Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

Но. Судьба ведет за собой желающих и тащит упирающихся. Пробоотборщики прибыли, как и обещали, ровно через два часа. Но пробы брать не торопились. Ибо одновременно с ними на корабль прибежало три «безумных физика-теоретика» из береговой лаборатории физпуска реактора с навязчивой идей произвести замеры параметров работающего генератора. Их неуемное желание подкреплял ворох бумаг с печатями, так что пришлось на это согласиться. Замеры долго не удавались. То приборы не калибруются, то еще что-то не так идет. А часы-то тикают! Ну «физики-теоретики» всегда были слабоваты на рюмочку, и поэтому в конце концов при помощи силы убеждения и литра шила их удалось уговорить на усредненную оценку состояния активной зоны реактора. Что они и засвидетельствовали в письменном виде в моей каюте, между второй и третьей стопкой. Но все же три часа времени это мероприятие убило. Пока «физики» приканчивали у меня в каюте спирт, дело пошло веселее. Девчонки-пробоотборщицы, осатаневшие от бесцельного сидения, дело свое сделали быстро и без женских закидонов. Изнывающий в каюте командир прорычал разрешение на вывод, но только мы начали снижать мощность, на тебе, новая напасть! Отбой выводу. Где-то наверху вдруг решили, что мы пришвартовались не у того пирса. Оперативный дежурный, сообразив, что мы еще и не начали выводиться, быстренько это дело запретил, получил добро от командующего на перешвартовку и озадачил нашего командира и буксиры. Так мы потеряли еще полтора часа. Потом электрики еще час с лишним принимали питание с берега. Мы, не дожидаясь, начали вывод моего левого борта, благо по инструкции это не запрещено. Если по правде, вывести реактор из действия можно и за одну минуту, но записи в журнале ГЭУ и вахтенном журнале ЦП должны все же по времени обязательно соответствовать инструкции. Да и защиту реактора можно сбросить только с разрешения командира корабля. Но все делается быстро и ловко, особенно если командир уже в полном бешенстве от ускользающих выходных. Короче, сплошной обман, но с благородной целью: отпустить народ домой. Ударно нарушив все положения, документы и постулаты ядерной физики, оба борта вывели за два часа и закончили свои дела примерно часов на пять позже намеченного времени.

Наконец все завершилось. Экипаж в считанные минуты построился на пирсе, нервно подергиваясь в строю, выслушал наставления командира и нестройной толпой рванул к КПП. Через полчаса подошла и наша очередь. Принимая в расчет нашу полную задолбанность превратностями сегодняшнего дня, механик милостиво разрешил свалить всем, кроме комдива раз Полканова. Тот и так все равно заступил на вахту и обещал заодно поставить парогенераторы на хранение без всякой помощи офицерского состава. Около восьми часов вечера троица «закаленных» бойцов добрела наконец до Лобовского дома. Мы чертовски устали, и нашим общим желанием было дерябнуть по 100 грамм и расслабиться за столом с горячей некорабельной пищей.

К нашему полному изумлению на звонок за дверью никто не прореагировал. Не было слышно даже шорохов. Мы растерянно переглянулись. В голову никаких достойных мыслей не приходило. Неужели молодые товарищи кинули нас самым беспардонным и наглым образом. Зная их, в такой расклад мы не очень-то верили. Покурили. Обсудили положение. Я, обладая кое-какими кулинарными задатками, предложил, раз так, двинуться ко мне и наскоро что-нибудь сварганить. Благо только у меня одного в холодильнике еще что-то присутствовало. На этом и остановились. Уже уходя с площадки, Костик с досады саданул ногой дверь Вадимовой квартиры. А она взяла и со скрипом открылась.

Делать нечего, пришлось заходить. В комнате нашим глазам предстала картина полной алкогольной несостоятельности наших бравых лейтенантов. На диване, уткнувшись носом в подушку, храпел Андрюша Никиткин. Причем в полной форме одежды, не расстегнув даже крючки на кителе и с засунутыми в карманы брюк руками. Игорь Остапов спал за столом, положив голову в тарелку, словно в банальном фильме про алкоголиков. Вадиму, судя по всему, чувство хозяина и ответственности за предстоящее мероприятие, видимо, не дало уснуть в таком же свинском виде. Старший лейтенант Лобов, издавая гортанные звуки, спал, сидя на стуле и откинув голову на его спинку. Между пальцев левой руки была зажата потухшая сигарета, а правая крепко сжимала вилку, вертикально торчавшую вверх. Но поразил нас и сам стол! Ребята постарались на славу. Пяток жареных курочек, салаты, корабельная колбаса и ветчина и много разных других мужских вкусностей. Венчали стол две трехлитровые банки. Одна полная, другая пустая. Костик, попробовав на язык жидкость из полной, со знанием дела констатировал:

— Они три литра разбавили один к одному. Судя по всему, долго нас ждали и периодически прикладывались. Мальчики здоровье свое не рассчитали и просто-напросто отрубились. Слава богу, обе приговорить не успели. Что делать будем?

Конечно, никакого удовольствия сидеть за одним столом с тремя «телами» не было. Но и не тащить же все добро ко мне за десять домов! Плюнули на неудобства и сели за стол, предварительно перебазировав не реагирующих на внешние раздражители Лобова и Остапова на диванчик Никиткину в компанию.

