитесь. Но это не порицание. Система такая. Вороватая. А посему и вывод: воровать много — плохо. Но еще хуже воровать мало. Не по-христиански это. Мало украдешь — храм не построишь.

Мимоходом. Собачья жизнь

Август. Скверная пора. Короткое северное лето подошло к концу. Потихоньку начинаются дожди и ветра. Все чаще наползают противные сырые туманы, от которых хочется спрятаться под теплое одеяло и лежать, не спеша отхлебывая горячий чай из стакана в старомодном подстаканнике. Ощущение свободы от отсутствия семей уже притупилось и даже порядком поднадоело, но до приезда «мамок с детками» еще целый месяц. Скучно и мерзко.

Корабль уходил на две недели в губу Окольную. Выгружать ракеты. Вечером завели один реактор и посадили экипаж на борт. Уставший народ разбрелся по каютам — кто спать, а кто уничтожать во время ночных посиделок корабельные технические жидкости. Тайком сбегать домой желающих оказалось немного. Да и зачем? Холодильники дома пустые, постели холодные, горячей воды нет. А на родном крейсере и накормят, хоть и не изысканно, но от живота, и в сауне попариться можно, и не скучно одному. Я и сам только на полчаса домой сгонял, чтобы рыбок в аквариуме покормить и соседей проинструктировать по надзору за моей живностью. Командир ушел в каюту и сразу после ужина улегся спать, дабы не смущать народ, хорошо понимая: не дергай людей — ничего и не будет. Старпом, уютно устроившись в командирском кресле, дремал, изредка обводя мутными глазами центральный пост. В общем, обычная обстановка.

Рано утром после учебной тревоги и приготовления на корабль приехал начальник штаба дивизии и скомандовал «Трогай!». Буксиры послушно подцепили ядерного гиганта и, тыкаясь носами в борта, начали не спеша вытаскивать его из бухты. На корабле воцарилась «рабочая» тишина. Перешвартовка — самая спокойная пора для большей части экипажа. Все начальники наверху на мостике, по отсекам не шастают, людей не пугают. Заняты только вахта центрального поста и механики. Остальные лениво раскладываются по креслам на боевых постах и продолжают прерванный ночной сон. Тишь да гладь.