Выпили. Закусили. Потом еще раз. Минут через пятнадцать похорошело. А еще через полчаса родилась идея. У кого первого, не скажу, не помню, да оно и не важно. Решили мы проучить наших «боевых» товарищей за невоздержанность и неумеренность в питье, а также за невнимательность к своим старшим товарищам по оружию. Опрокинув еще по рюмашке, мы тихонечко вышли из квартиры, заперли спящих и разошлись по домам.

Сорок минут спустя мы снова собрались в Вадиковой квартире. Но уже не с пустыми руками. Я и Кузя притащили из своих домов по две сумки тары из-под винно-водочных товаров — весь запас, скопившийся в наших квартирах с момента отъезда жен. Водочные, винные, пивные бутылки. Вооружившись тряпками, мы начали старательно стирать пыль с наиболее старых экземпляров. Доза горючего, принятого нашей молодежью на грудь полностью подавила рефлекторный аппарат спящих и на постукивание и позвякивание бутылок они ровным счетом никак не реагировали. То же, что принес Костик, носило исключительно интимный характер.

Дело в том, что капитан-лейтенант Воробьев за три месяца до описываемых событий расстался с супругой. Навсегда и бесповоротно. Официально. Коренная севастопольская девушка Аля за семь лет совместной жизни с Костей так и не смогла привыкнуть к реалиям заполярной жизни, отчего все эти годы пребывала в возбужденно-истерическом состоянии. Выходила она из него лишь на короткий летний срок дома у мамы, да и там, бывало, то и дело срывалась, как только заходила речь о возвращении на Север. Константин первые годы жизни с женой стоически и философски терпел такое положение дел. А потом стал уставать и нервничать. А если учесть, что такой же коренной севастополец Костя стрессы снимал традиционным флотским способом — через стакан, то их совместное существование представить было нетрудно. Хотя людьми по большому счету они были хорошими. Просто не сложилось, и все тут! И чем больше впадала в психоз Аля, тем чаще прикладывался к своим корабельным запасам шила Костя. В конце концов, прошлой осенью Костина половина наотрез отказалась возвращаться на Север. Обоих детей она, естественно, оставила у себя, мотивируя это плохим влиянием Кольского климата на их здоровье (что и на самом деле имеет место) и папой-пропойцей (что не совсем соответствовало действительности). Косте деваться было некуда, отпуск заканчивался, и он, поругавшись напоследок, уехал один. Але же, видно, Крым пошел на пользу, так как уже через несколько месяцев она сообщила муженьку, что любит другого, и «расставанья близок час». Заодно она сообщила, что подала на развод. Костя, уже давно фатально относившийся к перспективам своего брака, ответил письменно заверенным согласием на все процедуры и неожиданно для всех, и в первую очередь для себя, практически перестал употреблять горячительное. Устроил грандиозное по масштабам наведение порядка в квартире, переставил всю мебель и перестал собирать под своей крышей пьяные компании, делая исключение только для наиболее близких друзей. И как раз три месяца назад ему пришло извещение, что он официально свободен. Сие торжество Костя отметил с ограниченным кругом товарищей в своей преображенной квартире, после чего начал вести очень умеренную по военно-морским понятиям жизнь.

— Вот, все не знал, куда это барахло деть после моих авгиевых конюшен, — усмехаясь проговорил Костя, вываливая на диван из сумки груду белья. Мы только присвистнули. Бюстгальтеры, женские трусики, колготки, чулки, какие-то кружевные рюшечки и тряпье, баночки и скляночки.

— Моя за этим дерьмом все равно не вернется, а пыль протирать им неудобно. Приступим!

И мы приступили.

Свежевымытые бутылки живописно расставили и разложили на столе. В некоторые из них плеснули немного спирта, чтобы создать иллюзию недопитости. Десяток раскидали по комнате. На стол добавили изрядное количество тарелок, стаканов и фужеров. Разложили по ним остатки пищи, некоторые фужеры наполнили.

— Искусство требует жертв! — торжественно изрек Костя и, пошуровав в принесенном, достал несколько тюбиков помады. Намазал ею губы и предложил выпить за успех мероприятия. Выпили. На Костином фужере остались следы помады.

— Мысль ясна? — Костя раздал нам по тюбику.

— Она разного цвета, пусть подумают, что у них много женщин было.

Пришлось и нам усиленно пачкать фужеры косметикой. Дальше нашу компанию уже понесло.

— Мужики, расстилай кровать в соседней комнате! — Разыгралась фантазия у Кости.

Быстренько расстелили двуспальное супружеское ложе Вадима. Аккуратно перенесли мертвецки пьяного хозяина на кровать. Признаков жизни он не подавал, только чмокал губами и урчал.

— Раздеваем! — Я уже понял замысел «злобного» каплея Воробьева.

Раздели. Догола. Одежду беспорядочно разбросали по всей комнате. Уложили хозяина в кровать. В одну руку Вадиму вложили бюстгальтер, в другую ажурные трусики. Получилось очень убедительно.

— Стойте! Чего-то не хватает, — посетила творческая мысль Кузю.

— Ага! Сейчас!

Он мгновенно достал из шкафа вторую подушку. Положил. Прилег рядом с Вадимом, оставив на ней вмятину от головы.

— Вот так убедительнее. Что еще?

— Создаем картину полного пьянейшего разврата молодых перспективных офицеров флота, — сказал Костя, засовывая прозрачные черные колготки под подушку хозяина. Потом улыбнулся и достал из кармана пачки презервативов.

— Повторяю: полнейшего разврата. — И начал один за другим разрывать упаковки с изделием. Когда Костя освободил уже штук пять презервативов, я попытался его остановить.